14.

Дверь кухни открывалась медленно, но очень громко. Этот звук несмазанных пружин днем не слышен, но в оглушающей тишине ночи он грохотал как адские колокола.

Первым в кухню сунулся длинный и черный как карандаш глушитель, вытягивая за собой пистолет и руку в кожаной перчатке. Глушитель длинным носом поводил из стороны в сторону принюхиваясь и следом за ним появилась нога, обутая в берцы. Рука втягивалась в кухню все глубже и глубже, вытягивая за собой тело. Как змея убийца вползал на кухню, пока не вошел полностью.

Андрей сделал единственное, что мог — забился в дальний угол кухни и дрожал. У вошедшего не было лица. Да, это была человеческое существо, две руки и две ноги, на голову накинут капюшон, но там где должно быть лицо крутится вихрь. Как будто маленький смерч вместо головы. Ствол посмотрел в его сторону и вытянулся, увидев цель — Андрей медленно поднял обе руки вверх, так всегда делали в кино. Андрей надеялся, что нечистый, ворвавшийся в его дом тоже смотрел этот фильм.

— Любишь подарки получать на Новый Год?

Оказывается то, что было у него вместо головы могло издавать нормальные звуки. Связная речь и четкий вопрос на который нужно дать правильный и быстрый ответ.

— Да, — сказал мальчик не задумываясь. — Кто не любит новогодние подарки?

Свободной рукой существо полезло в карман и потянуло оттуда ниточку, а на ниточке показалась игрушка. Игрушка, предназначенная для того, чтобы раз в году украшать елку. Стеклянный космонавт улыбался и держал руки по швам.

— На, — сказало существо и протянуло игрушку мальчику. — Возьми солдатика. Мне стишок не нужен.

Андрей взял подарок. Он не мог сдержать дрожь в руке и на секунду коснулся холодной кожи перчатки. Вот сейчас безликий вцепится в него, выдернет его к себе, на середину кухни и выстрелит. Но игрушка все еще была в кулаке и вооруженный человек не стрелял. Он сделал шаг назад не опуская пистолет и опять сунул руку в карман.

— Я сам могу стишок рассказать. Хочешь?

«Всегда отвечай „Да“, когда на тебя смотрит ствол». — подумал мальчик, и кивнул. Вооруженный человек уже вытягивал руку сжатую в кулак из штанин. Сквозь пальцы просыпалось что-то разноцветное и маленькое. Мелконарезаная разноцветная фольга или типа того.

— Конфетти, — сказал безликий. Частицы в его голове ускорились, создавая еще более мощный водоворот. — Люблю конфетти. И стихи, так слушай.

Он начал декларировать, дирижируя себе пистолетом. Каждый раз как ствол целился в него мальчик вздрагивал.

Что такое Новый год?

Это всё наоборот:

Ёлки в комнате растут,

Белки шишек не грызут,

Зайцы рядом с волком

На колючей ёлке!

Дождик тоже не простой,

В Новый год он золотой,

Блещет что есть мочи,

Никого не мочит,

Даже Дедушка Мороз

Никому не щиплет нос.

На словах «Никого не мочит» безликий хрюкнул, и Андрей закрыл глаза, но выстрела не прозвучало. Пока звучал стих безликий разбрасывал конфетти в разные стороны, маленькие разноцветные частички покрыли пол почти равномерным слоем, попали на стол, на тумбочку, прилипли к белой дверце холодильника и плавали в мойке.

В коридоре кто-то прошелся и на кухню зашёл еще один человек без лица. Они были похожи как близнецы, даже одинакового роста, только капюшоны цветом отличались и у этого было маленькое, почти игрушечное ружье вместо пистолета.

— Что делаете?

— Чай пьем.

— Ну ладно. Я там бабку посыпал, если что. И записку оставил.

— Что написал?

— С Новым Годом, крошка.

Они хрюкнули почти одновременно, как два сошедших с ума поросенка. Сейчас они возьмутся за оружие и пойдут в свою поросячью школу расстреливать свиней, всех кто попадается на дороге. Красных свиней, фашистских свиней, еврейских свиней, старых и молодых хряков, свиней и поросят — пока хватит патронов.

Они хрюкали только им двоим понятной шутке и смотрели на мальчика, все больше и больше вжимающегося в стену. Он уже понимал, что доживает на этом свете последние секунды. Что он больше не увидит мать и отца. Что не вырастет и не купит мотоцикл. Он не будет на нем возить по улицам ночного города красивую девочку и у него не появятся крутые друзья. И последнее, что он слышит это хрюкающий смех двух безликих детоубийц.

Глава 8…Но деньги вперед

1.

— Серебра боишься, упырь? Сразу очухался.

Фома убрал кинжал и проверил узлы на прочность. Подергал там-сям, затянул туже и довольно выдохнул.

— Хорошо. Не сорвёшься. Женька, держись крепче, будем ехать!

Женька дёрнулся просыпаясь и обернулся через плечо. Помотал башкой, соображая где находится, и вдруг побледнел — вспомнил. Взгляд у него был отсутствующий, но голова ещё соображала:

— А что с дедом будет? Его отвязать нужно.

— Поедет так. Волоком, на веревочке. В коляске места нет. Если ты такой добрый, то ноги ему развяжи — пусть бежит. Только смотри, чтобы лысый тебя этими ногами не забил, они же мстительные. Сначала дохлым притворяется, а потом башку с плеч.

— Хорошо.

— Что хорошо? Иди, проверь его.

Женька послушно вылез из коляски и обогнув мотоцикл встал напротив связанного деда. Тот уже пришел в сознание и молча наблюдал за его действиями. Женька замялся и отошёл чуть дальше, потом ещё шаг назад — от деда исходила молчаливая угроза, злобная аура и мужичку было страшно. В конце концов он видел убитых друзей в доме. Фома возился впереди, у фыркающего мотоцикла, что-то крутил у зеркала, но ситуацию контролировал и Женьку не забывал.

— Что там? Живой упырь?

— Да.

— Пытается освободиться?

— Нет.

— Смотрит на тебя?

— Да.

— Не встречайся с ним взглядом. На всякий случай.

Дед вдруг улыбнулся, и Женька вздрогнул. У лысого внезапно были белые, идеально ровные зубы. Тут молодой может позавидовать такому старику, что уже говорить о простых пенсионерах.

— Кажется, я начинаю понимать, почему вас ненавидят.

— Что ты говоришь?

Женька продолжал смотреть в рот деду, а тот продолжал широко улыбаться и смотреть в ответ. Немая сцена длилась пока Фома не газанул, так что мотоцикл взревел и выпустил темную дымную тучу из железной задницы. Дым на мгновение окутал пленника полностью, оставив только белоснежную улыбку и за секунду сгинул.

— Всё нормально?

Дед продолжал улыбаться и смотреть на Женьку.

— Да.

Дед подмигнул.

— Но я бы на всякий случай проверил веревки, а то мало ли что.

— Ты сам не можешь это сделать, помощник сраный? — Фома подошел и посмотрел на деда. Улыбка пропала без следа. «Хитрый, — подумал Женька — Опасный и хитрый.»

Фома проверил веревки ещё раз и посмотрел на Женьку:

— Освободить ему ноги? Пусть пробежится или проедется на жопе?

— Здоровый, — неуверенно пробормотал Женька, — мы как-то в детстве кусок бревна так домой тащили. Не помню зачем это нужно было, молния ударила в осину и оставила несколько обгорелых кусков после себя. Мы как раз на рыбалке были, ехали мимо и увидели. Не помню кто, надумал в деревню притащить один пенёк. То ли столик из него хотел сделать, то ли подарок для растопки кому-то, но факт в том, что мы его цепью обвязали и пристегнули вот также к коляске. Потащили за собой и поначалу все нормально было, мощи хватало вполне. Деревяха волочилась за коляской подпрыгивая на ямках, отлетала то вправо то влево, напрягая водителя и мотоцикл, но ничего страшного не было пока он не раслабился и газу не дал чуть больше, а потом еще больше и еще.

— Короче. Что случилось?

— Как-то этот пень по-особенному выкрутился и подпрыгивая вокруг проносящегося мимо телефонного столба обвился и вцепился в него как поп в крест на пасху. А мотоцикл разогнался уже и сначала цепь натянулась, а потом я это увидел, а потом…

— А потом ты обосрался.

— Ну не без этого. Я пятнадцать лет на мотоцикл не садился, чудом выжил, отделался сотрясением. А Игорёк нет.

— Очень интересный рассказ, но у нас ещё много работы.