— И разбудил. На две минуты раньше. Вот теперь думаю, зря или не зря, — Стручок не подхватил ее иронию.
— Даже не думай. Не зря! Никуда бы я не долетела. Так бы и сгинула в этой трясине.
— Так, ребяты. Что-то не нравится мне этот расклад, — теперь Инга нахмурилась. — Сразу мысль: а вдруг и Торик наш в эдакую пакость угодил? Могет у нас такое быть, Зоя?
— Мы не знаем.
— Слушайте, с этим надо что-то делать. Я даже не подозревала о таких опасностях. Думала, ну что там может случиться, во сне-то? Недолеты, перелеты, всякая ваша хитрая навигация. А так… — Инга бросила взгляд на Стручка. — Понимаешь, она у нас — единственный боец. Нам с тобой никак нельзя ее потерять!
— Эт-точно, — кивнул Стручок.
— Что делать будем?
— Я туда больше не пойду! — выпалила Зоя, и глаза ее расширились.
— Я тоже думаю, что надо сначала исследовать другие щупальца, — Стручок попытался перевести разговор в более конструктивное русло.
— Лапки! — уточнила Зоя, и он согласно кивнул.
— Да, хотя бы не дважды в одну воронку, — подытожила Инга. — Я очень надеюсь, что эта… — она взглянула на Зою — …лапка вела не к Торику. А пути к другим людям могут и не проходить через болота и трясины. Верно?
Стручок кивнул, а она продолжила:
— Но с беспомощностью надо что-то делать, друзья мои! Так нельзя. Вы у меня умные, подумайте, а?
Зоя отрешенно смотрела в окно. Стручок хотел было что-то ответить, но Инга жестом попросила его подождать. Зоя еще посидела, потом передернула плечами, словно выходя из транса, обвела взглядом встревоженные лица друзей и вдруг улыбнулась, блеснув хитринкой в глазах:
— Есть у меня одна идейка!
Стручок тоже расцвел улыбкой и молча поднял вверх указательный палец.
— Ни разу даже и не сомневалась! — с нарочитой серьезностью припечатала Инга и неожиданно задорно показала им обоим язык.
* * *
Как интересно: получается, «космос» разный, смотря в какую сторону выходишь из своей души? Кажется, я начинаю привыкать. Или барьер в этой части оказался тоньше? Сегодня на самой границе меня тоже ошеломило и перевернуло, но уже не так мучительно. А сейчас я вишу (или лечу, только без видимых признаков и ощущений?) в мутно-сером монолите, а подо мной еле движутся смутные тени.
Смотреть особо не на что, и я просто размышляю о странностях своего положения. Здесь я активна, в полном сознании, могу решать в уме дифуравнения, я пробовала. А там — беспомощно лежу и дрыхну под присмотром — ладно, под управлением — Олега. Умом вроде все понимаю и уже привыкаю к ситуации, но все равно странно и нелепо жить вот так, наизнанку. Если задуматься — сплошные парадоксы.
Я лечу в «космосе», но неподвижна. Я очень спешу выполнить нашу миссию спасения, но для этого мне приходится много спать. До меня всю жизнь никому не было дела, а теперь мне говорят, что я единственная в мире могу им помочь. Я ради забавы и собственного удовольствия развлекалась с математическими преобразованиями и моделями. Но вдруг оказалось, что мои игры непостижимо сложились в новую фигуру, став составной частью безумных игр другого человека, о существовании которого пять лет назад я даже не подозревала.
Впрочем, нет, леди-миледи, тут ты лукавишь, дорогая. Ты встретила его давным-давно, еще в школе, на морозной троллейбусной остановке, а потом в библиотеке. Давай не будем обманывать себя, да? Он зацепил тебя, леди-миледи, удивил, заинтересовал. Ты думала о нем. Грезила, но не так, как девчонки мечтали о парнях. Никакой романтики, ну… почти. Ты мечтала иначе: а вдруг это тот самый человек, который сумеет понять тебя, такую странную, непохожую на других внешне и особенно изнутри. Вдруг он разглядит в тебе эту инаковость. Более того, разделит ее и умножит на свою необычность. Это могло бы стать интересным, тебе не кажется, леди-миледи? Именно вот это, а не охи-вздохи при луне.
Да, мы с ним странно встретились. Будь я суеверной, я бы искала в этом знак судьбы, предначертание. Но я математик и прекрасно знаю статистику. Вероятность такой встречи вовсе не нулевая. Ее даже нельзя считать бесконечно малой величиной. Она вполне конкретна, даже в пересчете на всех жителей Города подходящего возраста и пола.
Пола? Хм… А это интересный поворот. Как бы все сложилось, если бы тогда, на остановке, ко мне подошел не он, Торик, а она, какая-нибудь студентка? Стали бы мы подругами? Нашли бы что-то общее? Ну хотя бы попытались искать? Эх, что толку гадать.
Хм… а вот ощущения отмечаю странные: будто меня слегка растягивают. Как в детстве играли: «за руки, за ноги…» Вокруг явно становится светлее. В ушах, которых у меня здесь нет, на фоне уже привычного далекого рокота появился свистящий призвук. Неужели сегодня я куда-то доберусь? Достигну другой души. Какая странная мысль: а вдруг тот самый «свет в конце тоннеля» — это именно момент прибытия нашей путешествующей субстанции, нашего путника, в другую душу? Хотя о чем я? Здесь меня ведет Олег. Кстати, интересно, он сейчас никуда не ушел? А то я как влечу в чужую душу на полной скорости.
О-хо-хо, а вот и граница. Впустит с первого раза или отбросит? Никогда не угадаешь. А вдруг я… Ух ты, какая россыпь ощущений! Будто в воду прыгнула и теперь скачу туда-сюда, словно камешек по поверхно…
Умпф! Все, погрузилась, серая муть, никаких картинок. Зато явно чувствую движение. Вспышка! Еще! Ничего не успела рассмотреть. Эй, кучер, я не успеваю! Давай-ка притормози! Ага, наконец-то заметил, мое перемещение стало более осмысленным, плавным. Похоже, я вплываю в какую-то сцену. Ну-ка, кто у нас тут?
* * *
Первым пришел запах. Приятный. Знакомый. Очень хорошо знакомый парфюм. Духи «Ассоль». Мама? Неужели. Вроде бы мы с ней по жизни никогда не были особо близкими душами. Да, это наш дом, только стены почему-то не бежевые, а какие-то сероватые, словно выцвели. Огромный календарь на стене… тоже блеклый, тусклый. Картинка с ярко-голубым морем и желтым песком еще похожа на себя, а вот лес рядом совсем не зеленый. Да и рамка у календаря, насколько я помню, была красная, а не тускло-серо-коричневая. Пальцами касаюсь стены — вот тут полное ощущение дома! Из всех знакомых только у нас обои с такими вот пупырышками.
Так, я что, попала сама в себя? Как плохо спроектированная ракета, вышла в космос, чуть полетала и свалилась обратно на Землю? Но почему такие странные цвета? Я слышу голоса на кухне:
— Ружена, не выдумывай. Ты прекрасно справилась с этой ролью! — отец, как всегда, убедителен. Для всех, кроме той, которую убеждает.
— Прекрати, Валя, не надо меня утешать! — в голосе мамы предательски проскальзывают истерические нотки. — Ты видел, какой букет подарили Архарцевой, и какой — мне?
— Ну, знаешь ли, талант измеряется не размерами букетов!
— Ха! А чем же, позволь поинтересоваться?
О, дело плохо. Мама уже взобралась на воображаемую сцену и теперь, пока не доиграет свой домашний спектакль, не успокоится. Набирает воздуха, сейчас будет плач Ярославны.
— Столько сил, столько времени я отдала искусству! Столько слез пролила! И для чего? Для кого я ищу лучшие воплощения классических образов? Для чего изобретаю новый грим, какого еще никто до меня не делал? Конечно, если твой режиссер — жалкая, ничтожная посредственность, неспособная даже…
Я знаю, что она готова рассуждать в таком духе часами. Были бы зрители. Бедная мамочка, иногда мне ее даже жалко. Она ведь и правда верит в то, что говорит. Страдает в выдуманном мире, не в силах найти из него выхода. Так, стоп. Если мама сидит на кухне, то кто же сейчас «я»? Тем временем я-участница решаю появиться на этой сцене и захожу на кухню.
Ой, какие непривычные цвета опять! За столом — вполне ожидаемо — сидят мама, папа и… Почему я так странно выгляжу? Неужели я такая? Глаза злые, волосы взлохмачены, какие-то бурые прыщи по всему лицу. Гадость какая! Я не помню, чтобы у меня такое было, но это, несомненно, я, а это значит…