— Какому злу? — насторожился Гиви, — я был там, я видел… там, о, Мюршид, творится нечто, от чего трясется земля!

— Это еще не есть зло, — произнес из темноты голос, — страшнее будет, ежели она перестанет трястись. Однако, дела это давние, а у тебя есть заботы и поважнее.

— Да уж, — угрюмо согласился Гиви, — это уже не моя забота. Я обречен сгинуть во мраке, где нет пути.

— Не тревожься, о, сомневающийся. Выход есть всегда, нужно лишь уповать на милость Божию. Ибо даже если закроет Он перед тобой все пути и проходы, Он покажет скрытый путь, неизвестный никому.

— Эх! — сказал Гиви, — из темницы еще никто не выбирался сквозь стены…

— Как знать. Сорок один атрибут есть у Бога, из которых двадцать атрибутов необходимости, двадцать — невозможности и один — возможности. И, если предназначение твое угодно Всевышнему, он охотно предоставляет тебе последний атрибут!

— Хотел бы я узреть этот самый атрибут в предлежащей тьме…

— Спасение грядет, — сурово сказал Мюршид, — но учти, о, Гиви, что само по себе спасение тоже есть испытание!

— Лучше испытание спасением, чем испытание темницей, — резонно возразил Гиви.

— Как знать, — загадочно повторил Мюршид.

Гиви хотел сказать еще что-то, но тяжкий скрип отверзающихся запоров заглушил его слова.

Интересно, подумал Гиви с поразившим его самого безразличием, это за мной? Или за тем беднягой? И если за мной, то с какой целью?

В душе у него шевельнулась робкая надежда: неужто Миша все-таки одумался… да нет, маловероятно.

— Что это, о, Мюршид? — спросил он шепотом.

— Последний атрибут, — так же шепотом ответил Мюршид, — смотри!

По стенкам запрыгало пламя факелов, освещающих коридор — с непривычки оно показалось Гиви прямо-таки ослепительным. Он моргал, привыкая к свету, и, когда привык, то увидел, как пламя просачивается сквозь приоткрытую дверь, и в нем маячат темные силуэты.

Миша, — думал он, слыша, как торопливо заколотилось сердце, — эх, нет, не Миша!

Ни один из новоприбывших не был похож на Шендеровича — один слишком маленький, двое других — слишком большие.

Он вновь зажмурил глаза.

— Господин, — произнес кто-то свистящим шепотом, — господин мой! Ты здесь?

Гиви оглянулся во мрак, где скрывался его собрат по несчастью, полагая, что обращение могло адресоваться и к нему, но из угла не донеслось ни звука.

— Господин мой Гиви! Отзовись, о, скрытый во тьме!

— Это э… я, — произнес Гиви вовсе не с той готовностью, как, казалось бы, должен, — а это кто?

— Везирь Джамаль, твой слуга…

— О! — обрадовался Гиви, — это Миша тебя послал за мной? Так он передумал?

Шендерович, конечно, бросил его сюда под горячую руку, как последняя скотина, но в принципе, он человек незлой, широкая натура, мог и одуматься… Это все Престол…

Джамаль грустно покачал головой, увитой пышным тюрбаном.

— Ежели бы он послал меня за тобой, — пояснил он, — то не иначе как с холодной сталью в руке или же с чашей, полной яда… Ты, мой господин, у него как бельмо на глазу!

— Тогда зачем пришел? — поинтересовался Гиви, испуганно подбирая под себя ноги, насколько позволяли колодки.

— Я пришел исключительно по велению собственного своего сердца, — с достоинством пояснил Джамаль, — ибо не дело, когда неправедный казнит праведного.

— Э… — нерешительно проговорил Гиви, — очень мило с твоей стороны. Я принимаю твои соболезнования и все такое…

— Не соболезнования предлагаю я, но помощь, — возразил Джамаль, — ибо от пустых сокрушений нет никакого проку.

— Ну… — затруднился Гиви, которому Джамаль, в общем, не слишком нравился. — Ежели ты, друг мой хочешь принести цыпленка или же блюдо с рисом…

Он замялся, поскольку его тревожили слова Джамаля насчет яда.

— В узилище самый жирный кусок встанет поперек горла, — твердо произнес Джамаль, — и не пристало благородному поглощать трапезу в столь унылом месте.

Гиви вздохнул. Похоже, Джамаль кормить его не собирался. Даже ядом.

На всякий случай он печально возразил:

— Благородный облагораживает любое место. Даже подобное сему.

— Ты мудр и велик, о, господин мой! — всплеснул Джамаль пухлыми руками, — однако ж позволь, я выведу тебя отсюда, чтобы воздать все почести, которые полагаются по праву.

— Ты хочешь сказать, — осторожно переспросил Гиви, — что выведешь меня из темницы?

— О да! Я выведу тебя на свет, о, друг и повелитель! И укрою тебя от нечестивых взоров! И рука тирана не коснется тебя!

— Какого тирана? А-а, Миши! И, э… куда же мы пойдем?

— Позволь малому позаботиться о большом, — уклончиво произнес Джамаль и загремел чем-то, вероятное всего, связкой ключей.

Гиви колебался. Теперь, когда глаза его окончательно привыкли и к мраку, и к свету, он окончательно разглядел, что массивные фигуры за спиной Джамаля смотрятся весьма грозно — по всей вероятности, везиря сопровождали воины из личной охраны.

А ну, как шнурком придушит, тревожился Гиви. Как знать, вдруг Миша совсем воцарился и поручил меня втихую убрать, а может, он по собственной инициативе… Начальству хочет угодить, или просто натура вредная…

— Иного выхода у тебя нет, о, светозарный! — настаивал Джамаль, — ибо уже ходят по городу Ираму глашатаи, рассказывая народу о твоем коварстве и двуличии. Говорят, в горах Мрака уже рубят кедры, чтобы плаха была достойна казнимого.

Или он врет, мучился Гиви, или нет? А попробуй тут откажись. Вон, каких амбалов привел!

— В безопасном месте я спрячу тебя, господин мой, — продолжал настаивать Джамаль.

Гиви думал. Может, конечно, Миша все-таки опомнится, но пока что-то непохоже. А Джамаль этот Мишу, вроде, недолюбливает. Это как минус на минус… враг твоего врага — твой друг, так сказал бы Мюршид… да, но какой же Миша — враг? Охо-хо, думал Гиви, вот ведь как оно все обернулось! А ведь как было здорово раньше… Что делать? Кому верить?

Ему хотелось верить Шендеровичу.

Но спасать его пришел Джамаль.

— Эх! — решился Гиви, — ладно! Одно лишь слово хочу я сказать тебе, о, Джамаль! Не в моих правилах оставлять в беде сотоварища по узилищу. Ежели ты освобождаешь меня, то освободи и его!

— Ты хочешь сказать, — Джамаль сразу как-то подобрался, — что тут, с тобой, еще кто-то?

— Да, — согласился Гиви, — Несчастный мудрец, брошенный в это подземелье неправедно, и скрасивший мне часы одиночества своими рассказами и наставлениями! Поможешь ли ты ему, о, Джамаль, как помогаешь мне?

— Я живу, чтобы помогать мудрым и спасать праведных! — Пылко заверил Джамаль.

— Ну, так сними с него колодки и выведи к свету! И проследи, чтобы он ушел благополучно.

— Твой слуга проследит, чтобы мудрец покинул узилище, — согласился визирь. Он хлопнул в ладоши и Гиви, услышав этот звук, втянул голову в плечи. За подобным жестом, как он успел узнать, обычно следовало мало хорошего.

Массивные фигуры спутников Джамаля заслонили скудный свет, пробивающийся из-за двери подземелья, и шагнули под мрачные своды. Мягкой тигриной походкой прошли они мимо Гиви, который тревожно наблюдал за их перемещением.

Какое-то время они топтались у стены, шурша прелой соломой и чем-то звякая.

— И где же твой собрат по несчастью, о, господин мой? — спросил, наконец, Джамаль, поскольку поиски грозили затянуться.

Тут только Гиви сообразил, что с момента появления визиря его сокамерник не издал ни единого звука.

— Только что, понимаешь, был здесь, — произнес он растерянно.

Спутники Джамаля гремели чем-то у стены. Судя по полному молчанию, они тоже были из тех, кто надежно хранит дворцовые тайны по той простой причине, что не в состоянии их озвучить.

Не нравится мне все это, — думал Гиви.

— Не окликнешь ли ты друга своего? — сладким голосом спросил Джамаль.

— Эй! — негромко проговорил Гиви, — отзовись, почтенный!