— Да, я охренеть какой выдумщик.
— Ага, он меня значит в койку затащить собирается, а ты его опередить хочешь?
— Это по крайней мере было бы справедливо, — цинично заявляет мне эта скотина. — И я планировал это сделать, как раз в выходные на корпоративе. Живописные пейзажи, прогулки по осеннему лесу, вечером банкет и много бухлишка. Это бы сработало. А раз уж мне это не светит, то надеюсь, что и ему не обломится ни крошки.
— Ну, ты и сволочь, конечно.
— Ой, вот не надо. Тебе бы понравилось, — самоуверенно кривится он. Громко фыркаю и закатываю глаза в ответ.
— М-м-м, — мычу, когда он с животным напором набросился на мои губы. Ступор длился доли секунды, быстро придя в себя оттолкнула наглеца и даже замахнулась дать пощечину, но он ловко перехватил мою руку с наглой ухмылкой на лице.
— Ладно, будем считать, что в расчете.
— В каком, мать твою, расчете? Я тебе ничего не должна, — шиплю я, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.
— Это ты так думаешь.
— Какого хера вы тут устроили? — прогремел гневный рык, от звука этого голоса душа ушла в пятки. — Вы, блядь, на работе. Если так в одном месте чешется снимите номер, но перед этим, чтобы заявления об увольнении лежали на моем столе.
Глаза Озёрского кажется налились кровью, грудь часто вздымается от тяжелого дыхания, словно он марафон пробежал.
— Я же говорил — его от тебя прет, рыжий кролик. Не боись, я разберусь, — шепчет тихо и подмигивает, пока я всеми силами пытаюсь реанимировать сердце, которое от страха остановилось. — Извините, Кирилл Александрович. Не удержался. Решил урвать свой кусок пирога перед отъездом. Уверен вы меня понимаете. Кто же устоит перед этой рыжей ведьмочкой, — надо иметь серьезные проблемы со слухом, чтобы не уловить в голосе Матвея насмешку и откровенный вызов.
— Если ты несерьёзно относишься к своему назначению предлагаю тебе найти другую работу, — когда Озёрский рычит мне, как-то привычнее, а вот когда он говорит вот так тихо и вкрадчиво волосы дыбом встают.
— Я не ударю в грязь лицом, Кирилл Александрович. В конце концов я и сам заинтересован в прибыльности компании, как никак у отца тут приличный пакет акций, — отвечает коллега в тон Озёрскому, бросив напоследок воинственный взгляд на гендира удаляется. Оставив меня наедине с боссом.
24
Эту пятницу сотрудники компании ждали, как никогда. Еще бы. Впереди целых два дня халявного отдыха в топовом загородном комплексе. Всю неделю разговоры были только о корпоративе. Едва часы пробили 18:00 и коллег, как ветром сдуло. Офис опустел. Всем не терпелось начать собирать вещи.
Мне последовать их примеру не удалось. Пришлось задержаться на работе на целых два часа. Из-за учебы я не успеваю выполнить свой минимум дел в течение рабочего дня. А халявить я сейчас не могу себе позволить.
После той неприятной сцены на кухне с Матвеем, когда он нагло меня домогался Озёрский не сказал мне ни слова. Хотя выглядел он так устрашающе, что казалось готов меня растерзать.
Однако вопреки ожиданиям он молча развернулся и ушел к себе в кабинет. Более того всю неделю неандерталец ведет себя подозрительно нормально.
Вежлив и даже… дружелюбен. Да-да!
Как ни странно, но адекватное поведение со стороны генерального заставляет меня нервничать еще больше. Не могу не ждать подвоха с его стороны. Следовательно работу свою выполняю с особым усердием, совсем не хочется давать поводов меня цеплять.
А еще с каждым днем становится все сложнее и сложнее не думать о словах Матвея. Они преследуют меня даже во сне.
«Нашего уважаемого босса от тебя прет», — вновь звучит обвиняющий голос Матвея в моей голове и от этого в груди становится тесно. Дыхание сбивается, приходится поджимать губы, чтобы не позволить им растянуться в мечтательной улыбке.
Вот же Матвей фантазер. Глупость он, конечно, сморозил. Но я похоже сама умом не блещу. Ведь последние дни мне все чаще приходится одергивать себя. Против воли пялюсь на Озёрского, с дотошностью дознавателя всматриваюсь в его лицо, когда он обращается ко мне, ловлю каждое слово, жест, фирменную ухмылку. Ищу подтверждения словам Матвея. И какого-то черта расстраиваюсь, когда не нахожу их.
«А ты бы этого хотела, да?» — злорадно усмехается внутренний голос.
— Хотела бы. И что? Что в этом такого? — ворчу себе под нос.
«Хочешь потешить свое эго и уязвленную гордость? Или… может это тебя прет от босса?»
— Ну, что за бред? — рычу, со злостью захлопывая ноутбук. Резко подскакиваю и начинаю собирать вещи. Хватит с меня работы. Голова уже чугунная. Мне пора домой.
Глупо спорить с внутренним голосом, а осознавать, что он в чем-то прав жутко неприятно.
Оглядываюсь по сторонам и становится неуютно. Офис совсем пуст, один из осветительных приборов на потолке нервно мигает, жутковато как-то. Сцена в лучших традициях фильмов ужасов. Чуть ли не бегом направляюсь к выходу, отвлекаюсь на настойчивую вибрацию телефона на дне сумки. На ходу пытаюсь достать жужжащий смартфон и тут боковым зрением улавливаю темный и внушительных размеров человеческий силуэт, который появился буквально из ниоткуда.
Испуганно вскрикиваю, дергаюсь в сторону и спотыкаюсь о ножку кресла Марины. Не успеваю сгруппироваться и неловко заваливаюсь на бок вместе с ним.
— Одного понять не могу, рыжая. Как ты умудрилась не убиться, когда запрыгивала на мой балкон, тогда, в Греции? Это же надо так уметь — навернуться на ровном месте.
Насмешливый голос Озёрского заставляет вздрогнуть от неожиданности и глухо простонать от обиды. Кто бы сомневался. Неизменный свидетель моих неудач и источник унижений тут как тут.
— Я всерьез подумываю прилепить тебе gps-маячок, рыжая, а может и сопровождающего на эти выходные. Зная тебя ты же обязательно что-нибудь учудишь, чокнутая. Пропадешь в лесу, упадешь в речку, устроишь потоп или пожар в центре отдыха, — продолжает он изгаляться.
Недовольно пыхчу, намеренно игнорирую протянутую руку, пытаюсь подняться самостоятельно, но он оказывается быстрее. Хватает меня за подмышки и ставит на ноги.
— Это очень мило, Кирилл Александрович. Вы за меня волнуетесь? — даже не пытаюсь скрыть язвительный тон.
— На этот корпоратив компания вбухала кучу бабла. Я просто не хочу, чтобы ты испортила всем отдых, — качает головой, но его губы и грудная клетка подрагивают от смеха.
— Ваши переживания беспочвенны. Если я и попадаю в нелепые ситуации, то страдаю, как правило сама, без побочных жертв, — кривляюсь обиженно, забывая на короткий миг о субординации. Резко разворачиваюсь в сторону лифта, а он судя по звуку шагов идет следом.
Меньше всего мне сейчас хочется ехать с ним в одном лифте, но попытка избежать совместной поездки будет выглядеть глупо и трусливо. Как только двери кабины открываются забиваюсь в дальний угол, Озёрский как назло занимает место напротив, становясь лицом ко мне.
— Тут бы я поспорил. Но постарайся хотя бы не вламываться в чужой номер голышом, — рассмеялся он глядя мне в глаза.
Ощущение, что меня отхлестали по лицу. Щеки пылают и горят, словно он и впрямь надавал мне пощечин. Я практически забыла об этом. Последние события вытеснили из памяти тот позорный эпизод, случившийся в Греции. Озёрский ведь видел меня в чем мать родила.
Неандерталец паршивый. Вот обязательно было об этом вспоминать?
Правильнее было бы просто пожать плечами и сделать вид, что мне все равно, но это совсем не просто. Перед глазами всплывает картина — я совсем нагишом на кровати и Озёрский, который стоит напротив, и брезгливо проходится по мне высокомерным взглядом. Называет дешевой шлюхой.
Обида нахлынула с новой силой. Он был очень груб со мной в тот день.
Гневно пыхчу, лезу в сумку, пытаюсь достать из сумки телефон, который вновь вибрирует. Сумка на вид небольшая, а по ощущениям будто заговоренная. Никак не ухвачусь за мобильный. Тихий смех генерального перерастает в громкий и издевательский гогот. А я продолжаю гореть от стыда и возмущения.
