В любом краю, какой ни возьми, непременно есть колдун, но только один. Два медведя в одной берлоге не живут, двух волшебников в одном краю не бывает. Дом колдуну не нужен, обитает здешний колдун в Халцедоновом распадке. Другие колдуны по своим распадкам разбежались. Иной засел в изумрудном или яхонтовом, хотя никаких изумрудов по таким распадкам не осталось, если и были когда, то их давно повыбрали. А в Халцедоновом, хотя и не часто, но халцедоны встречаются.

Колдун сидит в распадке на камушке. Ему мягко, тепло, удобно. Если кто-то сгонит колдуна с насиженного места, то он сам может стать колдуном. Но согнать колдуна с камушка не такое простое дело. Вот появляется претендент, в стальных доспехах с глухим шлемом, полностью закрывающим лицо. В руках нечто убийственное, очень острое и железное. У колдуна ничего подобного нет, но он совершает чуть заметное движение мизинцем, и оторванная голова рыцаря катится по земле, постукивая шлемом. Претендент поднимает голову, зажимает её под мышкой и отправляется домой, где его, наконец, похоронят. Местные называют таких путешественников «путник без головы».

Иной раз чародей встаёт с камушка и отправляется куда-то по своим волшебным делам. Чудесный камень в это время остаётся без присмотра, но претендовать на него не рекомендуется, может так отшвырнуть, что неясно, где искать оторванную голову.

Сменить колдуна может только другой колдун, сильнейший, а такое случается не часто.

Последние годы в Халцедоновом распадке сидел чародей Баскертьян. Он считался светлым магом, поскольку в чужие дома не лез, а когда однажды случилась страшная засуха, явился в ближний посёлок, поколдовал и вызвал дождь, о каком мечтали все крестьяне. Конечно, явившимся хамам головы он отрывал, ни на минуту не задумываясь, но это уже не зависит от цвета чародея. Пришёл с оружием, изволь потерять голову.

Приходили и без оружия, с разными просьбами. Эти уходили целыми, но никто не получал ничего, о чём просили доброго мага. Понимать надо, волшебник захочет — сам даст, а просить да вымаливать — дело бесполезное.

Был особый случай, когда забрёл в распадок старик Нутрон. Он не стал ничего просить, а начал спрашивать:

— Что я хотел узнать… На камушке тебе мягко и тепло, это дело волшебное. Ты им напоен и всячески обустроен. Я бы долго на камне сидеть не мог, а тебе уютно, потому как ты колдун, а он волшебный камень. Но есть тут одна закавыка. Сидишь ты у всего мира на виду и никуда тебе не скрыться. Вот я и думаю, почему бы тебе не устроить какой ни на есть домишко, чтобы можно было от бесстыжих глаз прятаться?

Обычно Баскертьян молчал, но оказалось, что на заданный вопрос он может и ответить.

— Мне и без дома хорошо, а дом будет камушек заслонять.

— Чем так важен твой камушек? Ты сам по себе колдун и встать с камня можешь. Значит, сила не в камне, а в тебе.

— Умный ты, дед Нутрон, спасу нет. Но на этот вопрос тебе ответа не понять. Вот скажи, что ты будешь делать, если завтра царём станешь?

— Эту сказку все знают. Я бы поцаревал пару дней, а там хапнул бы денег рублей сто и утёк.

— То-то и оно. Царь на троне годами сидит, а ты даже царских причин понять не умеешь. А колдовские причины посложней будут.

На том разговор закончился. Вроде бы на все вопросы колдун ответил, а ничего толком не сказал. Но то немногое, что люди достоверно знали о колдуне, опиралось на эту беседу.

Утром седьмого мая в самое субботнее время появился в Халцедоновом распадке гулящий мужик Ерёма Метелинский. Он и прежде сюда забредал, а зачем — никто не мог сказать. Прихромает, опираясь на клюку, постоит, и дальше пошлёпает. Зачем да почему — с каждого Ерёмы не спросишь, вот и с этого не спрашивали.

Люди зоркие да остроглазые приглядывались и говорили, что ноги у Еремея здоровые, и костыли ему не нужны. Подумали и решили, что Ерёма собирается в город, а там здоровому мужику быть неловко, можно на неприятности налететь, проще хроменькому. На том и успокоились. А знали бы правду, то весь костыль о Ерёмин хребет пообломали.

Поравнявшись с колдуном Еремей привычно поздоровался и скинул баранью шапку. Баскертьян также привычно ничего не ответил. Колдун в сердце смотрит и сам выбирает, кому на поклон ответить, а кому — нет. А что такое дело невежливо, то кто видал вежливого колдуна?

Очутившись за спиной у чародея, Еремей размахнулся и саданул посохом по голове волшебнику. Тот, не вскрикнув, упал с камушка. Еремей спешно оттащил тело в сторону и уселся на волшебное место. Поёрзал, умащиваясь.

— А что — мяконько. Да и тепло. Хотя, может это прежний колдун насидел. Но теперь я буду колдуном. Вот, соберусь с мыслями и колдану что-нибудь, чтобы все знали.

Собирался с мыслями Еремей долго. Не так это просто — осознать, что только что был сиволапым мужиком, а стал великим магом, повелителем Халцедонового распадка. Тут надо такое придумать, чтобы весь мир потрясти.

Проснулся от того, что кто-то ухватил его за плечо. С трудом отворил глаза и увидал старого Баскертьяна. Лицо мага было залито кровью, но взгляд был прежним, ничуть не злым.

— Ну, как, нацаревался? Пора и честь знать. Вставай, освобождай место.

— Ты подумал, что говоришь? Я — грозный колдун Еремей!

— Тогда давай, колдунишка Ерёма, зачаруй меня, как следует. Что, не получается? Чтобы колдовскую силу получить, со мной надо лицом к лицу сойтись, а не со спины подползти.

Баскертьян рванул Ерёму за шиворот, но поддёвка, рубаха и даже порты разлезлись от рывка, и Еремей остался на камне как есть голый, словно в баню собрался.

— Эге, да ты в камень врос! А не шути с волшебными камнями. Что же мне с тобой делать? Проще всего — тебя убить.

— Не надо… — проблеял Ерёма.

— Сам знаю, что не надо. Тебя убьёшь, получится, что ты хоть полчаса, но колдуном был. Каким? — тёмным, светлым — наплевать. Дрянным колдуном, но был. Такого безобразия я не допущу. Значит, надо тебя из камня извлекать, благо ты уже без штанов сидишь. Портки твои тебя умнее, на чудесном халцедоне не усидели.

В руках у Баскертьяна ничего не было, но всё потребное он откуда-то вынимал. Прежде всего, достал нож и воткнул в тонкую границу, что разделяла камень и живое тело. Брызнула кровь.

— А-а!.. — закричал Ерёма. — Жопу не тронь! Больно!

— Ты что думал? Конечно, больно.

Баскертьян провёл ножом широкий разрез.

— А-а-а!!!

— Ты думал, я по камню резать буду? Волшебные камни так обтёсывать нельзя, а задницу можно обтёсывать как угодно.

— А-а-а! Не надо больше!

— Как это — не надо? Ну-ка, повернись другим боком.

— А-а-а!!! Убери нож!

— Терпи. Это только начало. Прежде я по прямой резал, а теперь надо фигурную резьбу устраивать, по форме жопки. И не вздумай елозить, а то отсеку тебе что-нибудь ценное — и живи, как знаешь.

Баскертьян повалил камень вместе с приросшим Ерёмой на бок и провёл первый фигурный разрез.

Еремей уже не кричал. Он выл. Хрипел, булькал. Ничего человеческого не было в этих звуках, а колдун продолжал деловито ковырять ножом, отделяя живое мясо от камня. При этом он непрерывно бормотал, рассказывая что-то самому себе.

— Ты радуйся, что у нас халцедоновый распадок. Халцедон камень крепкий, не крошится, а то не знаю, как бы тебе жопу вычищать от каменной крошки. Твёрдость у него по шкале Мооса равна семи. Ты, небось, не знаешь, кто таков Моос… Ну чего голосишь? Я тоже не знаю, но ведь не голошу. Теперь здесь подрежем, и будет у нас жопка загляденье. Правда, на ней сидеть не получится, но ты уже своё отсидел. Я кому сказал, не елозить? — а то и вовсе ягодиц не останется. Ещё пара надрезов и освобожу тебя от халцедона. А представь, был бы у нас распадок не халцедоновый, а алмазный, врос бы ты жопой в огромнейший бриллиант и ходил бы посверкивая.

Еремей уже не пытался рыпаться и уклониться от ножа. Его сотрясала тяжёлая икота.