Бегло приветствуя Джека, профессор не сводил алчного взгляда со среза, который гость держал в руке. Он обожал, когда к нему обращались с запутанными делами, и Джек пользовался этим многократно.

Передавая срез профессору, он попытался дать краткую историю дела, но тот поднял руку, призывая его помолчать. Доктор Мэйловар был подлинным исследователем, не желавшим, чтобы чье бы то ни было мнение влияло на его собственное. Престарелый профессор навис над микроскопом и заменил срез, который изучал ранее, на тот, что принес Джек. Не проронив ни слова, он изучал срез целую минуту.

Затем, подняв голову, доктор Мэйловар капнул капельку масла на срез и переключил прибор на большее увеличение. И опять считанные секунды ушли на осмотр.

Наконец профессор взглянул на Джека.

– Интересно! – произнес он, что в его устах означало высшую похвалу. Как и все глуховатые люди, говорил он очень громко. – Имеется небольшая гранулема печени и рубец от еще одной. При осмотре гранулемы видны, как мне представляется, какие-то мерозоиты, но сказать этого с уверенностью я не могу.

Джек согласно кивнул. Он решил, что доктор Мэйловар имеет в виду крохотные крапинки базофильного материала, которые Джек видел в ядре гранулемы.

Доктор Мэйловар снял трубку и позвонил коллеге, приглашая его зайти на минутку. Очень скоро в лаборатории появился высокий, худощавый, необычайно серьезный афроамериканец в длинном белом халате. Профессор представил его как доктора Колина Осгуда, руководителя отделения паразитологии.

– Что можете сказать, Колин? – спросил доктор Мэйловар, указывая на микроскоп.

Доктор Осгуд рассматривал срез на несколько секунд дольше, чем доктор Мэйловар, прежде чем дать заключение.

– Определенно паразитическое, – произнес он нараспев, не отрывая глаз от окуляров. – Вот это мерозоиты, но мне они не знакомы. Это или новый вид, или паразиты, которых не находят в людях. Советую дать посмотреть доктору Ландеру Хаммерсмиту и попросить его высказать свое мнение.

– Здравая мысль, – одобрил доктор Мэйловар. И обратился к Джеку: – Не согласитесь оставить это на сегодня? Завтра утром я буду знать мнение доктора Хаммерсмита.

– Кто такой доктор Хаммерсмит? – спросил Джек.

– Он ветеринарный патолог, – ответил доктор Осгуд.

– Я готов, – любезно произнес Джек. Самому ему мысль дать срез на исследование ветеринарному патологу в голову не приходила.

Поблагодарив обоих коллег, Джек вернулся к дежурной по отделению и попросил разрешения воспользоваться телефоном. Дежурная направила его к незанятому столику и сказала, что для звонка в город нужно нажать «9». Джек позвонил в полицейское управление.

– Как хорошо, что вы позвонили, – обрадовался Лу. – По-моему, я узнал кое-что интересненькое. Прежде всего самолет-то не абы какой, а «Г-4». Вам это о чем-нибудь говорит?

– Не уверен, – признался Джек. Зато Лу говорил таким тоном, будто знать подобные вещи Джеку следовало бы.

– Означает это «Гольфстрим-4», – стал объяснять лейтенант. – Чтобы вам было понятнее: это «роллс-ройс» среди частных лайнеров. Стоит порядка двадцати миллионов баксов.

– Я потрясен, – ахнул Джек.

– Что и следовало ожидать, – заметил Лу. – Ладно, посмотрим, что я еще узнал. Ага, вот: самолет принадлежит компании «Альфа авиэйшн» из Рино, городка в штате Невада. Когда-нибудь слышали про такую?

– Никогда. А вы?

– И я не слышал. Должно быть, прокатная организация. Посмотрим, что еще... Ах да! Вот это, наверное, самое интересное. Мой приятель из иммиграции позвонил своему коллеге во Франции, позвонил, можете себе представить, ему домой и спросил, как недавно отдохнул во Франции Карло Франкони. Очевидно, у этого французского чиновника есть доступ в сеть службы иммиграции со своего персонального компьютера, потому что... как вы думаете, что?

– Я сижу как на иголках, – взмолился Джек.

– Франкони никогда не бывал во Франции! – выпалил Лу. – Если только у него не было фальшивого паспорта и вымышленного имени. Нет никаких сведений ни о его въезде, ни о его выезде.

– Так, а кто нам говорил, что самолет точно прилетел из Лиона? – требовательно спросил Джек.

– Но-но, не надо пыли, – осадил его Лу.

– А я и не пылю, – сбавил тон Джек. – Только напомнил ваши слова о том, что полетное задание и данные иммиграции должны соответствовать друг другу.

– Они и соответствуют! – воскликнул Лу. – Сказать, что самолет прилетел из Лиона, вовсе не значит, что кто-то из пассажиров или все они пребывали во Франции. Насколько я знаю, он мог просто сесть там, чтобы заправиться топливом.

– Дельное суждение, – заметил Джек. – Я об этом не подумал. Как нам это выяснить?

– Наверное, мне стоит еще раз позвонить своему приятелю из ФАА.

– Здорово, – сказал Джек. – Я возвращаюсь к себе в морг. Мне вам позвонить, или вы сами звякнете?

– Я вам позвоню, – пообещал Лу.

* * *

Подробнейшим образом записав все, что запомнилось из рассказа Марвина о том, как похоронные бюро забирают тела, Лори отодвинула записи и оставила их в покое, занявшись неотложной работой. Через полчаса она к ним вернулась.

Отвлекшись, она попробовала прочитать записанное свежим взглядом. При повторном чтении неожиданно обратила внимание на то, как часто встречается словосочетание «инвентарный номер». Конечно, удивиться она не удивилась: в конце концов, для мертвого тела инвентарный номер то же, что номер карточки социального страхования для живого человека. Он служит формой опознания, позволяющей моргу следить за тысячами тел и вести всю последующую документацию, что проходит через него. Как только тело поступает в судмедэкспертизу, оно первым делом получает инвентарный номер. А второе, что с ним делают, – привязывают бирку с этим номером на большой палец ноги.

Глядя на слово «инвентарный», Лори вдруг поняла: спроси ее, растолковать его она так и не сумеет. Она попросту принимает это слово как должное, так сказать, для повседневного употребления. Всякий лабораторный бланк или отчет, всякий рентгеновский снимок, всякий следовательский протокол, всякий документ обязательно содержит инвентарный номер. Во многом он важнее имени жертвы.

Сняв с полки словарь «Американское наследие», Лори раскрыла его на статье «инвентарь». Ни одно из приведенных толкований не имело никакого отношения к тому смыслу, в каком данное понятие употреблялось в морге, кроме, пожалуй, предпоследнего. Оно обозначалось как «упорядоченная опись». Другими словами, сказать «инвентарный номер» означало лишь «номер в порядке поступления».

Лори поискала инвентарные номера и фамилии тел, которые забрали в ту же ночную смену 4 марта, когда пропало тело Франкони. Под лотком для срезов нашла клочок бумажки с записью: Дороти Клайн (№ 101455) и Фрэнк Глисон (№ 100385).

Размышляя про инвентарные номера, Лори заметила то, на что прежде не обращала внимания. Разница у этих двух номеров составляла больше тысячи! Это странно, поскольку номера давались в порядке поступления тел. Зная, сколько в среднем тел проходит через морг, Лори вычислила, что разрыв по времени прибытия этих двух тел должен быть не менее нескольких недель.

Такая временная разница удивляла, поскольку тела редко задерживались в морге больше чем на пару дней. И Лори ввела в компьютер инвентарный номер Фрэнка Глисона. Именно его тело вывезло похоронное бюро «Сполетто».

То, что появилось на экране, поразило ее настолько, что Лори воскликнула:

– Вот не было печали!

Лу был на седьмом небе. Вопреки досужим надуманным представлениям о деятельности детектива подлинная работа сыщика – дело изматывающее и неблагодарное. То же, чем занимался Лу в данный момент, а именно: сидел в своем уютном кабинете и с большой пользой названивал по телефону, – и радовало, и результаты давало. К тому же приятно было переброситься парой слов со старыми знакомыми.

– Быть того не может, Солдано! – закричал, услышав голос Лу, Марк Серверт, приятель из ФАА в Оклахома-Сити. – Я тебя год не слышал, а тут в один день – дважды. Веселое, должно, тебе дело попалось.