Он вздохнул.

— А только сказывают, он на меженье из домовища-то и выходит, Маркел! Пошаливает… не каждый год, правда, только по високосным. Когда луна полная.

— А Иван знает?

— А то! С чего бы он с ружьем-то бегал? А только, Маркела простой пулей не возьмешь. Ни живого, ни мертвого.

— А пытался кто?

— Только Иван один! Боялись устьяне Маркела, ох, боялись — вот деревня-то и опустела. Разбежались все.

— Угрюмовы-то остались.

— А куда ж им деваться, Угрюмовым? Я ж говорю, Катерина-то Бажениной в девках была… Маркелова внучка… Ведовство у них в крови. Куда ж ей Иван уехать позволит? Сам не уедет, и ее не отпустит — уж больно припал он к ней, Катерине. Вот и старается, чтоб ни ей от людей обиды не было, ни людям от нее. Федора, вон, при ней держал, брата свово, чтобы, значит, было кому присматривать, когда его, Ивана, дома нет. А все почему? Приворожила она Ивана. Ох, приворожила! Единый свет она для него. У них, у Маркеловых в роду все такие — вон, Алевтина, чуть хвостом крутнула, как этот твой все забыл, себя забыл, за ней побег…

— Авелина? — переспросил Артем.

— Да какая там Авелина, — с досадой сказал Мишка, — это она так, для форсу назвалась. Очень ей себя показать хотелось, дуре этакой! Скука мол тут, тоска смертная… Ну, уговорила Катерина Ивана, уломала, улестила — мол, не в нее девка пошла, что ж ей за грехи предков-то, до четвертого колена? Он Авку и пожалел, на Большую Землю отправил… а только не место ей там. Вона, что творит! Так что никуда он ее более не отпустит.

Артем хмыкнул. Такая слепая верность вызывала невольное уважение.

— А ты, выходит, знаешь, что она ведьма? И готов ее взять за себя?

— Готов… Иван же Катерину взял! Нешто я хуже? Тут жить будем, или на Картеж уедем, куда подале…

— А Маркел, значит, так и будет из могилы выходить? — спросил Артем, с ужасом ощущая, что постепенно входит в предполагаемые обстоятельства.

— Ну, так куда деваться, — вздохнул Мишка, — разве пришибить его еще раз, как положено. Да только Катерина не позволит — изведет…

— Колом его надо, — сказал бесшумно подошедший Анджей, — колом осиновым.

— Тебя не спросили, — с ненавистью буркнул Мишка.

Соперники застыли, мрачно меряя друг друга взглядом.

— Стоп! — Меланюк и сам остановился, опустился на поваленное дерево, и поглядел на часы. — Хватит вам. Только время теряем…

— Так что делать-то? — устало спросил Пудик.

— Вот и надо решать, что делать. С собакой никак?

— Облом…

— Тогда…

— А если рамкой? — выпалил Артем, замирая от собственной нелепости.

— Рамкой? — удивился Меланюк.

— Ну да. Он же показывал, как это делается.

— По-моему, Тема, это все фикция. Он сам обманывался. И вас обманывал. Невольно.

Не удалось бедняге Шерстобитову обратить Меланюка.

— Захоронения он, типа, находил, Шерстобитов, — вступился Пудик, — мы ж сами видели.

— Не знаю, что вы там видели. Какие-то чисто психологические эффекты…

— Ну, так почему не попробовать? — в глазах у Пудика вспыхнул азарт, — Вреда не будет.

— Суеверия, — сказал Меланюк, — заразительны.

— Ну, здесь их и без рамок хватает — суеверий…

Меланюк пожал плечами.

— И кто же возьмет на себя эту миссию? Вы, Тема?

— Ну, — Артем замялся, — можно, конечно. Только… он Анджея тренировал.

— Точно, — подтвердил Пудик.

— Да вы что, с ума посходили? — Анджей переводил взгляд с одного на другого, но на лицах был только напряженный интерес.

— Ты только попробуй, — миролюбиво заметил Пудик, — мало ли.

— Это ж бред! Глупость!

— А если глупость, что ж ты поехал с ним? — спросил Пудик.

— Ну, так…

— Давай. Пробуй.

— Где я рамку возьму? — упирался Анджей, — специальная нужна!

— Это условность, Подойдет любая. — Меланюк ловко выломил раздвоенную ветку из ближайших зарослей. — Ореховая, — пояснил он очень серьезно, — то, что надо!

И вы туда же! — говорил укоризненный взгляд Анджея.

— Держи-держи…

— Ну вот, — Анджей встал посреди просеки, расставив ноги, сжимая рамку в вытянутых руках, — хватит с вас?

— Свободней, — руководил Пудик.

— Я свободно.

— Я ж вижу. Руки расслабь. Так, а теперь…

Рамка повернулась.

— Вот это номер! — удивился Пудик.

Значит, он все-таки поднабрался кое-чего у бедняги Шерстобитова…

— Да фигня все это! — Анджей криво усмехнулся, — послушайте, панове…

Он даже сделал попытку отбросить прутик, но Пудик, стоявший рядом, подобрал его и вложил Анджею в ладонь.

— Она сама крутится, — раздраженно пояснил Анджей, — сама по себе!

— Вот именно, — согласился Пудик.

— Ты ж в это сам не верил!

— Я и сейчас не верю, — подтвердил Пудик, — а она, извиняюсь, все-таки вертится.

— Там что, Миша? — Меланюк обернулся к Кологрееву, — болото?

— Варака там, — неохотно ответил Кологреев, — ветхая варака.

— А! — Меланюк расстегнул воротник штормовки, — то самое озеро?

— Ну…

— Эй! Собаку держите!

Бардак вдруг вырвал поводок из рук Пудика, и помчался напролом сквозь кусты.

— Взбесился, пся крев…

— Не, — Мишка покачал головой, — учуял чего-то… Бардак, он такой…

— Ладно, — сказал Меланюк, — нам все равно туда. Поглядим, что там…

— А что там может быть? Поганое место, — мрачно сказал Кологреев.

Белые стволы с бледно-зелеными пучками лишайников расступились, открыв небольшое черное озеро. Там, в воде чернело небо, оплывали, как свечи, березы, ели набухали, точно грозовые тучи.

Берег был пуст.

— Ветхое озеро, — голос Кологреева дрогнул. — тут, на берегу Маркела и порешили! На этом самом месте.

— Где-то я это уже видел, — пробормотал Меланюк.

— Точно, — сказал Артем, — картина!

Мишка вздохнул.

— Он как раз тут и рисовал, когда его семью-то… Я сам потом картину эту подобрал да в избу и снес.

— Вспомнил! Бердников его фамилия. Виктор Бердников. Несколько выставок за рубежом, в Манеже, а потом как-то сразу пропал, ни слуху, ни духу. Значит, вот оно как вышло…

— Ну, а Вадька-то где? — Анджей оглянулся по сторонам.

— Может, она вовсе не на то указывала, — предположил Артем, — может…

— Рычит кто-то, — тихонько сказал Пудик. Он сложил губы трубочкой и свистнул.

Бардак чуть ли не ползком выбрался на поляну. Шерсть у него на загривке торчала дыбом, хвост поджат, уши прижаты к голове.

— Что там, Бардакушка? — ласково спросил Пудик.

Бардак, словно отвечая ему, вновь взвыл, жалобно и горько. Потом, по-прежнему поджав хвост и оглядываясь, нырнул в заросли.

У расщелины в розовых камнях пес поскреб лапой землю, сначала осторожно, потом все с большей яростью. Сырой, неплотный дерн поддался, расползся, подобно ветхой ткани, из лесной подстилки высунулось что-то, похожее на толстого дождевого червя. За первым выполз еще один. Пудик тихо охнул.

— Давайте, мужики! Помогай…

Бардак, вертевшийся под ногами, поднял голову к небу и горько завыл. Шерстобитов лежал на спине, голова беспомощно повернута набок, глаза, в уголках которых набилась грязь, слепо таращатся на опрокинутый мир озера.

— Вот тебе и инопланетяне, — горько проговорил Артем. — Вот и вышел на контакт!

— Они его убили, точно, — Анджей по-прежнему сжимал прутик в трясущейся руке, — Чужие. Он увидел что-то такое… чего не должен был…

— Какие такие чужие? Что вы такое городите? Нет тут никаких чужих!

— Как — нет? А те… которых байдарочники видели, — Анджей обернулся к Кологрееву, который застыл, шевеля белыми губами, — скажи!

— Чего? — переспросил тот.

— Ты ж сам говорил — прошлым летом…

— Это… не…

— Что — не? — Анджей схватил его за плечо.

— Пусти! — Мишка вырвался, покрутил головой, — Ты че, совсем больной? Какие чужие? Нет тут никаких чужих…

— Так что же все-таки это было, Миша? — спросил Меланюк.