– Брось, – проговорила она, следя за движением судов внизу и слушая щебет птиц, доносившийся с деревьев.

– Все эти годы на борту «Коушинга», – сказал он, – я читал только две книги. Шекспира, потому что… ну, ты понимаешь. И «Одиссею».

– Логично для путешественника.

– Ты знаешь, кто ты, Лулу? Ты какой-то персонаж «Одиссеи». – Он задумался над именем. – Левкотея (он произнес это имя по слогам Лев-ко-тея). Ты сирена, заманивающая мужчин на камни… но твоя лодка при этом всегда терпит крушение.

Она отвернулась, смутно ощущая, что он прав.

– Аида встала? – спросила она, целуя его в щеку.

– Конечно, – ответил он. – Иногда мне кажется, что она вообще никогда не спит.

– Пока, Генри!

Он отсалютовал, глядя ей вслед.

Стиви разрешила себе войти в дом, не предупреждая о себе. Аида, как обычно, писала картину. Натянутый холст представлял собой квадрат размером шесть на шесть футов, почти такой же величины, как обращенное на север окно. Стиви, стоя в дверях, оценивала работу, самую последнюю из «прибрежной серии»: верхняя половина была светло-серой, низ – почти темно-синим. Линия, на которой цвета сливались, изображала горизонт.

– Как ты, дорогая? – спросила Аида не оборачиваясь.

– Мне понадобилась мудрая тетушка, – сказала Стиви.

– И ты пришла сюда? – засмеялась Аида.

Стиви крепко обняла ее. Тетя Аида была высокая, как и отец. Ее короткие вьющиеся седые волосы охватывала красная лента, она была одета в хлопчатобумажный рабочий халат. Ногти на ее руках были обломаны и испачканы масляной краской.

– Там на плите кофе, – кивнула Аида.

– Спасибо – Стиви наполнила кофе тетину кружку-сувенир с «Коушинга», подарок пасынка с его последнего корабля. Потом налила чашку себе. Женщины сидели за старым сосновым столом, прихлебывая кофе. Окна в доме были широко распахнуты, и пропахший соснами и морем бриз врывался в комнату.

– Что привело тебя в такую рань? – спросила Аида.

Мне нужно понять кое-что, – сказала Стиви. – На прошлой неделе у меня было двое гостей. И оба влезли мне в душу.

– Хм, – пробормотала тетя, уставившись на свою картину.

– Одна из них – маленькая девочка, Нелл. Она дочь моей любимой подруги детства Она сообщила мне, что Эмма умерла.

– О боже! – сказала Аида, глядя в глаза Стиви.

– Да. Я насилу поверила этому. Кажется, совсем недавно мы вместе купались, валялись на песке, мечтали о том, какой удивительной будет наша жизнь.

– Такая молодая… так быстро, – пробормотала Аида.

– Это ужасно. Она погибла в автокатастрофе, а за рулем была третья наша подруга, золовка Эммы, Мэделин.

– Ужасное переживание для Мэделин!

– Ужасно, – сказала Стиви. – Невозможно даже представить.

Около минуты они сидели молча. Стиви смотрела на новую картину, на бледный квадрат. Море и небо или песок и море? Она не могла бы ответить, но это и не было важно: ощущение побережья наполняло ее до краев, успокаивая.

– У Эммы, кажется, была прекрасная жизнь, – прервала молчание Стиви. – Ее дочка похожа на нее – такая же живая и очаровательная, ребенок, познающий жизнь. Она хотела встретиться со мной, потому что я была подругой ее матери, и она успешно форсировала мой холм и познакомилась со мной.

– Это требует мужества, – произнесла тетя Аида бесстрастно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я про эту твою предупреждающую надпись. По сути дела, она означает, что ты испытываешь настоящий страх перед каждым, кто к тебе приближается. Но ведь ты пришла не с этим?

Стиви не сразу нашла что ответить. Она знала, что отталкивает от себя людей, и делала это сознательно. Закрыться от всех означало для нее избежать многих ошибок, самой защититься от возможных несчастий и предохранить других от бед, которые причиняла она сама.

– Отчасти и с этим, – сказала она наконец. – Нелл пришла, несмотря на надпись. И я пригласила их с отцом на обед на прошлой неделе.

– Что ж! Очень мило с твоей стороны.

– Все было хорошо, пока я не упомянула о том, что хотела бы встретиться с Мэделин, и это все перевернуло. Джек, отец Нелл, не хочет иметь с ней никакого дела. А ведь она его сестра!

Тетя Аида склонила голову, как будто искала нужную мысль. Стиви не отрывала от нее вопрошающих глаз…

– Мэдди его сестра, как он может теперь не желать даже слышать о ней?

– Какой ты еще ребенок, дорогая!

– Что сделать, чтобы изменить это?

Тетя Аида тяжело вздохнула, глядя на свой морской пейзаж, как будто хотела набраться от него силы, потом посмотрела Стиви прямо в глаза.

– Я всегда хотела, чтобы твои родители завели второго ребенка. Всегда думала, что тебе нужны брат или сестра. Я хотела, чтобы у тебя было то, что было у нас с Джонни. И у твоей матери было. Тогда бы ты все поняла про Мэделин и… как там его зовут? Джек. Вот.

– Ладно, у меня не было ни брата, ни сестры, но тогда ты должна мне объяснить, тетя Аида.

Тетя Аида вздохнула:

– Братья и сестры – это целые миры друг для друга, особенно в юности. Для меня мир был связан с Джонни. Солнце вставало и садилось вместе с ним. У нас была общая семья, общий дом, общая музыка… и в школу мы ходили вместе.

– Джек был на четыре года старше Мэдди.

– Джонни тоже был на три года старше меня…

Стиви слушала.

– Возраст – это не так уж важно. Это чувство, что вы вместе. Вы растете, опираясь друг на друга. Вы никогда не оставляете друг друга в беде, вы всегда поддерживаете друг друга. И если происходит разрыв таких отношений – это катастрофа для обоих. Возможно, легче объяснить в письме, чем в разговоре. Не надо бороться с этим отчуждением.

Стиви вспомнила, как рассердился Джек, стоило ей заговорить о Мэделин. Теперь ей казалось, что он был больше расстроен, чем рассержен, что ее слова тяжело ранили его, будто нанесли ему неожиданный удар.

– И понимание всегда было у вас с папой? – спросила Стиви.

Тетя ничего не ответила. Она встала, взяла кофейник и вновь наполнила их чашки. Потом она опять села.

– Ты сама можешь позвать в гости Мэделин, – задумчиво сказала она.

– Я знаю, – ответила Стиви. Разговор с Аидой утвердил ее намерение пригласить Мэделин. – Я собираюсь сделать это.

– Хорошо, – сказала Аида.

Они снова умолкли и медленно пили горячий кофе. Стиви не могла оторвать глаз от новой картины. Это казалось таким открытым и свободным – ощущение огромности моря, неба и земли. Цикл фиксировал меняющиеся цвета и настроения побережья. Стиви волновали ее утренние купания, то томительное нетерпение, с которым она ожидала этого безмолвного общения с мужем своей подруги детства. В любви она пережила так много крушений и в последние годы возвела между собой и миром высокую стену. Да, она сделала знак запрета у входа в свой дом и теперь вспоминала слова Генри о лодке, которая разбивается о камни любви.

– Что с тобой? – спросила тетя, наблюдая за выражением лица Стиви.

– О, я думала о том, что сказал мне Генри, – ответила она. – Он предостерегал меня от новой любви.

– Он наказан за свой страх перед любовью, – фыркнула тетя.

– Дорин отказала ему, она не хочет разрешить ему вторую попытку?

– Ты насчет его сто второй попытки? Генри переплыл семь океанов, считая, что она должна его ожидать. Потом он оставил флот, предполагая, что он появится, и она встретит его с распростертыми объятиями. Ей нужны серьезные стабильные отношения, а Генри, хотя я люблю его и преклоняюсь перед ним, предполагал получить приятного компаньона по времяпрепровождению.

– Он любил ее, – сказала Стиви.

– Любил? – переспросила ее тетя Аида. – Или всего лишь хотел, чтобы она появилась тогда, когда он того пожелает? Я чужда условностей во многих вещах, но я считаю, что ему следовало жениться на ней. Мне так горько видеть его несчастным. И точно так же мне горько видеть несчастной тебя…

Стиви опустила глаза, отворачиваясь.

– Со мной все в порядке, – возразила она.

– Милая, – сказала тетя Аида. – Это не так. Я это вижу. Прекрасный летний день, а ты хмуришься. Это встреча с Нелл и ее отцом взбудоражила тебя, а вовсе не мысли о Мэделин, разве не так?