Ух! Я на коленях босса, с раздвинутыми ногами. Глаза в глаза.

Вновь начинаю краснеть и судорожно глотать воздух ртом. Надо было все же, хотя бы трусы надеть.

— Ты всегда была редкой занозой в заднице, Рыжик, но никогда не была дурочкой. Я достаточно внятно объяснил зачем я здесь и почему. Что еще ты хочешь услышать?

У него все так просто. Пришел вывалил на меня несусветицу, а я должна вот так просто уши развесить?

— Чего ты боишься? — требовательно произносит он, словно открыл в себе способности к телепатии. Или выражение моего лица красноречиво отображает то, что мне не удается выразить словами?

— Мне кажется ты что-то задумал. И… пожалуйста, не играй со мной, — шепчу дрожащими губами. Меньше всего мне сейчас хочется показывать свою уязвимость. Оно само так выходит.

— Какая ты оказывается трусишка, — усмехается неандерталец. — Не веришь мне, значит.

— А ты бы поверил? Если бы я к тебе вот так заявилась?

— Конечно, я же красавчик. Разве можно в меня не влюбиться? Ты, кстати, долго держалась, — пытается он шутить, за что тут же получает в плечо. — Лада, я не знаю, что еще тебе сказать. Ну, ты же у нас девушка рисковая, азартная. Попробуй довериться, а я постараюсь не разочаровать. Договорились?

Удивительно, но мне еще никогда не было так страшно, как сейчас. Я боюсь согласиться, но и отказаться от него не могу. На принятие решения уходит всего несколько секунд, но эти мгновения были самыми волнительными и долгими в моей жизни.

— Договорились, — выдавливаю с трудом, зажмуриваясь изо всех сил. Да, я оказывается еще та трусишка.

— Умница, — шепчет прежде чем впиться в мои губы.

30

— А может Озёрский был прав? Может ты и впрямь шлюшка, Лада? — рычит внутренний голос, в то время, как мой босс нетерпеливо скидывает с кровати покрывало и бросает меня на постель.

— Заткнись! — огрызаюсь мысленно.

— Приличные девушки не трахаются с боссом. Ты бы хоть поломалась для приличия! Что ты творишь, идиотка? Прогони его немедленно! — истерично вопит голос разума.

— Не могу.

Завороженно смотрю, как Озёрский быстрыми и резкими движениями срывает с себя одежду. Дыхание перехватывает от красоты мужского тела. Низ живота стягивает от острого возбуждения, когда вижу его взгляд, наполненный дикой похотью.

— У меня почти год не было секса, ясно? Я тоже человек, — продолжаю спорить с разумом.

— Не вздумай потом плакаться, когда этот неандерталец поиграется с тобой и выкинет.

— Он так не поступит, — протестую неуверенно.

— Ой, ду-ура! — вздыхает внутренний голос и наконец замолкает.

Обнаженный Озёрский нависает надо мной, пронзительно глядя мне в глаза развязывает пояс моего халата, неспешно распахивая шелковую ткань в стороны. Чувствую, как тело покрывается мурашками, соски призывно торчат и на меня наконец обрушивается стыд и смущение.

Запоздало прикрываюсь руками. Но вовсе, не потому что голос разума, наконец, достучался до меня. Моя внутренняя пуританка скрылась в неизвестном направлении и даже не думает высовывать нос. Просто сейчас, в самый неподходящий момент мне вспомнились девушки, которые были у Озёрского.

Роскошная Алина, его сногсшибательная бывшая невеста Владлена и целая череда женских лиц из светской хроники, которые память совершенно не к месту воспроизводит четкими и красочными картинками, увиденными когда-то в интернете.

Против воли начинаю сравнивать себя с ними и понимаю, что недотягиваю. Они все были идеальны от макушек до пяток. Не то что я. Он же уже видел меня обнаженной и назвал тогда дешевкой.

— Давай выключим свет, — почти умоляю босса.

— Нет, — решительно отрывает от тела мои руки, затем медленно проходится хищным, почти звериным взглядом по мне. — Красавица, — выдыхает восхищенно. И этого тихого шепота становится достаточно. Глупые мысли, никому ненужные сравнения, напряжение улетучиваются.

А дальше начинается безумие.

Озёрский буквально сводит меня с ума поцелуями, чувственными и жадными ласками рук. Даже не пытаюсь сдерживать бесстыдные стоны, да мне бы и не удалось. Жаркое дыхание и хриплые мужские стоны опаляют кожу шеи, расплываюсь воском ощущая тяжесть его тела, беспощадные толчки. Чувствую себя такой хрупкой, нежной и безумно желанной.

Удовольствие разрядом тока пронизывает до кончиков пальцев, выгибаюсь дугой и жадно цепляюсь за эти ощущения, хочется прочувствовать все на максимуме. Вся моя женская сущность ликует, когда Озёрский догоняет меня спустя пару мгновений. Так бурно и ярко. Это не может не льстить. Официально — это был лучший секс в моей жизни.

Так странно и в то же время комфортно, и приятно лежать в объятиях босса, слушать, как стучит его сердце, выравнивается дыхание. Если бы я могла, то уже давно урчала бы, как кошечка, млея от мягких поглаживаний.

Сумбур в голове не уложился, но уже хотя бы не давит тяжестью. И все же мысли никуда не делись. Что будет дальше? Мы теперь пара? И как это будет?

Видимо с Озёрским происходит то же самое, поэтому мы уже довольно долгое время лежим молча, пытаясь разобрать беспорядок в голове.

— Слушай, давно хотел спросить, — первым нарушает тишину Озёрский. — Тебя ведь зовут Влада. Почему Лада?

— Меня назвали в честь крестной, — вздыхаю прижимаясь теснее. И как у него так получается? Он просто водит пальцами по волосам и спине, а мне кажется, что я лежу на облачке и меня своими лучиками ласкает солнышко.

— И тебе не нравится твое имя?

— Мне не нравится крестная.

— Почему?

— Роды начались раньше времени. Я появилась на свет в дороге. Папа был за рулем, а крестная — лучшая подруга мамы на заднем сиденье приняла роды. В итоге в больнице нас встретили уже готовеньких, — смеюсь, цитируя папу. А вот Озёрский начинает ржать, с каждой секундой все громче и истеричнее.

— И почему я не удивлен? — от смеха у неандертальца слезы выступили. — Ты даже родилась с приключениями!

История моего рождения нередко становится предметом шуток среди родственников и друзей, но почему-то именно реакция босса задевает. Но не успеваю я обидеться, как он тут же добавляет с улыбкой:

— Наверное поэтому такая…удивительная. — И все, я вновь растеклась лужицей на солнце. — Так, а почему крестную-то не любишь?

— С тех пор родители на нее чуть ли не молятся. Я тоже в детстве ее очень любила. Считала второй мамой. Но на мой двенадцатый день рождения папа организовал пикник, пригласил родственников, друзей. И вот играем мы с моими двоюродными братьями в прятки. Я спряталась в кустах и увидела ее с моим отцом. Он отвел ее подальше от гуляний, прямо к этому кусту. Крестная была пьяна и признавалась ему в любви, говорила гадости о моей маме.

— А что твой отец?

— Сказал, что сделает вид будто ничего не слышал, так как она пьяна, но попросил больше никогда не поднимать этот разговор. Было так странно слышать такую злость в его голосе. Он у меня самый добрый человек на свете. После она стала все реже общаться с мамой, а потом и вовсе переехала в другой город. Вышла замуж. А я с того дня ненавижу свое имя. Знаю, что глупо, но ничего не могу поделать.

— Я тебя понимаю. Больнее всего нас могут ранить самые близкие, — невесомо касается губами моего виска. Этот жест вызывает такое трепетное чувство внутри, что даже страшно становится. Никогда не испытывала прежде такое щемящее ощущение радости и нежности.

Лежать бы так вечность, но мешает пиликанье телефона Озёрского. Судя по звуку на него обрушился шквал сообщений. Неловко перевалившись через меня он тянется к своим брюкам, успевая при этом лапать меня за филейную часть.

— Черт, — выдыхает он и вскакивает. — Мне нужно ехать.

— Что-то случилось?

— Да, я опаздываю на самолет.

— Ты куда-то летишь? — ошарашенно наблюдаю, как он поспешно одевается.

— Да, меня не будет пару дней.

Мне не нравится, что он отвечает столь односложно, но при этом не знаю, уместно ли расспрашивать его и дальше. Имею ли вообще право на это.