Что еще? – плотоядно задумалась Томасин. Пистолет? Нож? Еда? Патроны? Быстрая ли реакция у этого типа? Успеет ли она прирезать его, чтобы завладеть всеми сокровищами до того, как он прикончит ее саму?

– Ты глухонемая?

Томасин промолчала. Осмотр твари ее разочаровал. Сокрушенно вздохнув, девушка оторвала у мертвеца руку, почти полностью вывалившуюся из сустава, и, прижав ее к груди, устроилась в дальнем углу. Она подумала, что может швырнуть рукой в мужчину и отвлечь его таким маневром, чтобы выиграть себе время.

– Или не говоришь по-английски? – продолжил допрос он.

Рука была склизкой и омерзительно смердела, с нее частично облезла кожа, перемежавшаяся с обрывками рукава. Томасин испытывала отвращение к своему приобретению и все же не спешила с ним расставаться. Оно придавало ей немного уверенности в этой дурацкой ситуации. Ее не пугали ночь и мертвецы снаружи, но настораживало присутствие живого соседа, от которого можно было ожидать чего угодно.

– Habla espanol? – предположил мужчина.

– Нет, – выдавила Томасин.

– А, значит, не глухонемая, – констатировал он. Новый обитатель ямы явно горел желанием завязать разговор. – Зачем тебе эта рука? Что ты собираешься с ней делать? Ты из тех психов, что жрут человечину? Ты знаешь, что мертвяков есть нельзя? Станешь такой же, как они.

– Да господи, – не выдержала девушка, – какое тебе дело? Я просто не люблю молоть языком без причины.

– То, что мы вместе застряли здесь, не сойдет за причину? – полюбопытствовал мужчина, – Как ты здесь оказалась?

Томасин беспомощно зарычала и нервно ударила злосчастной рукой по неровному полу рядом с собой.

– Я попала в ловушку, – буркнула она, – разве не очевидно?

– Очевидно. В этом лесу. Ты в курсе, чья это территория?

– Да мне срать! – рявкнула Томасин, – Оставь меня в покое! Я первая заняла эту яму, так что я устанавливаю правила. Не болтать! Ясно?! Вот это главное правило. Или ты хочешь, чтобы они вернулись и нашли нас?

– Ты устанавливаешь правила? – повторил за ней мужчина, – О, а ты мне уже нравишься, маленькая хозяйка ямы.

– А ты мне нет.

Ответом ей был приглушенный смех.

Томасин посидела немного, обиженно сопя, но потом смогла совладать с собой и успокоиться. Она заняла более удобное положение и обратилась в слух, чутко считывая малейший звук или движение в своей темнице. Судя по скрипу кожи – то ли верхней одежды, то ли обуви – ее товарищ тоже устроился на земле, в противоположном углу, куда проникало хоть немного слабого лунного света. Все равно было слишком темно – Томасин различала лишь силуэт и растрепанные, темные пряди волос незнакомца. Она вполне удовлетворилась осознанием, что он держится от нее на расстоянии и не пытается сократить дистанцию между ними.

Усталость взяла верх. Девушка не заметила, как отключилась, и встрепенулась, разбуженная криком ночной птицы. Как ни странно, ей было тепло, хотя она и вспомнила все обстоятельства, предшествовавшие ее недолгому забвению. Она не на тонкой лежанке в лагере. Она в яме, куда свалилась из-за своей беспечности. В компании какого-то непонятного, болтливого типа. И на ней было что-то теплое, смутно похожее на тонкое одеяло. Да что толку, если ее конечности все равно одеревенели от холода, а спину ломило?

Томасин не знала, сколько прошло времени, но, судя по тому, что яму наполнил тревожный предрассветный сумрак, – большая часть ночи. Утренний воздух был стылым и зябким.

Мужчина не спал, а, засунув руки под куртку, наблюдал за ней. Томасин показалось, что его слегка потряхивает от холода, и, опомнившись, она швырнула одеяло обратно ему. Она с опаской относилась к чужим проявлениям доброты в рухнувшем мире. Она не сомневалась, никто не делает ничего просто так, а расплачиваться ей было нечем. И откуда только взялась эта тряпка?

Ответ нашелся сам собой: возле мужчины на земле лежал походный рюкзак. От мыслей о том, что еще может таиться внутри, рот Томасин непроизвольно наполнился слюной. Есть ли там еда? Она не помнила, когда ей довелось в последний раз набить пустой желудок чем-то более основательным, чем окаменелый шоколадный батончик. Поддавшись минутному порыву, она рванулась вперед и вцепилась в рюкзак замерзшими пальцами, но замерла, наткнувшись на взгляд незнакомца.

Она ждала удара и корила себя за то, что позволила голоду овладеть собой. Она забыла об осторожности и могла расплатиться за это жизнью. Или чем-то другим. Кто его знает, что у этого типа на уме? Хорошие люди в изменившемся мире не выживали. Омертвевшую землю бороздили толпы разномастных сумасшедших, каннибалов, маньяков и насильников.

Наигравшись с Томасин в гляделки, мужчина сам потянулся к рюкзаку, расстегнул его и бросил ей пакет, который она жадно поймала в чумазые руки. Принюхавшись к содержимому, девушка возликовала – пахло мясом. Она недоверчиво покосилась в сторону мужчины.

– О, извини, – хрипло усмехнулся мужчина, – ты же предпочитаешь человечину, а это всего лишь оленина.

– Да что ты заладил? – рассердилась Томасин, – Я не ем людей, – смягчившись, она все же спросила, – откуда оленина?

– Что за глупые вопросы? – притворно обиделся ее собеседник, – Ты разве не за этим шаталась по лесу?

Девушка предпочла оставить его вопрос без ответа и с почти звериным рыком затолкала несколько мясных слайсов в рот. Она проглотила их, толком не разжевывая, остерегаясь, что незнакомец передумает и отберет у нее пакет. Она торопилась умять, как можно больше. Ей понадобятся силы, а от голода Томасин чувствовала себя совершенно беспомощной и вялой. Еда не принесла утешения, девушка и забыла, о чем ее предостерегал отец. Не набрасываться на пищу после долгого воздержания. Ее замутило и пришлось прерваться. Мужчина очень кстати протянул ей армейскую фляжку. Внутри была вода, чуть затхлая, сладковатая на вкус, но вода.

– Почему ты меня не убил, пока я спала? – опомнилась Томасин, возвращая фляжку хозяину, – Зачем помогаешь?

– От живой тебя будет куда больше пользы, чем от мертвой, – заявил незнакомец.

Томасин напряглась – ей ужасно не понравился его тон, как и подобное заявление, прозвучавшее от того, кто был лучше вооружен и явно превосходил ее в силе и массе. Она выплюнула остатки мяса прямо на пол, бросила пакет мужчине и попятилась к безопасному, неподвижному мертвецу. Ее пальцы сами собой нащупали рукоятку ножа под одеждой.

– Что тебе нужно!? – зашипела Томасин, – Ты хочешь, чтобы я расплатилась с тобой за еду?!

– Чего?

– Я убью тебя! – вспыхнула девушка, – Я не позволю…

– Да перестань, – фыркнул ее собеседник, – о чем ты вообще? На кой черт ты мне сдалась? Ты омерзительно выглядишь и, кстати говоря, пахнешь не лучше мертвяка. Мне просто нужна твоя помощь, чтобы выбраться отсюда.

– А… – растерянно обронила Томасин, почувствовав себя отчего-то уязвленной. Она прекрасно знала о всяких вещах, что происходят между людьми, пусть и предпочитала не вдаваться в подробности. Однако осознание, что она вызывает отвращение даже у потенциального насильника, внезапно оказалось крайне неприятным. Отвращение. Маленький лесной зверек был гордым. Она сама выбрала свое отшельничество. Захотела бы… Нет.

Томасин прикусила губу. Она запуталась в собственной логике. Прежде ясные, понятные мысли, выстроенные на чистых инстинктах, обернулись лабиринтом позабытых человеческих слабостей и хитрых мотиваций. Она понимала насилие, понимала торги, как и обмен одних благ на другие. Поведение ее товарища по несчастью не вписывалось в доступную Томасин систему координат. Очень, очень странный тип.

– Эй? Что не так? – заинтересовался он, – Извини, если прозвучало грубо, но…

Извини – повторила Томасин про себя непривычное, чужое слово. Еще лучше!

– Сколько тебе лет? – вдруг спросил мужчина, – Как тебя зовут? Ты одна живешь в лесу? Или с кем-то?

– Вовсе не одна! Я живу в лагере, – выпалила Томасин и испуганно зажала себе рот руками. Ей нельзя было этого говорить – слова вырвались против ее воли. Непонятный порыв, завладевший девушкой, спутал ей все карты. Обычно она не разбрасывалась такими сведениями перед незнакомцами, но ей отчего-то захотелось доказать ему, что она не какая-то дикарка, болтающаяся тут без дела, а… что? Часть чего-то большего? Лагеря, семьи? Как же это жалко! Отец был бы в ужасе от ее поведения.