Люсия сидела на своем месте, за кафедрой, погрузившись в чтение увесистого тома в мягком переплете. Очки на тонкой оправе придавали девушке невероятно серьезный вид. Ассоциация со строгой учительницей? Нет, пожалуй, этакая бизнес-леди. А что читает? Даг осторожно «подкрался» к девушке. Как и думал — очередной дамский роман.

— Люси, — дознаватель говорил негромко, но библиотекарша все равно вздрогнула, — Уже поздно. Вы задержались специально из-за меня?

— Совсем чуть-чуть, — конечно же, она сразу покраснела, — Вы так увлеченно читали… Отвлекать заинтересованного человека — кощунство.

— Да уж, весьма занимательное чтиво. Прошу простить за задержку, — Джонсон изобразил галантный поклон, — И с меня причитается, за все!

Пожав тоненькую ладошку, он оставил девушку краснеть в одиночестве.

«Надо ей, что ли, букет цветов туда принести, — решил Даг, — А то сидит целый день взаперти, белого света не видит. На улицу, наверное, годами не выходит!»

Впрочем, на улице цветов Даг тоже еще не видел. Как и травы. Деревья — и то редкость. В центре им расти просто негде — все занято камнем и копотью. А вот на окраинах, там да. Странные, не слишком высокие, разросшиеся в стороны. Интересно, какие у них листья?

Лета в Копоти Даг еще не видел. Осень, зима. Теперь вот весна кое-как надвигается. Ничего, скоро все зацветет, зазеленеет. Ага. Надо, ради интереса, выбраться за город что ли. В пределах безопасного периметра, конечно. Иначе костей потом не соберешь.

Мысли о тепле заставили Джонсона еще сильнее поежиться под порывами ледяного ветра. К вечеру «весна» вдруг подморозила, холод все еще пытался отстоять свое царство. Дознаватель прибавил шагу, торопясь поскорее добраться до жандармерии.

В отделении сразу согрелся. Время позднее, народу почти не осталось. Как раз успел застать последних задержавшихся.

— Сальери про тебя спрашивал, — хлопнул по плечу проходящий мимо Серафим, — Говорит, ты проставиться обещал!

— Успею, — Даг легкомысленно пожал плечами, — Завтра.

— А повод-то какой?

Джонсон махнул рукой, ничего не ответив. Не надо им. Меньше знают, меньше вопросов. И советов тоже. Обойдемся как-нибудь своим умом.

Прошелся мимо дежурки, кивнул троим лоботрясам. Не повезло ребятам, торчать тут всю ночь. Да еще, не приведи Единый, мотаться по вызовам. Хуже не придумаешь работы. Разве что зимой, в самые лютые морозы…

Немного притормозил у двери в котельную. Привычно прислушался, поймал ритм. Хорошо, котел работает ровно. Без надрыва, без перебоев. Механики свое дело знают.

Заходить в котельную не стал. Дело такое — зайдешь, постоишь рядом, да так и останешься часа на два. Тепло там, уютно. Хоть живи. Ругаться, конечно, будут. Но механиков Даг понимал очень хорошо. Пожалуй, иногда даже завидовал.

Темно. Света в отделении почти не осталось. Джонсон брел к своему рабочему месту почти на ощупь. Больно стукнулся коленкой, нащупал регулятор осветителя. Лампа над столом плавно разгорелась, выгрызая круг света из окружающей тьмы.

Даг уселся и замер.

Вокруг ни звука. Где-то далеко гудит котел. Что-то поскрипывает у дальней стены. Лампа коптит, дым неприятно струится в прямо в нос — надо бы тягу отрегулировать.

Заветную папку — на стол. Бумаги, рисунок «пентаграммы».

Непростой рисунок. Много раз Даг пытался его запомнить. И ничегошеньки не получилось. Вернее, в памяти-то фигура хранилась. И скопировать с другой записи — пожалуйста. Но вот воспроизвести из головы Джонсон ее не смог ни разу. Хоть где-то да ошибался. Слишком неочевидные пересечения. Контр-интуитивные повороты линий. Словно кто-то специально задался целью придумать нечто максимально нелогичное.

Листок, карандаш. Даг машинально чертил загогулины на бумаге. Мысли улетели далеко, к событиям сегодняшнего утра. Пальцы жили собственной жизнью. Невидящий взгляд уставился в окружающую темноту.

Медленно перебирал мысленные сцены засады. Укрытие, пулевик, беглец. Оклик, выстрел…

Ну что за дуралей? Неужели жизнь ничему таких не учит? Например, тому, что нельзя вечно выживать. Когда-нибудь везение кончится. Судьба повернется лицом к другому. А от пули не увернешься, как ни старайся. На что он, интересно, рассчитывал? Был ведь какой-то план. Подхватиться, застрелить дознавателя — Джонсона — и бежать дальше. Так что ли? Очень оптимистичный план. Со многими невероятными допущениями.

А может преступник ни о чем таком вообще и не думал. Просто плыл по течению. Жил, как живется. Без идеи, без цели, без плана. Живут же так люди?

Жалко злодея? Нет. Но ведь он мог и выжить. Вот, допустим, выполнил бы требования дознавателя. Бросил пулевик на землю. Улегся бы, заложив руки за голову. Сдался. И что дальше?

Тюрьма, суд, каторга?

Протянул бы там года три. При большом везении — все пять. Больше никто не выдерживает. Но все же жил бы. Пусть и недолго. И так, что никто не позавидует.

А люди, им погубленные, они как же? Их то уже не вернуть. Они все, того. А он, получается, ходит, дышит. И имеет пусть призрачный, но шанс на избавление.

Честно? Не очень-то.

Валить таких надо. Даг в этом совершенно уверился. Даже если бы вражина сдался — все равно валить насмерть. Чтобы с гарантией. Не должны такие звери по земле ходить. Жаль, конечно, что помер изверг без всякой пользы. Вот бы его…

В «пентаграмму»?

Джонсон осекся, разов выпорхнув из раздумий.

Что за кровожадность, черт побери? Что это на него нашло?

Он глянул на бумагу. По телу моментально выступил ледяной пот.

На листке красовалась идеально выведенная фигура. Словно ее скопировал и перенес сюда настоящий художник. До последнего уголка, до последней загогулины. Как в том памятном доме. Как на снегу в переулке. Не хватает только жертвы.

Даг затравленно огляделся.

Теперь отделение не казалось теплым уютным уголком. Тихо, мрачно, темно. Слишком тихо и слишком темно. Где все? Хотя бы дежурных должно быть слышно!

Он вытащил пулевик. Громко щелкнул взведенный курок. Повел оружием по сторонам, но целиться было категорически не в кого. А если начать палить в жандармерии — потом проблем точно не оберешься.

Скрип за спиной — никого! Смешок словно из-под стола. Даг едва не подпрыгнул на месте. Голова вертелась по сторонам, как пропеллер. Пулевик не отставал.

Это все чертова «пентаграмма»! Джонсон мельком глянул на нее и не смог отвести взгляд. Она притягивала, манила к себе. Дознаватель сам не заметил, как оказался впритык к столу. Рука потянулась к рисунку. Пальцы коснулись темных, словно оживших линий…

— Эй! Джонсон! Ты где там? Уснул что ли? — в дверь просунулась голова одного из дежурных.

Он щурился, вглядываясь в темноту. Потом, громко выругавшись, потянулся к настенному осветителю.

— Да тут я, тут, — Даг успел восстановить спокойствие, встав возле стола, как ни в чем не бывало, — Чего разорался-то?

Пулевик пришлось экстренно спрятать за спину. Иначе бы засмеяли. Или вообще приняли за чокнутого.

— Чего в темноте-то сидишь? — жандарм включил-таки свет и теперь недовольно моргал, уставившись на Джонсона, — Давай, любитель мистики, собирайся. Поехали!

— Куда? — мозги дознавателя раскручивались непозволительно медленно.

Он на ходу старался вспомнить имя дежурного. Кажется, Сэм?

— На вызов, куда, — усмехнулся Сэм, — По твоей части как раз. В заявке написано, что видели каких-то «сектантов». Ну, ребята сразу вспомнили, что тебя надо позвать.

Так, хоть что-то проясняется. Действительно, Джонсон просил уведомлять обо всех «мистических» делах, что проходят через жандармерию. А самому поучаствовать — это же вообще невиданная удача!

— Ну ты едешь, нет? — дежурный заерзал, теряя терпение, — Вызов срочный!

Даг сорвался с места, пока тот еще говорил.

Бумаги в папку, папку в стол, ящик под замок. Бушлат, шапка, варежки. Пулевик в кобуру. Осветитель — на месте. Бегом на выход.

Сэм скорым шагом пересек коридор, Джонсон не отставал ни на шаг. Заходить в дежурку не стали, сразу кинулись в гараж. Автомобиль призывно гудел, распахнутые дверцы приглашающе подрагивали. Даже ворота приоткрыты. И возле них трясется сонный механик.