— Анахронизм! — сказала моя дочь и прервала связь.

Анахронизм — это я. Тот, кто до сих пор называет Глобал-Нэт Фейсбуком и вместо шоу постит «примитивные закаты и рассветы». Так Соня и сказала — примитивные. С пренебрежительным ударением на последнем «и».

Разница между поколениями — это нормально. Да, нормально. Я думал бы так, если б не был отцом двадцатилетней дочери, у которой ещё не прошёл подростковый бунт, которая ненавидит своё имя, только потому что не сама его выбирала, и верит Глобал-Нэт больше, чем собственным глазам. И которая мечтает развиртуализировать свою улучшенную личность. Пожалуй, это беспокоит меня больше всего. Недостатки — единственное, что нас отличает от машин.

Я таращился в окно, будто мог там высмотреть решение. Но видел лишь соседских детей — те сидели на скамейке и гоняли голограмму мяча. Унибраслет у младшего Серёжки сел, он выбыл из игры и расстроенно поплёлся домой — заряжать. Китайская подделка, плохое качество. Оригинальный Apple держит заряд несколько недель.

Играли сосредоточенно. Не кричали. Радовались победам сдержанно — промелькнёт удовлетворённая улыбка, едва заметно поменяется выражение глаз.

Двор-колодец молча жарился на солнце. Вспомнилось время, когда эти стены отражали эхо детских возгласов, и мне стало не по себе. Соня не приходила в гости. Стыдилась. Старый, четырёхэтажный дом. Глупый, говорила Соня. Все её друзья, их семьи давно перебрались в современные квартиры с системой «умный дом». Парень Сони снимал такую квартиру. Наверное, поэтому и начала с ним встречаться. А в остальном — не знаю, что их с Витом объединяло. Они сидели на одном диване, но каждый пялился в свой экран. Заходил к ним лишь раз. Тридцать восьмой этаж, весь город — далёкая карта. Дочь видела в этом свободу полёта. А я — только свой страх.

Жаркий воздух облепил, лишая сил. Я закрыл окно, включил кондиционер. Сам включил, давать голосовые указания было некому. Вернулся к ноуту, но работа не клеилась. Я писал тексты на заказ — и это тоже было старомодным. Рекламные тексты с ключами, тщательно рассчитанной плотностью вхождений и продуманным латентно-семантическим индексом уходили в прошлое, уступая место коротким видеошоу. Но клиенты у меня всё же оставались: корпорации-монстры, вложившиеся в Глобал-Нэт, не желали терять ни одного человека потенциальной аудитории, в том числе — читающих ещё динозавров.

Взгляд выхватывал ссылки Глобала, я скользил по материалу — виртуальные помощники, управление профилем теперь становится легче, мы стараемся для наших пользователей. Информация проплывала мимо, не задевая сознания. Работать не выйдёт. Крайний срок сдать задание — завтра. Целый день и ночь. Успею.

Мысли о Соне не давали покоя. С её мамой мы расстались. Жена, которую до сих пор не мог назвать бывшей, без предупреждения развелась со мной и вышла замуж за американца. Теперь она ела бургеры и смеялась несмешным шуткам где-то в засушливой Аризоне недалеко от Большого Каньона. Программирование портит характер женщины, заставляя её думать, что она может изменить жизнь, как меняют код, — просто исправив ошибки в программе. Или добавив новые? Видимо, именно эту черту жена и передала Соне. От меня же дочери досталась погоня за недостижимым. Я люблю Соню и боюсь за неё, потому часто думаю, что в ней не так. Что не так во всех нас…

Я бесцельно бродил по сети. И, конечно же, вышел на профиль дочери. Соло — её ник в Глобал-Нэт. Одна, единственная, одинокая. Соню выдавал колючий взгляд, остальное — отретушированный Глобалом образ. Приложение добавило грудь и бедра, сделало вырез платья поглубже, ноги стройнее, позу развязнее. Ей хотелось казаться взрослой и крутой… Я смотрел на будто выращенное в какой-то колбе тело — одинаковое для многих миллионов зависающих в Глобал девиц — и понимал: оно украло глаза моей дочери и теперь неумело пытается меня обмануть.

Пролистал её шоу — короткие хлёсткие видео, под завязку нафаршированные спецэффектами и дополненной реальностью. Соня с Витом мчат на мотоцикле по хайвею. Соня восходит на Эверест. Прыгает с тарзанки. Сплавляется в одиночном каяке по бурлящей реке. Это и есть улучшенная личность? И что на самом деле значит — развиртуализировать? В Глобале я нашёл лишь пару ссылок, они вывели меня на упоминание нового продукта. Общее описание, виртуальный помощник. Ничего серьёзного.

Уверенность и ощущение победы — вот что Глобал-Нэт давал Соне, и что не могли ей дать мы, родители.

Разница между поколениями — это нормально. Я всё понимал, но не мог смириться.

Я вышел в жару, как ступают в опасную реку с крокодилами. Вышел по старинке, без портативного кондиционера, оставив дома унибраслет — смарта вполне достаточно. Шёл пешком, лавируя между ребятами на городских скутерах, у каждого второго включён унибраслет. Кто смотрел фильм, кто переписывался, кто снимал видео для Глобала. Они не умели смотреть по сторонам. Только внутрь своих экранов. Внутрь себя. Как и моя дочь.

Ещё пару лет — и стану отвратительным брюзжащим стариком. Или гораздо быстрее — прогресс не стоит на месте.

Второй раз чуть не угодил под колеса скутера, когда позвонила жена. Бывшая жена. Когда-нибудь надо начинать говорить правду — хотя бы себе.

— Хай, — сказала Джоанна, которая для меня по-прежнему осталась Жанной. — Как дела?

Риторический вопрос для американцев. Тут надо постараться не пуститься в пространные объяснения. Ответа они на этот вопрос не ждут.

— Слухи о моей смерти несколько преувеличены, — я всё-таки попытался ответить.

— Ты не Марк Твен, чтобы беспокоиться о слухах.

А неплохо для прожившей в Штатах десять лет!

— Что там творится с Соло? Она попросила у меня немалую сумму. Отказывается говорить, зачем. Вернее, говорит, на новое приложение к Глобалу. Но что оно делает, неизвестно.

А у меня не просила. Взыграла ревность. Я всё равно бы не дал. Откуда у копирайтера «немалая сумма»?

— Наша дочь мечтает развиртуализировать свою улучшенную личность. Слыхала о таком?

— Шит, шит, шит! — разразился смарт.

— Ты перевела ей деньги?

На том конце зашипели. Если бы не знал, что говорю с Жанной, подумал, что на проводе минимум — кобра.

— Дело дрянь, — жена наконец обрела дар речи. — Ты должен увидеть нашу дочь. Наберу, как только смогу.

Увидеть нашу дочь. Беспокойство достигло пика и превратилось в намерение. Соня не звала меня в гости. И я был настолько щепетилен, что не нарушал выставленные ею границы, называя это свободой. Но разве свобода и границы — одно и то же? Стены с колючей проволокой есть только в тюрьме. Кто их так тщательно возводит раз за разом, не давая мне приблизиться к дочери? Кто?

Улучшенная личность. Развиртуализация… Я вдруг вспомнил рабочий материал.

Шит! Жанна права. Дело дрянь. Я слишком много думал — и в основном, о себе. Соня жила недалеко, но сейчас пять кварталов мне показались неизмеримой пропастью.

Я огляделся. Стал на пути очередного скутера и перехватил руль. Поддержал удивлённого парня, который едва не свалился.

— Извини, вопрос жизни и смерти! — вскочив на скутер, игнорируя светофор, я помчался к Соне.

Надеясь, что не будет слишком поздно. Что Жанна не успела перевести деньги, желая побаловать дочь, которой от мамы достаётся не так уж много внимания. Или хотя бы перевела не полную сумму. Что Соня одумалась и отказалась от этого чёртового помощника. Что Вит её отговорил. И какого чёрта он Вит — наверняка элементарный Виталик. Вот уж страсть променять себя на кого-то другого!