— Я думал ты живешь на Северном Полюсе дед. А ты в поселке Зимнем объявился. Никто тебя не мог найти. Охотники жопы рвали, но сдались и сказали, что подождут когда ты вылезешь в декабре. А ты вот он, есть. Нарисовался у нас. Что за колодец, дедушка?
— Да тут рядом. Показать?
— А Северный Полюс?
Они слушали. Собрались вокруг пленника и слушали, затаив дыхание. Он еще умел рассказывать сказки детям, а эти по интеллекту от детей слабо отличались.
— Нет никакого Северного Полюса. И зовут меня не Дед Мороз. Все это выдумки власти. Просто нужно было придумать праздник, чтобы людей успокоить. Раз в году дать людям расслабиться, нажраться и напиться, вождя послушать. Поэтому для вас дети и придумали деда Мороза.
— А ты?
— А меня зовут по другому.
Дед прикрыл глаза и медленно, с расстановкой прочитал любимое. Сам он тем временем думал совсем о другом. Он думал о том, что ружье стоит одиноко у стены, что на расстоянии вытянутой руки лежит его сумка и что ему никак нельзя дожидаться тех кто скоро приедет.
«Я умру в крещенские морозы Я умру, когда трещат березы А весною ужас будет полный: На погост речные хлынут волны! Из моей затопленной могилы Гроб всплывет, забытый и унылый Разобьется с треском, и в потемки Уплывут ужасные обломки Сам не знаю, что это такое… Я не верю вечности покоя!»
— Херня, — отрезал Медведь, — не люблю стихи. Еще в школе училка задолбала. Как вспомню, так вздрогну. Прекращай, Мороз или как там тебя.
— И Снегурочки тоже нет? — спросил Женька, неожиданно тонким голоском. Лёха скривился и подмигнул Серёге, а Женька продолжал смотреть на деда, ожидая ответа. — Её тоже выдумали?
— Почему выдумали? Очень даже есть. Дома меня ждет. Наверное чайник уже поставила. Волнуется, где же дедушка?
Дед уже видел дензнаки в глазах главаря. Мысленно тот уже посчитал размер вознаграждения и думал ещё кое о чём. Поднял трубку и снова набрал номер. Дал знак деду молчать, приложив палец к губам.
— Алло? Это опять вас с Зимнего беспокоят! Девушка, я пятнадцать минут назад звонил. Слушайте не отправляйте к нам машину. Ошибочка вышла. Не Мороз это. Я дико извиняюсь! Да проверил! Актер это! Из города. Я ведь не знал. Он нам тут навешал всякого, стихи читал — мы и повелись. Еще выпившие были. Нормальный он! Не из этих! Да простите меня! Я дико извиняюсь, мы же как лучше хотели! В следующий раз…
Он мягко положил пластмассовую трубку на место, хотя было видно, что с удовольствием швырнул бы если мог. Потом посмотрел в окно, где все еще вовсю шел ливень и вздохнул.
— Похоже Снегурке придется подождать. В такую погоду и паршивую собаку не выгоняют из будки. А дед вообще растаять может. Внучка сильно расстроится, да дедушка?
— Ты зачем отменил заказ? — спросил Женька, — Как мы деньги теперь получим?
— Возьмем ледяную девчонку, упакуем их в багажник и отвезем в город. Там я от дочки наберу и деньги заберём. А про колодец мы никому не расскажем, там можно много дорогих вещей набрать. Мужики и правда под Новый Год желания сбываются, а я не верил.
— Как же так? — спросил дед. — Что с вами стало, люди? Что вы творите? Зачем все это? Как можно предавать свое прошлое? Кто берёт деньги за мою поимку?
Удар неожиданно прилетел слева. Это был… Да какая разница кто? Зато удар был хорош. Новогодний салют в глазах и традиционное потемнение после. «Долго буду восстанавливаться», — подумал дед.
«Пришло время вернуться Лютому, — сказала Снежка. — Я знаю достаточно».
«Хорошо».
— Хорошо? — крикнул Серега, — Повторить?
— Оставь его, — встал со стула здоровяк и потянулся, хрустя костями. — Идем пожрём. Я проголодался. Нам его ещё целую ночь сторожить. Женька, возьми ствол и карауль гада. Мы вернёмся и сменим тебя, пойдешь перекусишь. Осторожнее будь. Вернусь, ещё и ноги ему замотаем. Не подходи близко и не наклоняйся, не подставляйся под удар. Пошли, Серый.
4
Они вышли на кухню и плотно закрыли за собой дверь. Женька вздохнул и стараясь не смотреть деду в глаза взял ружье, пододвинул табурет и сел напротив. Дед молчал, но следил за ним. Ловил его взгляд. Он знал, что мужичок чувствует его и избегает, но долго он не продержится.
— Что? — не выдержал тот и направил ружье на пленника, — Чё ты пялишься?
— Ничего.
— Не пытайся меня гипнотизировать, а то я тебе башку отстрелю.
— Даже и не думал. Ты себе яйца не отстрели случайно, а то вижу ты и держать оружие не умеешь, мальчик.
— Какой я тебе мальчик, дед! Щас тебе отстрелю «кахуносы», будешь много разговаривать.
Он нервничал, определенно нервничал. Пришло время вспомнить. Дед закрыл глаза и глубоко вдохнул. Воздух местный был не свежий, совсем не тот морозный, обжигающе прохладный который он любил, а спертый, пропитанный спиртом, табаком, гнилыми зубами и потом. Таким воздухом только травиться, а не наслаждаться.
— Эй, дедушка тебе плохо?
Знакомые интонации. В этом человечке, предателе, который заманил его в ловушку еще что-то оставалось хорошее — новогоднее. Не грех было воспользоваться. Дед выдохнул и перед его внутренним взором как на экране телевизора закрутились титры, кадры. Год летел за годом, отматывался методично назад сменяя времена года и оживляя мертвых, делая молодых старыми. А дед все смотрел и смотрел ища его, среди множества костюмчиков Буратин, Золушек, Принцесс, Мушкетеров, Ослов, Петухов и Зайчиков он искал его одного и он его найдет.
Деда затрясло в конвульсии, и Женька вздрогнул. Руки у пленника связаны за спиной, хорошо замотаны — он ничего не сможет сделать. Позвать своих? Но засмеют же, а Медведь когда голодный он такой злой, особенно если помешать процессу приготовления и поглощения.
— Дед? Ты в норме?
Женька присмотрелся. Зрачки у деда бешено ходили вправо-влево, вверх-вниз. Он тяжело дышал и явно был не в себе.
— Дедушка? — прошептал Женька и наклонился ближе. Почти в упор. Почти касаясь с дедом носами. И прошептал еще тише. — Дедушка Мороз?
Дед посмотрел на него, два глаза одновременно сосредоточились на нем как два прицела и Женька отпрянул.
— Ой. Прости я не хотел! Меня заставили!
Но дед продолжал сидеть и руки по-прежнему были связаны за спиной. Он вдруг улыбнулся и Женька улыбнулся в ответ.
— Ты так и не стал танцором, Женька?
Женька замер. Он вдруг почувствовал что-то. Почувствовал себе младше на пару десяток лет, почувствовал аромат духов мамы, которая умерла уже десять лет назад, почувствовал запах отцовского одеколона, а еще запах хвои и вкус мандаринов, услышал шум школьной лестницы и строгий голос «классухи» Татьяны Викторовны. Все это замешалось таким яростным винегретом, что Женька напустил в штаны, как в детстве. Он стоял и таращился на деда, расставив ноги, ружье бесполезным придатком висело справа.
— Ты хотел быть танцором, как великий Нуриев?
— Нуреев, — поправил Женьки и кивнул. — Великий Рудольф. Первый, кто смог уйти.
— Да. Великий артист, умерший от Спида.
— Да пидор он, — резко ответил Женька и поставил ружье у стены. — Отстань.
— Поэтому ты не продолжил? Поэтому бросил балетный кружок? Так тебя называли друзья? И Лёшка из 10-го б тоже? Что-то я его не припомню. Он Новый Год тоже не любил?
— Он любит деньги, — сказал Женька и сел на табуретку, взгляд его был где-то там далеко, там где было всегда солнечно, весело и вкусно. — И всегда их любил. Я любил танцевать. У меня получалось. Но судьба…
— Судьба тут ни при чем. Ты пробовал?
— Да.
— После того, как ты получил новенькие балетки, ты пошел заниматься? После того как твои друзья высмеяли тебя?
Женька зажмурился и сжал кулаки. Воспоминание было слишком ярким. Он сидит на коленях у Деда Мороза и держит балетки, которые тот достал из мешка и торжественно вручил ему, а рядом ржут пацаны. Черноволосый Лёха уже не может стоять, ноги его не держат и он крутится на земле, как раздавленный жук. Крутится и смеется, визжит от смеха. Саня и Валя обнялись и ржут как кони, слезы текут по щекам, а Женька держит в руке двумя пальцами балетки и вдруг кривится с отвращением. «Что?, — говорит Снегурочка: Тебе не нравится подарок, малыш?»