Босс был очень рад за него! Практически после каждой тренировки, он хвалил Сашу за его старание и за заметно улучшаемые результаты.
Да и многие из нас, периодически смотря на Сашины тренировки, отмечали, что у Саши стало уже хорошо «получаться» боксировать и он заметно прогрессирует. После чего Саше Г. дали прозвище «Тайсон».
Макс О. из Обнинска хорошо рисовал и Ротный, узнав это, поручил ему оформлять курсовые стенгазеты, в которых Макс, публично обнародовал свои картины карикатуристической направленности, в коих через художественные образы смело и остроумно «отражал подвиги» двоечников и нарушителей дисциплины.
Под эти цели Максу было отведено в подвале целое «отдельное» помещение, которое, впрочем, он вскоре стал использовать и для собственных нужд: установив туда небольшую электрическую плиту, на которой жарил картошку и подогревал другую нехитрую закуску, собираясь там по субботним вечерам в небольшом кругу друзей из своего кубрика.
Хватало «кадров» и из «местных»! Учился на нашем курсе Дима С., с Овсянниково, имевший прозвище «Кимирсэн, Кореец…», который был невероятно хитер и изворотлив, быть может еще и потому, что наполовину (по матери) он был действительно корейцем по национальности. А, как известно, хитрость, в хорошем смысле, у корейцев, что называется, «в крови».
Но, обладая от природы качествами врожденной хитрости и сообразительности, во всем остальном, он имел, абсолютно, «Русский» характер!
Как-то раз, Дима С., заступив во внутренний суточный наряд и отстояв с 22:00 до 02:00 свою смену, решил пойти на очередную хитрость и, каким-то образом «уговорив» дежурного по роте, договорился с ним, что будет «на месте, как штык» к восьми часам утра. После чего он «благополучно» убыл в ночной клуб «Бристоль», в котором и «скоротал» все оставшееся ночное время…
Ранним утром, он благополучно сел на автобус № «19» и уже надеялся заблаговременно прибыть в Школу милиции… Но, неожиданно для самого себя, выходя из автобуса он буквально «натолкнулся» на заместителя начальника нашего курса, старшего лейтенанта, Леонида Александровича Ч, который следовал на службу на этом же автобусе…
Дима, тут же, попытался увернуться и сделать вид, что не заметил Леонида Александровича, но старший лейтенант Ч., выходя из автобуса, громко окликнул его, да еще и сделал ему замечание, за то, что он не здоровается со своим командиром…
Придя на курс, Дима, первым делом подошел к дежурному по роте и попытался договориться с ним о переносе своей смены на более позднюю, с 14:00 до 18:00. Но дежурный, на этот раз, уже не пошел Диме «на уступки» и отказался участвовать в этой авантюре…
В итоге, Леонид Александрович, где-то, в районе 10 часов, проходя возле «тумбочки» в «Димину» смену, посмотрел на Диму, прошел еще несколько шагов, остановился… развернулся и снова подошел к Диме, внимательно осмотрев его «с ног до головы» и сщурив на своем, итак порядком изнуренном и изможденном, лице все морщины, резко спросил: «Сурков! Я что-то не понял, мы же с тобой сегодня виделись в автобусе!?»
Сурков, тяжело вздохнул и, опустив голову, сказал: «Да, Леонид Александрович!»
Леонид Александрович был очень исполнительным, преданным делу сотрудником и очень честным человеком! В нашей курсантской среде он слыл прямолинейным, занудливым, но, по большому счету, беззлобным и безобидным человеком.
Большими интеллектуальными способностями, не в обиду ему, он не отличался. Стараясь, как можно больше соответствовать своему должностному положению, Леонид Александрович, часто пытался «разбавлять» свою монотонную речь на бесконечных построениях чем-то, в его представлении, интересным и полезным для нас, употребляя, как правило, «не к месту» и без должного собственного понимания, «громкие» – обобщенные и ёмкие юридические термины, такие как: конституционный строй, референдум, криминогенная обстановка, правосубъектность, инцидент, правовое поле и др.
Многие, «за его спиной», за это немного подшучивали над ним.
Но на этот раз, Леониду Александровичу трудно было отказать в логике его рассуждений.
– Так, что же это получается, Сурков… я не понял… ты, самовольно покидал расположение курса, находясь в суточном наряде?! – грозно спросил он.
Сурков понял, что отпираться бесполезно… Но, признавшись в этом, он все же попытался тут же выкрутиться и стал на ходу «сочинять»: … что ему надо было срочно за чем-то, куда-то, ненадолго отойти, а точнее отъехать…
Но эти его жалкие потуги, на этот раз, не произвели на старшего лейтенанта Ч. какого-либо сильного впечатления и не возымели должного эффекта – не вызвав у него никакого чувства сострадания и сопереживания и он, находясь уже в состоянии достаточно высокой степени душевного волнения, своим «едким» голосом, громко и резко произнес:
– Передайте дежурному, я снимаю Вас с наряда! Заступите в новый суточный наряд после обеда! Вам все ясно?! Объяснительную мне на стол!
Таких, и подобных тому историй, которые регулярно происходили на нашем курсе, было очень много…
Но самое главное, нам очень повезло с нашим «Ротным» – начальником нашего курса Евгением Геннадьевичем Л.!
От природы он был человеком умным, рассудительным, степенным и вообще сочетал в себе, пожалуй, все лучшие мужские качества. Кроме того, будучи очень хорошо воспитанным человеком, он обладал хорошими манерами держаться в обществе и, ко всему прочему, был ещё и наделен здоровым чувством юмора!
Ничто человеческое не было ему чуждо и, имея добрую душу, он к каждому из нас был, по-отечески, благосклонен и ни на кого не держал зла. К нему смело можно было применять поговорку: «В здоровом теле – здоровый дух!»
Но в силу командирской должности, все это ему приходилось тщательно скрывать от нас «за маской» – под своими затемненными массивными очками на своем крупном лице, имеющем, подчас, суровое и неприступное выражение.
На крепкое слово, которое нам всем тогда было просто необходимо, он никогда не скупился! Но каждое его слово, каждое его выражение, все равно, как-то по-доброму отзывалось в душе каждого из нас и надолго оставалось в нашей памяти. Все, что он говорил нам, было очень уместным и поучительным, а действия, которые он совершал в отношении абсолютно любого из нас, выражавшихся в применении поощрений или же дисциплинарных взысканий – были справедливыми.
Когда же он слышал какое-нибудь ругательство с «нашей стороны», он сразу же «приглашал» зайти к себе, в канцелярию, давал чистый лист бумаги формата А-4 и приказывал писать это слово, пока на листе не останется места и не наступит отвращение к сквернословию…
Многие его фразы потом превращались в афоризмы. Чего стоила толька одна его фраза: «По-че-му???»
Эту фразу он употреблял не часто, лишь в крайних случаях, когда он сам не мог понять курсанта: мотивы совершения им того или иного дисциплинарного проступка. И от этого он приходил в ярость. Находиться рядом с ним, в такие моменты, смотреть ему в глаза и слышать его срывающийся, грохочущий голос было действительно страшно.
Тем не менее, смельчаков и юмористов на нашем курсе хватало. И один из них, Вадим И., имевший прозвище «Буба», однажды дерзнул и подарил нашему «Ротному» на его День рождения, (правда уже на 3 курсе) неизвестно где найденную, маленькую детскую книжечку, имевшую в своем названии очень актуальный и до боли знакомый нам всем вопрос: «Почему»?
«Ротный», взяв в руки книгу, внимательно осмотрел ее со всех сторон и, наконец, увидев ее название, мягко, снисходительно улыбнулся.
За все это мы искренне любили нашего «Ротного», уважали его и никто из нас никогда не смел на него обижаться.
Иногда, когда кто-нибудь из нас совершал что-то особо дерзкое, «Ротный» «строил» курс и, зачитав суть и обстоятельства проступка, переходя к резолютивной части, оригинально объявлял провинившемуся нарушителю наряды вне очереди, вытягивая прямо перед его лицом два, расходящихся в стороны, пальца своей левой руки, переспрашивая, понял ли курсант, сколько нарядов ему объявляется. И когда курсант отвечал: «Два», ротный, озорно блеснув на всех своим взглядом из-под очков в массивной оправе, снова переводил свой взгляд на наказуемого и звонким, срывающимся, басом объявлял: «Пя-я-ять»!!! Ну, это был, конечно, его «фирменный, коронный номер» и, дальше уже, весь наш курс безудержно смеялся.
