С холма открывался вид на причал, на дальний, уходящий в море мыс, на рябую воду, на туманные острова, застилающие близкий горизонт…
Не верю, чтобы тут росла картошка, — подумала она, — в этакой глуши. Они, должно быть, даже не знают, что Америку открыли.
Женщина выглянула, было, из-за двери конторы, видимо, одновременно служащей и жильем, но тут же скрылась обратно. Светлые волосы повязаны платком, глаза опущены.
На крыльце появился Иван — уже без мешка.
— Чего надо? — спросил с прежней неприязнью.
— Так ведь ключи, — напомнила Варвара.
Он молча пожал плечами и вновь нырнул в дом, оставив их топтаться у порога, рядом с железной скобой, с которой осыпались комья засохшей грязи, но вскоре вновь появился, держа в руке связку ключей, которую протянул Артему — видимо, Варвару, как женщину, он полагал непригодной для деловых переговоров.
— Деньги у старшего, — Артем счел за лучшее устраниться сразу.
Тот отмахнулся.
— Потом.
Они уже подходили к калитке, когда Варвара хлопнула себя по лбу.
— Ох, а про картошку с луком я и забыла…
Она поднялась на крыльцо и уже согнула пальцы в костяшках, чтобы постучаться.
— Господь с тобой, Ваня, — говорила женщина, — ну что ты вбил себе в голову…
— Не посмотрю, что жена. Ты меня знаешь. И себя знаешь…
— Ванечка! Христом Богом клянусь — дурь это, больше ничего…
Варвара кашлянула. Женщина за дверью испуганно смолкла. Иван выглянул наружу, хмуро взглянул.
— Картошки бы и луку еще, дядя Ваня…
— Какой я тебе дядя, — буркнул он. И вновь исчез в доме.
Чего это он ее? — недоумевала Варвара, пока они тащились обратно с корзинкой подгнившей картошки, плетенкой лука и связкой ключей, — из-за нас, что ли?
— Странные они какие-то. Тебе не кажется?
— Брось, — вздохнул Артем, — это мы странные.
Странные, подумала Варвара, верно. Вообще все это предприятие сущий идиотизм. Надо же, пришельцы! Маньяк Шерстобитов бродит со своими рамками, и прислушивается к дальним, чужим голосам, и гонится за призрачными тенями, и ничего больше его не интересует. Что там такое случилось, что разбежались, перессорились, пропали в черных дырах его бывшие соратники, и пришлось ему набирать свежий народ, с бору по сосенке? Она с ненавистью рванула корзину на себя — одна луковица выпрыгнула и покатилась по настилу.
— Ты чего? — удивился Артем.
— Ничего, — сквозь зубы ответила Варвара.
***
— Картошечка — это хорошо, — одобрительно проговорил Пудик, — А ключи?
— Вот, — Варвара покрутила ключ на указательном пальце, — держи…
Казалось, дом был покинут в спешке — на полу валялась разномастная обувь и, почему-то, хорошее женское пальто, чемодан вывернул наружу нутро, извергнув гору вещей, превратившихся в заплесневевшие тряпки, в кухне, примыкающей к сеням пылилась в тазу гора кастрюль…
— Да, — Варвара отлично понимала на кого ляжет уборка, — интересно, наверху тоже?
— Ничего, — успокоил Пудик, — вы, бабы, не надрывайтесь. Свалите все угол, и дело с концом…
— А кастрюли?
— И кастрюли — туда же. Что у нас, своих нет?
— За работу, девочки, — Шерстобитов уже смахнул какие-то жестянки со стоящего в углу верстака, осторожно водрузил свой рюкзак, — А мальчики займутся печкой. Поленницу у забора видели? Давай, Анджей, действуй…
Меланюк, тем временем, опустившись на колени, выгребал из печки прогоревшую золу…
— Вам вовсе не обязательно, Игорь Оскарович, — заметил Шерстобитов.
— Почему же?
Шерстобитов пожал плечами, всем своим видом говоря, — да на здоровье.
Действительно, подумала Варвара, положение несколько двусмысленное — попробуй чувствовать себя на равных с человеком, раза в два тебя старше. Тем более, когда начальник ты, а не он. Деньги на поездку раздобыл Шерстобитов, он же навербовал добровольцев. Правда, никто не знает эти места лучше, чем Меланюк.
Она расстелила на полу какую-то побуревшую ткань, видимо, когда-то бывшую простыней и начала стаскивать туда мусор. Самый разный мусор, который раньше был просто вещами, возможно, вещами любимыми — ситцевый женский халатик, крошечные детские резиновые сапожки, пластиковая кукла, у которой один глаз закрывался хорошо, а другой — плохо…
— Ау, а что я нашла! — крикнула, перевесившись через перила, Лера.
— Да? — Варвара утерла грязный лоб грязной рукой.
— Картины! Полно картин! Наверху. Холсты, картон… Пошли, поглядим!
— Сейчас. Только управлюсь…
— Здесь художник жил, представляешь? То-то я гляжу, печка вон как расписана. Интересно, что с ним потом случилось?
— Съехал, — вздохнула Варвара, — мода прошла и съехал…
Было, было уже почти легендарное время, когда, физики и лирики срывались с насиженных мест и, прихватив жену и детей, селились в таких вот медвежьих углах. Впрочем, мало кого хватало надолго. Рано или поздно, все они возвращались.
А дом без человека опускается точно так же, как и человек без дома; крыша протекла, из погреба в горницу поползла плесень, крыльцо щерилось отвалившейся доской — художник, как это водится среди людей его профессии, явно был мужиком с руками; давным-давно покинутый дом все еще оставался самым прочным во всей деревне. Не считая угрюмовского, подумала Варвара, но тот ведь жилой.
— Так ты идешь? — вновь крикнула сверху Лера.
— Сейчас, — Варвара вздохнула и устало распрямилась, — Только в сарай это добро отволоку…
— Да ты что? — удивилась Лера.
— Сашенька, — обратилась она к Пудику, тащившему охапку дров, — не поможешь нам? Отнеси, будь так добр, все это в сарайчик…
При этом она кокетливо перегнулась через перила. Вырез у майки оказался неожиданно глубоким.
— Почему ж нет, — Пудик неохотно перевел взгляд с Леры на гору хлама в углу, — Момент…
Ловким движением сгреб полотнище за четыре угла и взвалил узел на плечо.
— И со второго этажа тоже, пожалуйста, — крикнула ему вслед Лера.
— Почему ж нет, — повторил Пудик, вываливаясь в сени.
— Никогда не делай сама то, о чем можно попросить мужчину, — назидательно проговорила Лера, подмигнув Варваре, — Этим ты сохраняешь лицо и себе и ему…
— У меня другой имидж, — мрачно сказала Варвара.
— Да, — согласилась Лера, — как бы свой парень. Но это в городе еще так-сяк, а тут надорвешься. Смотри, и впрямь поверят— тебе это надо? Поднимайся, погляди, какие картины. Мы здесь себе спальню устроим.
***
Костер тихо потрескивал, вторя шороху мелких волн, набегающих на каменистый берег. Шел прилив. Ветер гнал дым понизу, отчего то один, то другой сидящий поблизости начинал чихать и вытирать слезящиеся глаза. Зато отгонял тучи гнуса, висевшие над прогалиной, точно столбики черного дыма.
Варвара в очередной раз чихнула, протерла глаза, и чуть передвинулась, чтобы глотнуть свежего воздуха. Не тут-то было — дым зловредно двинулся вслед за ней.
— Похоже, — заметил Пудик, — хозяин нас не полюбил.
— Правда? — Шерстобитов захлопнул дневник и теперь извлек новую игрушку — куски изогнутой проволоки — сначала Г-образной, а потом П-образной формы. — Не заметил.
— Что ты вообще замечаешь? — холодно спросила Лера.
Ее Шерстобитов тоже не замечал. Еще бы, она же не пришелец.
— Все, что нужно… Кольцевую аномалию, например. Интересная здесь кольцевая аномалия, сложная… и круги перекрываются. Никогда такого не видел.
Мир по Шерстобитову был полон загадочных явлений, взаимопроникающих полей, плазменных энергетических субстанций. Север — тем более. А это место было и вовсе многообещающее. Потому как какой-то Амелин видел каких-то байдарочников, а байдарочники, соответственно, видели нечто… и больше возвращаться сюда не захотели. А Меланюк захотел — во всяком случае, дал себя уговорить.
Впрочем, гадала Варвара, так ли уж трудно было Меланюка уговорить… другое дело, не жалел ли он сейчас об этом — если былую юность и можно воскресить, то лишь в окружении сверстников, а здесь Меланюк, вероятно, ощущал себя одиноким и старым. Возможно, он пустился в своего рода последнее паломничество, лишь для того, чтобы убедиться, что прошлое осталось в прошлом и здесь, вдали от людных городов, в сущности, нет ничего, о чем стоило бы тосковать.
