Никто не мог дать мне гарантии, что в случае их смерти власть перейдёт ко мне. Да, меня уважают, но я ещё слишком молод, а мой политический вес пока недостаточен. Империя не знает жёсткого наследования власти. Мой отец был усыновлён. Как и его предшественники: Люций Вер, Антоний Пий, Адриан, Траян. Эта система доказала свою эффективность.

Но Марк Аврелий решил отойти от неё, возложив свои надежды на передачу власти сыну. Это рискованный шаг. Из всех его сыновей выжил только я.

Мне нужны хотя бы 10 лет, чтобы отец укрепил мою легитимность. Без него ситуация станет хаотичной. Любой генерал сможет провозгласить себя императором, а я окажусь на грани уничтожения.

Сейчас моё положение в войсках кажется надёжным: легионеры благожелательно ко мне относятся, центурионы и легаты, которых я поддерживаю, тоже станут за меня. Но генералы — другое дело. Они слишком крупные фигуры, чтобы делиться своими мыслями. Всё выглядит спокойно, но я не знаю, что они держат за пазухой.

Оставшись сиротой в этот сложный период, я окажусь в особенно уязвимом положении.

Я смотрел на огонь, стараясь унять свои страхи, обдумывая, что упустил, и что ещё можно сделать.

А еще эти преторианцы…

Внезапный стук в дверь прервал мою сосредоточенность. Раб вскочил, чтобы проверить, кто пришёл. После короткого шёпота с пришедшим он вернулся, слегка склонившись:

— Посыльный от императора передал, что вас зовут, господин.

— Хорошо, — кивнул я.

Отогнав лишние мысли, я привёл себя в порядок. Накинув тёплый плащ, я направился к отцу…

***

Выйдя на крыльцо, я осмотрелся. Лагерь был тщательно очищен от снега, особенно в районе форума (principia), где порядок и дисциплина казались незыблемыми даже зимой. Белоснежный покров отражал свет факелов, расставленных вдоль главных дорог. Воздух был холодным и резким, пронизывающим даже сквозь меховую подкладку моего плаща.

Я постарался побыстрее добраться до отцовского входа в преторию, укрывшись в тёплый плащ, подбитый мехом.

— Аве, Август! — поприветствовал я его по-военному, заходя внутрь.

Марк Аврелий поднял на меня взгляд и жестом пригласил сесть напротив.

— Сальве, Люций. Нам нужно поговорить, — сказал он усталым голосом.

Вновь отметил, как сильно он сдал за последнее время. Несмотря на свою стойкость, война истощала его. С 919 года он почти без передышки отдавал себя служению Империи, находясь в постоянной тревоге и напряжении. Девять лет войны, пусть даже и низкой интенсивности, — это тяжёлое испытание для любого человека.

— Я слушаю тебя, отец, — сказал я, отложив в сторону формальности. Передо мной сейчас был не император, а отец.

Он вздохнул, позволив себе короткий момент расслабления:

— Это нужно было обсудить раньше. Это моя вина. Все силы, всё внимание забирает эта война...

Его взгляд потяжелел, и он продолжил:

— А я слишком много взвалил на тебя. Но иначе, вероятно, и невозможно. Прости. Империя переживает не лучшие времена, и это требует огромных усилий от всех нас.

— Я понимаю, отец, и не ропщу, — ответил я с поклоном. — Как и вы, я всей душой болею за нашу Империю и желаю ей процветания. Если мои усилия в учении принесут ей пользу, то я буду считать себя счастливым.

— Ты прав, — снова вздохнул он. — Жаль только, что пришлось заплатить жизнями твоих братьев, чтобы в итоге получить такого сына, которым мог бы гордиться сам Юпитер.

Эти слова задели меня за живое, но я молча склонил голову. Это была больная тема для нашей семьи. Здесь не было слов, которые могли бы что-то изменить.

Отец, ненадолго задумавшись, нарушил тишину:

— В январе состоится церемония. Я договорился, чтобы тебя приняли в Коллегию Понтификов.

Я поднял голову, не веря своим ушам:

— Серьёзно, отец? Вы не шутите? Но ведь я всё же ещё довольно молод для этой должности.

Его взгляд стал твёрдым:

— Да, ты молод, но уже показал, что способен мыслить зрело и ответственно. Это часть твоего пути, Люций. Коллегия даст тебе больше, чем просто статус. Она станет школой, где ты узнаешь много о римских традициях, верованиях и управлении.

Я кивнул, осознавая важность его слов. Принятие в Коллегию Понтификов — это не только честь, но и огромная ответственность.

— От тебя ничего особенного не требуется, пока. Но это будет важным началом в твоей общественной жизни. Да, Люций, тебе пока 13 лет, но через полгода исполнится 14. Это важная веха на пути к взрослению. Летом ты наденешь toga virilis, и это станет официальным началом твоей взрослой жизни.

Да, я с одной стороны жду с нетерпением совершеннолетия, а с другого немного страшусь.

— Может, отец, стоит вступить в Коллегию после того, как надену тогу? — спросил я.

Отец посмотрел на меня с лёгким неодобрением:

— Нет смысла медлить. Ты высказываешь сомнения, и это меня беспокоит. До сих пор я не замечал за тобой этого. Даже в походах ты держался достойно. Откуда у тебя это малодушие?

Наверное, потому, что в походах от меня лично мало что зависело, а теперь я начинаю вливаться в общественную жизнь Империи, где ответственность совсем иного уровня? Но это я оставил при себе. Отец прав: правитель не имеет права быть слабым или малодушным. Если я проявлю слабость сейчас, как люди смогут доверять мне в будущем?

Я вздохнул, поклонился ему и твёрдо ответил:

— Отец, я готов.

— Это то, что я желал услышать, — сказал отец, но его фразу оборвал приступ кашля.

Мне не нравилось его состояние.

— Отец, до начала кампании ещё есть время относительного покоя, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Как цезарь, почти понтифик, настоятельно прошу вас укрепить своё здоровье ради общего блага и ради Империи. Если вы перетрудите себя, это лишь ухудшит положение в этот переломный период. Вам нужен отдых, хотя бы месяц или два.

Отец с сомнением и лёгким удивлением смотрел на меня, словно видел меня заново.

— Вряд ли получится отдохнуть. Нам нужно еще один-два года, и мы вернемся в Рим с триумфом…

Он замолчал, о чем-то задумавшись. А мне в этот момент пришел в голову экспромт.

— Отец, мы же первого января устроим пир, посвященный Янусу, так?

— Конечно, мы обсуждали это. - кивнул он.

— Я бы хотел выступить с одной важной речью. Это касается тех философских идей, о которых я намекал. Первое января отличный день для этого. И я бы хотел чтобы вы поддержали меня.

— Как тебя поддержать? – нахмурился он. - я даже не знаю о чем пойдет речь. Я должен понять о чем речь.

Подумав, я понял что не обойтись без предварительного обсуждения отца.

— Ты прав, отец. Это займет весь наш вечер, и лучше, чтобы нам занесли что-нибудь перекусить…

— Ты хочешь создать новую философию для Рима? — задал он вопрос, прищурившись.

— Я бы не назвал это новой философией, отец. Скорее, это переработка старых истин, адаптированных к современности. Показать, что Империя — это не просто территория, это порядок, связь между всеми её гражданами.

Глава 13

928(175) 1 января, Карнунт, Паннония

Хотя здесь празднование Нового года отличается от того, что было мне привычно в прошлой жизни, я должен признать: римляне справляют его неплохо.

Утром мы принесли жертвы на небольшом лагерном алтаре Янусу. Богу дверей, который соединяет старое и новое, преподнесли фрукты и пирог. Традиция требовала, чтобы дары были сожжены, но я не мог не подумать о том, что сам бы с удовольствием попробовал эти подношения.

Янус — бог переходов, начала и конца, старого и нового. Знакомый концепт. Люди всегда надеются, что новый год принесёт перемены к лучшему, что он станет светлее, спокойнее, плодороднее.

После утреннего обряда начался обычный для лагеря день, хоть и с праздничными нотками. Легионеры шлифовали доспехи и приводили в порядок оружие — не только ради дисциплины, но и чтобы показать себя с лучшей стороны на торжественном построении. В полдень сигнальный рог возвестил об общем сборе. На плацу выстроились когорты, и отец лично обратился к солдатам, поздравив их с новым годом и пожелав побед в грядущих кампаниях.