– Ваши доводы, я бы сказал, вполне разумны, – согласился Зигфрид. Он вызвал Аурильо и попросил снабдить Бертрама карточкой доступа в лабораторию. Потом обратился к ветеринару: – Дайте мне знать, если обнаружите что-то интересное.

– Не сомневайтесь.

Вооруженный магнитной карточкой-пропуском, Бертрам вернулся к лаборатории и проник во владения Кевина. Заперев за собой дверь, он сразу же направился к столу хозяина. Не обнаружив ничего стоящего, быстро прошелся по комнате. Первым признаком беды стала стопа компьютерных распечаток возле принтера, в которых Бертрам узнал графические изображения острова.

Он просмотрел страницу за страницей. Понял, что изображения дают представления о разных масштабах. Чего он не мог понять, так это назначения всех пропечатанных геометрических фигур.

Отложив бумажки в сторону, Бертрам подошел к компьютеру Кевина и принялся шарить в его директориях. Ему потребовалось совсем немного времени на то, чтобы отыскать то, что он искал: источник информации для распечаток.

В течение следующего получаса Бертрам никак не мог прийти в себя, пораженный тем, что узнал: Кевин придумал способ, как следить за конкретными обезьянами в режиме реального времени. Воспользовавшись его методикой, Бертрам вскоре наткнулся на собранную Кевином информацию, фиксировавшую передвижение животных в течение нескольких часов.

– Слишком уж ты умен для твоей же собственной пользы, – вслух произнес Бертрам, после того как компьютер выдал ему последовательность движения каждой обезьяны. К моменту завершения программы Бертрам уже понял: что-то случилось с бонобо номер шестьдесят и номер шестьдесят семь.

С растущей тревогой Бертрам пытался заставить двигаться точки, обозначавшие этих двух обезьян. Не получилось. Тогда он вернулся к реальному времени и определил местоположения животных на данный момент. Они не изменились ни на йоту.

– Боже правый! – застонал Бертрам. Разом ушли и пропали тревоги из-за Кевина: их сменила угроза посерьезнее. Выключив компьютер и прихватив кучу распечаток с изображениями острова, он выскочил из лаборатории. На улице, миновав машину, бегом пустился через всю площадь к ратуше: Бертрам знал, что на своих двоих доберется быстрее.

Взлетел по ступенькам. Ворвался в приемную и, не обращая внимания на удивленно уставившегося на него Аурильо, прямиком, без всякого доклада, бросился в кабинет Зигфрида.

– Нам нужно поговорить. Немедленно! – выпалил он, тяжело дыша.

У Зигфрида находился начальник продовольственного снабжения. Оба они удивленно смотрели на вломившегося Бертрама. А тот, чуть отдышавшись, добавил:

– Дело срочное.

Снабженец поднялся и со словами: «Я попозже зайду», – вышел из кабинета.

– Очень надеюсь, что дело важное, – предупредил Зигфрид.

Бертрам взмахнул распечатками.

– Плохие новости, – возвестил он и уселся в кресло, покинутое начальником по снабжению. – Кевин Маршалл нашел способ наблюдать за бонобо в режиме реального времени.

– Ну и что?

– По меньшей мере двое из бонобо не двигаются, – сказал Бертрам. – Номер шестьдесят и номер шестьдесят семь. И не двигались они больше двадцати четырех часов. Объяснение тут только одно. Они мертвы!

Зигфрид выгнул брови дугой и сказал:

– Что ж, они животные. Животные умирают. Какой-то падеж необходимо предвидеть.

– Вы не понимаете, – с ноткой презрения заметил Бертрам. – Слишком легко вы отнеслись к моему беспокойству из-за того, что обезьяны разделились на две группы. Я вам объяснял, насколько раздел знаменателен. Он, к сожалению, доказательство. Такое же достоверное, как то, что я стою перед вами: эти твари убивают друг друга!

– Вы так считаете? – спросил Зигфрид уже с тревогой.

– У меня нет сомнений на этот счет, – заявил Бертрам. – Меня мучил вопрос, почему они разделились на две группы. Я пришел к выводу, что все из-за нашего недосмотра: забыли сохранить нормальное соотношение между самцами и самками. Другого объяснения нет, а это означает, что самцы дерутся из-за самок. Я в этом уверен.

– О Боже мой! – воскликнул Зигфрид, покачивая головой. – Новости воистину ужасные.

– Более чем ужасные, – поправил его Бертрам. – Нетерпимые. Они означают крах всей программы, если мы не предпримем меры.

– Что можно предпринять? – встрепенулся Зигфрид.

– Прежде всего: никому ни слова! – предупредил Бертрам. – Если когда и поступит заказ отловить либо номер шестьдесят, либо номер шестьдесят семь, тогда и станем решать эту частную задачку. Во-вторых (и это важнее), мы должны перевезти животных сюда, как я предлагал. Бонобо не станут убивать друг друга, сидя в отдельных клетках.

Зигфриду пришлось принять совет седовласого ветеринара. Хотя сам он всегда стоял на том, что обезьян следует содержать на воле по соображениям снабжения и безопасности, но теперь это – дело прошлое. Нельзя позволять животным убивать друг друга. Если смотреть на дело сугубо практически, другого выхода не было.

– Когда нужно их отловить? – спросил Зигфрид.

– Чем скорее, тем лучше, – ответил Бертрам. – Я сколочу бригаду проверенных службой безопасности укротителей животных к завтрашнему рассвету. Начнем с отстрела отколовшейся группы. Как только засадим всех зверей в клетки, что займет два, от силы три дня, так сразу ночью перевезем в отделение центра животных, которое я подготовлю.

– Полагаю, лучше отозвать отряд солдат, что караулят у моста, – сказал Зигфрид. – Нам совсем не нужно, чтобы они вздумали стрелять по укротителям.

– Мне с самого начала не нравилось, что солдатню вообще туда послали, – ворчливо выговорил Бертрам. – Страх брал: а ну как возьмут да и подстрелят обезьян ради забавы или себе на суп.

– Когда лучше уведомить наших с вами боссов в «Генсис»?

– Не раньше, чем дело будет сделано, – посоветовал Бертрам. – Только тогда мы узнаем, сколько обезьян было убито. Опять же, может, придумаем что-нибудь получше для их окончательного размещения. С моей точки зрения, нам придется строить отдельную, новую площадку.

– Для этого потребуется разрешение, – напомнил Зигфрид.

– Ясное дело. – Бертрам поднялся с кресла. – Все, что могу сказать: чертовски удачно то, что я загодя подумал о том, чтобы переправить туда все эти клетки.

Нью-Йорк

Впервые за много дней Раймонд почувствовал себя лучше. С той самой минуты, как он проснулся, все, казалось, шло хорошо. Сразу после девяти утра он позвонил доктору Уоллеру Андерсону, и тот не только вошел в дело, но и сразу же предложил двух клиентов, готовых внести первоначальный взнос и отправиться на Багамы, чтобы сделать пункцию костного мозга.

Затем, уже ближе к полудню, позвонила доктор Элис Норвуд, чья клиника располагалась на Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Она сообщила, что уговорила трех врачей с большой частной практикой у каждого, и те с радостью согласились примкнуть к программе. Один живет в Сенчури-Сити, второй в Брентвуде, а третий в Белэр. Доктор Норвуд была убеждена, что скоро от всех троих просто хлынет поток клиентов, поскольку на Западном побережье рынок на услугу, предлагаемую Раймондом, иначе как феноменальным не назовешь.

Но больше всего в тот день Раймонда порадовали те, от кого он не услышал ни слова. Не было звонков ни от Винни Доминика, ни от доктора Дэниела Левитца. Раймонд воспринял их молчание как свидетельство того, что в деле Франкони наконец-то все шито-крыто.

В три тридцать раздался звонок в дверь. Дарлин ответила и голосом, в котором дрожали слезы, сообщила Раймонду, что машина ждет его внизу.

Раймонд крепко прижал любовницу к себе, похлопал ее по спине и сказал, утешая:

– В следующий раз мы, наверное, поедем вместе.

– Правда-правда? – воскликнула она.

– Гарантировать не могу, – сказал Раймонд. – Но попробуем...

К организации полетов «Генсис» Раймонд никакого касательства не имел. Дарлин всего один раз удалось слетать в Кого. Во всех остальных случаях самолет оказывался полон на том или ином участке маршрута. Как повелось, лайнер вылетал из Штатов и садился в Европе, а уже оттуда летел в Бату. На обратном пути соблюдалась та же схема, хотя посадку совершали всякий раз в ином европейском городе.