В лагере шум стих только глубокой ночью, все дружинники легли, сморенные неодолимым сном. Не спал только Вещий Олег. Задумчиво смотрел он, как ночной ветер рябит освещенную полной луной воду реки и размышлял, что ему следует предпринять, чтобы не допустить новой кровавой распри меж славянами. Его находчивый ум скоро подсказал ему верное решение и Олег, взяв острый нож, сломил толстую ветвь молодой вербы, растущей на берегу Ужа и начал строгать небольшую дудочку. Спорилась у него работа, хотя он никогда не делал ее прежде, и скоро ладно выстроенная дудочка была готова. Вещий князь полюбовался делом своих рук, три раза прочел над нею чародейское заклинание и перед рассветом начал будить молодого дружинника, чтобы воплотить свой замысел в жизнь.

- Вставай, Авсень. Сослужи службу мне и своему родному граду Киеву, - негромко сказал он.

Юноша, послушный зову своего князя с готовностью вскочил и спросил, преданно глядя в глаза своему предводителю:

- Что прикажешь делать, княже?

- Как появятся древляне и приготовятся вои сойтись в схватке, отбрось свой меч в сторону и сыграй песнь нежную, какую ты своей ладе Добронраве играл, - сказал ему Олег.

- И только-то? – с недоумением спросил у него Авсень. – Я думал, княже, ты меня на подвиг посылаешь, а ты заставляешь меня на дуде играть.

- А твоя музыка мне поважнее всех подвигов будет, ты уж поверь мне, Авсень, - засмеялся в ответ ему Олег. – Щедро одарили тебя музыкальным мастерством небесные боги Ирия, и теперь ты мне нужен больше всех богатырей, вместе взятых.

- Коли так, я с радостью выполню твое повеление, Вещий! – с поклоном произнес Авсень и взял из рук Олега дудочку.

Ожидание князя и молодого воина не было долгим. Едва занялся рассвет, издалека послышался звон металла и бряцание оружия. Киевские дружинники как по команде вскочили и выстроились, готовясь встретить врага во всеоружии. Один только Вещий Олег не проявлял никаких признаков беспокойства и словно посторонний наблюдатель встал у прибрежных верб, готовясь смотреть за тем, что будет дальше.

Древляне шли беспорядочной толпой, яро потрясая своими копьями и боевыми топорами. Они кричали без остановки воинственные угрозы и при этом не сбавляли быстроты своей ходьбы. Впереди их шествовал, гневно сверкая своими огненными глазами бородатый великан – князь Яртур. Он уже вошел в раж битвы и громкими речами призывал к схватке своих соплеменников. Но в его людях не нужно было возбуждать воинственный пыл, и без того они были готовы броситься на киевлян, словно взбешенные туры. Тут Авсень, согласно своему уговору с Вещим князем, быстро отбросил в сторону свой меч вместе со щитом и достал заговоренную тростинку с множеством дырочек. Он приложил дудочку к своим губам, высоко запрокинул голову и увлеченно заиграл на ней. И полилась мелодия и такая, что все невольно начали ее слушать. Чарующие звуки наполнили поле, прогоняя из людских сердец гнев и злобу, и даря взамен нежность и любовь ко всему окружающему миру. Не подвел Авсень своего князя Олега, его искусная игра на дудочке пленила в прошлом сердце его прекрасной избранницы Добронравы и теперь усмиряла пыл воинов с обеих вражеских сторон, которые главную радость жизни видели в битве. Сами собой падали у них из рук мечи, опускались щиты, ложились на землю копья. До того пленила их музыка Авсеня, что как завороженные слушали они ее не шевелясь и не помышляя больше о схватке.

Довольный произведенным эффектом, Олег выступил вперед и негромко спросил у древлян:

- Ну что, люди добрые, будем биться или будем мириться?!

- Да как с тобой биться, Вещий, коли ты если не мудростью, то чародейством все себе на пользу оборачиваешь, - угрюмо ответил на этот вопрос древлянский князь Яртур. – Видишь, очарованы мои вои игрой твоего дудочника, стоят, не шевелясь, желая только его видеть и слышать.

- Полно тебе печалиться, Яртур, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь, - заметил на это Олег. – Вот скажи, зачем поднял восстание против сестринца моего Игоря, в чем замысел твой?

- А что, не ясно?! – вскинул голову Яртур. – Снова захотел мой народ быть свободным. Не древляне полянам, а поляне древлянам данниками были, и ныне нам зазорно быть в подчинении у наших извечных соперников.

- Эх, Яртур, не понимаешь ты со своими людьми, какую беду на землю свою привести хочешь, - покачал головой Олег. – Да извечные у вас споры с полянами, но то братские споры, сегодня вы с полянами разругаетесь, завтра помиритесь. А коли ослабите полян, то будут грозить вам степняки. А у них одно желание – под корень извести славянский народ.

- Невелика беда, наши леса от степей далеко находятся, не дойдут до нас степняки, - беспечно махнул рукой князь Яртур.

- Человеческая жадность безгранична, - вздохнул Вещий Олег. - Истинно говорю тебе, Яртур, падут поляне, степняки истребят и вас, древлян. А то, что дань с вас берем, так не на свои прихоти – возводим укрепленные городища на дальних рубежах, закупаем заморское оружие и иноземных послов улещиваем в интересах Руси. Помирись с нами, Яртур. Задумал я совершить поход на гордых ромеев и всех славянских князей под свою руку взять. Вновь признаешь главенство Игоря, возьму также вас древлян с собою, богатую добычу вы привезете домой из Царьграда.

Соблазнительными показались князю Яртуру такие речи Вещего, признал он разумность его доводов и преклонил колено перед молодым Игорем, немало изумленного столь скорой покорностью упертого древлянина.

Расслабились воины, поняв, что братоубийственной битвы не будет. Зашумели, заулыбались они и смешались между собой, щедро угощая своих недавних противников своими припасами. Послышались смех, шутки и громкие разговоры. Один Олег не принимал участие в пире. Теперь он грезил о Византии, но понимал, как трудна будет его задача, ведь в Царьграде ему предстояла встреча с его давним врагом Темным Ро и столкновение с ним, а силы двух чародеев были примерно равны. Но не в обычае Вещего князя было отступать перед трудностями, и он твердо был намерен вопреки проискам своего врага установить прочный мир между Русью и Византией.

» Глава пятнадцатая, заключительная

Ипостратиг – начальник всех войск в Византии – Андроник Дука стоял под мраморными колоннами портика своего загородного поместья и настороженно смотрел, как придворный лекарь Дионисий неспешно шел к нему вдоль колоннады усадьбы. За высокими колоннами в атриуме весело звенели струи фонтана и свежесть, исходящая от воды несколько умеряла летнюю жару в саду. Но Андроника Дуку каждый раз бросало в телесный жар, стоило ему увидеть своего зловещего гостя.

Высокий сановник был облачен в длинную византийскую тунику - далматику сочного желтого цвета; его оплечье мерцало драгоценными украшениями, и все же он склонился в униженном поклоне перед пришельцем в простой черной хламиде, перед которым втайне трепетал и которого опасался. Дионисий представлял собою могущественные тайные силы, перед которым была ничто власть самого императора Льва и его магия поражала воображение. Дуке приходилось лично быть свидетелем многих изумительных чудес, творимых лекарем-магом, и он не понаслышке знал о могуществе этого человека. Дионисий воскрешал находящихся на последнем издыхании больных, от которых отказались другие врачи, превращал простой металл в золото, обращал ленту, вытянутую из рукава своего одеяния в ядовитую змею. Он обладал полной властью над природой и Дука чувствовал, что ему несдобровать, если он рассердит своего собеседника. Однажды Дионисий, чтобы показать ему свое колдовское умение, поднял на Понте Эвксинском бурю и играючи потопил у него на глазах хеландию – грузовой византийский корабль, вмещающий до ста человек. Ипостратиг не отличался чувствительностью, но и он содрогнулся при виде напрасно погибающих людей. Треск корабельных снастей и крики обреченных на гибель моряков до сих пор стояли у него в ушах. А Дионисия, казалось, только забавляло зрелище тонущего корабля, носимого по высоко вздымающимся волнам шквальным ветром. Тогда Дука впервые пожалел, что судьба свела его с черным магом. Он связался с ним, соблазненный посулами лекаря сделать его императором вместо ныне царствующего Льва Македонянина, но скоро понял, что за эту услугу ему придется платить своей душой. Он стал подлинным рабом этого дьявола во плоти, и не смел отказать ему ни в чем.