— Почти уверена, что допрашивать нас будут поодиночке… — недовольно буркнула мелкая. — И что тебя не только вызовут первым, но и промурыжат не меньше часа. Значит, нам с Олей будет скучно…

Вопрос «А с какого перепугу Ира натягивает куртку» задавать не стал, вовремя заметив, что эта шмотка подходит под и блузку, и под юбку, и под сапожки Куклы. Так что подал руку супруге, плавно развернулся на месте, выждал пару мгновений и повел спутниц следом за Фридманом. Запоминать маршрут и не думал — лениво поглядывал на сотрудников ведомства, то и дело попадавшихся на пути, оценивал стоимость интерьеров лифтовых холлов и кабинетов, в которые удавалось заглянуть, и давил невесть с чего накатившее раздражение.

С последним справился незадолго до остановки перед массивной, чуть ли не сейфовой дверью, информационное табло над которой сообщало, что следователь по особо важным делам надворный советник Потемкин Вячеслав Ильич не занят.

— Седьмой класс, согласно табели о рангах! — зачем-то сообщила Дайна. — Соответствует армейскому подполковнику.

Я едва заметно кивнул, огляделся по сторонам, обнаружил нишу с двумя диванами и несколькими креслами, отвел туда девчат, помог сесть и вернулся к адвокату. А через несколько секунд переступил через порог классической допросной, оглядел следователя, сидевшего в широченном кожаном кресле спиной к поляризованному стеклу во всю стену, и удивился диссонансу между какой-то «клишированной» внешностью и крепким третьим рангом энергетики.

Впрочем, зависать не зависал. Было некогда — Лев Абрамович церемонно представил нас друг другу, затем задал Потемкину несколько процедурных вопросов, получил два уверенных ответа и один из категории «ни рыба ни мясо», как-то странно хмыкнул и добавил в голос металла:

— Вячеслав Ильич, что это за детский лепет⁈ И чем это тут у вас так странно па— …

Последние полтора слова второго предложения он промямлил, оседая на пол. И это, помнится, удивило. Правда, не так сильно, как стены с потолком, ни с того ни с сего начавшие вращаться, звон, раздавшийся в ушах, и страшная сухость, появившаяся во рту. Кажется, я пытался сформировать бодрячок, но он почему-то не получился. А потом лицо Потемкина увеличилось в размерах и «поплыло» по диагонали, дальняя стена отодвинулась метров на сто, а стул, намертво вбетонированный в пол, почему-то взмыл вверх и рассыпался на мелкие осколки. Вместе со всем, что было перед глазами, и моим сознанием…

Конец пятой книги.