Гар мчался сквозь пули, что-то кричал. Кора видела, как солдаты заряжаются его силой — разрозненные клочки армии вновь складывались в мощный механизм.

На горизонте росла полоса. Со стороны степи к городу приближался отряд Акосты. Иво прикроет тыл. Победа Гара — дело времени!

Вокруг султанского дворца, окружённого толстой стеной, собиралось всё больше людей — солдаты, женщины с детьми, старики — кто готовился к обороне, кто искал убежища.

Кора торжествовала — пусть теперь они побудут в её шкуре, пусть изойдут этим страхом и ужасом, которые жили с ней все последние годы!

Она нашла глазами знакомую рослую фигуру. Похоже, Гару её помощь уже не нужна.

Смуглый мужчина в длинной накидке, явно не солдат, занёс саблю, но встретил клинок Гара. Бербер обмяк, пьяно повалился вперёд. Гар с силой отбросил тело. Огляделся, нырнул в переулок. Ему в ноги бросился мальчишка — умолял о пощаде, хотел сдаться? Гар не брал пленных. Из горла мальчишки хлестнул алый фонтан. Выстрел — Гар уложил солдата, следующие два выстрела нагнали не вовремя оказавшихся на пути женщин. Гар переступил через них, пошёл вперёд — прямиком к убежищу Коры.

Наемники Гара врывались в дома, грабили, жгли, оставляя за собой обезглавленные трупы. Кора пошатнулась, но опереться было не на что — она скрестила на груди руки, с силой прижала к себе. Будто могла так закрыться от того, что увидела.

И эта армия её защищала? Кора вспомнила Бреду — сейчас солдаты Гара ничем не отличались от берберов. С той лишь разницей, что Гар не торговал невольниками и поводов пощадить хоть кого-то у него не было.

Во рту пересохло, Кора облизала запёкшиеся губы. Это и есть победа? А ведь она сама хотела всё уничтожить. Почему теперь так тошно? Разве это не справедливо — отомстить за себя, свою семью? Она ненавидела Эль-Джазаир. Ненавидела берберов, надругавшихся над матерью. Ненавидела свой страх и войну, рождённые этим городом.

А теперь не могла понять, что было сильнее — ненависть к Эль-Джазаиру или любовь к навсегда потерянному дому, её Бреде.

Хлопнула дверь — хозяйка с девочкой бежали из дома. Вниз по улице — в султанский дворец. И наперерез Гару.

Перескакивая ступеньки, путаясь в фараджи, Кора слетела на первый этаж, выскочила на улицу. Она всё объяснит Гару. Их нельзя убивать. Он поймёт. Должен понять.

Она увидела Гара из-за спины беглянок, бросилась вперед, толкнула женщину.

— Не стреляй, Гар!

Почувствовала толчок в грудь, мир дёрнулся, Кора упала на колени. Краем глаза увидела, как женщина с девочкой скрылись в переулке. Повалилась на бок, голова ударилась о что-то твёрдое.

Гар стрелял в неё? Нет! Да… Он не услышал слов, не узнал в фараджи. И это был не Гар. Прежнего Гара съела ненависть.

Она надеялась, что женщина с девочкой смогут пережить сегодняшний день. Когда-то давно Кора не сумела отстоять маму. А сейчас страстно желала, чтобы эта девчушка не осталась одна.

Грудь жгло огнём. Кора закашлялась — рот наполнился солёным, липким, по подбородку потекли тёплые струйки. Теперь некуда спешить. Она сделала, что могла. Нарисовала Гару победу, и он выиграл.

Вспышка боли судорогой прошила тело. Перед глазами мелькали картинки прошлого. Осада, походы, Гар, Бреда. Набережная, мёртвая птица в руках. И сотни живых — нарисованных на корке снега. Тогда она верила, что сможет побороть смерть. Но ничего не вышло.

Она должна попробовать ещё раз. Последний.

Кора с трудом разлепила глаза, нащупала рукой землю, провела пальцем в пыли. Дрожащий силуэт летел в небо. Она дёрнулась и провалилась в темноту.

Крики, топот конских копыт, лязг сабель. Если она умерла, то мир мёртвых мало чем отличался от побоища Эль-Джазаира. Кора сжалась, ожидая новый спазм боли, но боли не было. Только что-то щекотало руку.

Она подняла отяжелевшие веки — на ладони переступала лапками и приветливо чирикала синичка. Живая, настоящая! Кора улыбнулась и, стараясь не спугнуть птицу, приподнялась на локте. Свободной рукой провела по груди — ни раны, ни крови, ни прострела на фараджи. Перевела взгляд на синичку. Та засуетилась, вспорхнула и взмыла в небо.

Её смерть превратилась в птицу!

Кора стряхнула пыль с одежды, огляделась. Гар, наверное, уже рядом с султанским дворцом. Может, она успеет его остановить. Не ради других, ради него самого. За ненависть не уцепишься — там пустота. Но можно держаться за то, что любишь.

Земля под ногами дрогнула. Улицы расплылись, пошли мелкой рябью. Белые стены трескались, под ними проступила разноцветная краска. Эль-Джазаир лихорадило.

Крепость в крепости — султанский дворец — сдавал позиции. Отряд Гара лавой втекал в открытые ворота. Мелькнул чёрный плюмаж — Гар, яростно отбрасывая с пути берберов, спешил за головой султана. Он не уйдёт с пустыми руками или не уйдёт вообще.

Мир снова пошёл рябью. Дворец треснул, кладка лопнула и медленно сползла, как старая шкура. Похожий на блин купол дёрнулся, вытянулся вверх. Осыпались крошкой стены дворцовой крепости.

— Гар! — Кора побежала вперёд, рискуя снова схлопотать пулю или попасть под чью-то скорую саблю.

— Гар! Гар!

Она кричала до хрипоты, пока не сорвала голос. Знала, что бесполезно, но не могла остановиться. Конечно, он её не слышит. И она ничего уже не перерисует. Слишком много вложено силы в первый порыв. Это не повернуть вспять.

Кора ошалело бродила по улицам. Она потеряла Гара. Лишилась единственного близкого человека, за которого была готова умереть. И умерла. Он сам захотел принести её в жертву. Жертву своей ненависти. Кора прислушалась к себе. Не было страха. Не было горя. Может, она слишком устала для этого. А может, прошла свою дорогу до конца.

Постепенно стычки прекратились — на тех местах, где шли схватки, земля пузырилась буграми, из неё росли мощёные улицы, дома с черепичными крышами, пёстрые клумбы. Солдаты — каждый на своём языке — всё чаще вспоминали Всевышнего. Но он здесь был ни при чём.

Пираты отступали — бежали к морю. Вряд ли берберам удастся далеко уйти — корабли Гара блокировали гавань, перекрыли все лазейки.

Когда отряд Акосты вошёл в город, мародёрство закончилось. Обезумевших от вседозволенности первых захватчиков быстро усмирили свои же. Мирное население оставили в покое. И люди забились по чужим домам и подворотням, боясь сделать лишний шаг.

У Коры перед носом на взмыленном коне проскакал похожий на Иво всадник, что-то выкрикнул, но возглас потонул в шуме перестрелки.

Она спряталась в переулке рядом с площадью. Вжавшись спиной в чью-то дверь, Кора смотрела на дворец. Когда старая шкура сошла, и камни осыпались в пыль, никого не осталось. Гар вместе с самыми отчаянными солдатами канул в пустоту. Ту, которая всегда стоит за ненавистью.

Гарион де Варр победил город. Победил свои слабости. Победил самого себя.

Кора стянула через голову фараджи — сразу стало легче дышать, бросила ненужную маскировку под дверь.

Опустевшая было площадь наполнилась людьми. Свои, чужие — блестящие шлемы, шляпы, тюрбаны — всё вперемешку.

Она пробралась через толпу, остановилась на кромке булыжной мостовой, не веря глазам уставилась на ратушу. Посреди красной пыли, палящего солнца и белых кубиков чужих домов вырос её родной город!

— Я тоже скучал по Бреде.

Кора вздрогнула, оглянулась.

Непривычно серьёзный Акоста внимательно изучал площадь, задрал голову — посмотрел на часы.

— Думал, больше тебя не увижу, — он бросил быстрый взгляд на Кору.

Она вдруг поняла, что глаза у него совсем тёмные. Не серые, не зелёные — карие.

— Я всегда так думаю. И каждый раз ошибаюсь, — добавил Иво и неожиданно покраснел.

И Кора вспомнила. Белобрысый мальчишка в базарной толчее. Парень, поднявший её в толпе пленных. Белый зигзаг шрама от берберской плети на шее Иво. Её имя, заглушённое шумом перестрелки. И эти глаза, которые ей никак не давались. Сколько же она угольков извела, пытаясь нарисовать взгляд Иво на плоском камне у реки!