Шварц (тихо). Ты не знаешь, куда я мог деть носовой платок? Дай мне свой… Извините меня, это от радости!..
Молчание.
Шварц (Уселся на кровати рядом с Давидом. Вытер глаза носовым платком, высморкался, внимательно оглядел комнату). А ты прилично устроился. Вполне прилично… устроился. Вполне прилично… А почему ты лежишь? Ты болен?
Давид (все еще задыхаясь). Нет… Послушай… Зачем ты приехал? Каким образом?
Шварц. Сел на поезд и приехал. Теперь, слава богу, никто от меня права на жительство не требует… Погодите-ка, вы, девушка, вы не Хана Гуревич?
Хана. Да. С приездом, Абрам Ильич.
Шварц. Благодарю! Ай, смотрите, какой она стала красавицей! Что?.. Как папочка?
Xана. Ничего.
Шварц. А мамочка?
Хана. Все в порядке.
Шварц. Вот и хорошо! Между прочим, я думал остановиться у вас. Это можно?
Хана. Конечно. Пожалуйста.
Шварц. Ах, дети, дети! Вот я вас угощу! (Шварц вытаскивает из кармана пакетик, осторожно высыпает содержимое на стол.) Наш украинский чернослив. Кушайте, дети!
Давид. Зачем ты приехал?.. Ты надолго в Москву?
Шварц. На целый месяц. Я получил отпуск и премию… На, читай! (Шварц торжественно помахал перед носом Давида какой-то бумажкой.) Выписка из приказа… Читай, а то у меня очки в чемодане.
Давид (читает). За ударную работу и…
Молчание. Давид посмотрел на Чернышева, встретил удивленный и вопросительный взгляд, опустил голову.
Шварц.Ну?.. Ты неграмотный? Пусти, я наизусть помню. «За ударную работу и перевыполнение плана отгрузок в третьем-четвертом квартале премировать помощника начальника товарного склада Шварца Абрама Ильича…» Одним словом, стахановец! А ганцер – «Я тебе дам!» Премировали путевкой в санаторий, в Крым… Что?.. Хорошо?
Хана. Так вы проездом?
Шварц. Нет. Мне предложили на выбор – или путевку в санаторий или деньги. Я предпочел деньги. Для Крыма у меня нет белых штанов и купального халата. Мало шика и много лет!
Давид. Папа!
Хана засмеялась.
Шварц (весело). Она смеется! Ну-с, так я взял деньги и приехал в Москву. А на складе меня замещает Митя Жучков… Ты помнишь, Давид, моего Митю? Кладовщика? Того самого Митю, с которым мы когда-то занимались всякими комбинациями…
Давид (стиснув зубы). Папа!
Шварц. Что? Это же было давно, милый. Мы крутились и комбинировали, крутились и комбинировали, а потом я сказал – хватит!.. Кого мы обманываем? Самих себя! Нам дали всю землю, а мы хотим украсть серебряную ложку и сбежать, как дурак из сказки… Зачем нам не спать ночей? Зачем нам прятать глаза? Попробуем жить так, чтобы наши дети нас не стыдились! Очень интересный был разговор, можете мне поверить… Почему вы не кушаете чернослив? Кушайте все… Это для всех поставлено. Кушайте, товарищ, не знаю вашего имени-отчества.
Чернышев. Иван Кузьмич Чернышев.
Шварц (припоминая). Чернышев, Чернышев… Где я слышал эту фамилию? Вы не из Херсона?
Давид. Папа!
Чернышев. Нет.
Шварц. Впрочем, там был не Чернышев, а этот…
Давид (яростно). Папа!
Шварц. Ну, не важно… Вы приятель Давида?
Давид. Иван Кузьмич – секретарь партийного бюро консерватории.
Шварц. Вот как? (Вскочил, протянул Чернышеву руку.) Извините, будем знакомы! Шварц, Абрам Ильич… Папа Давида.
Чернышев (улыбаясь). Об этом я уже догадался.
Шварц. Я очень рад познакомиться с вами, товарищ Чернышев. Очень рад. Что вы скажете про Давида? Как он учится?
Чернышев. Хорошо учится.
Шварц. Да? И его ценят? К нему подходящее отношение?
Давид. Папа, перестань!
Шварц. Почему? Почему я должен перестать? (Покачал головой.) Нет, друзья мои, когда всю жизнь ты думаешь только о том, чтобы твой сын вышел в люди, так ты имеешь право спросить: стоило тебе думать, и работать, и мучиться – или не стоило? Пришла, как говорится, пора – собирать пожитки и кончать ярмарку. И вот я хочу знать: с пустыми руками я уезжаю или нет? Понимаете?
Чернышев. Понимаю.
Шварц (взволнованно). Нет, товарищ Чернышев, извините, конечно, но вы этого никогда не поймете как следует! Чтобы такое понять, нужно родиться в Тульчине, на Рыбаковой балке. И как господа бога бояться околоточного надзирателя. И ходить на вокзал смотреть на дальние поезда. И прятаться от погрома. Нужно влюбиться в музыку за чужим окном и в женский смех за чужим окном. Нужно купить на базаре копилку, глиняную копилку, на которой фантазер вроде тебя написал красивую цифру – миллион! И положить в эту копилку рваный рубль! На эти деньги ты когда-нибудь будешь учить сына, если бог позволит тебе иметь детей!.. А-а! (Махнул рукой.) Можно, я поцелую тебя, Давид?
Давид (грубо). У меня насморк.
Хана. Давид!
Шварц. С насморком нельзя целовать девушек. Ханочку нельзя целовать с насморком, а папу можно. Ну, ничего, ничего… Кушайте чернослив. Я, наверно, очень много говорю. Но это просто потому, что я взволнован. Я почти три года не видел Давида… И я, стыдно признаться, в первый раз в жизни в Москве.
Чернышев. Нравится?
Шварц. Не знаю… Понятно – нравится… Но я еще ничего не видел. Прямо с вокзала – сюда. Завтра ты меня поведешь, Давид, в Третьяковскую галерею. А потом в Мавзолей Ленина. А потом в Парк культуры… У меня записана вся программа! Да, а в Большой театр трудно попасть?
Хана. Трудно.
Шварц. А что если мы попросим товарища Чернышева? Вы не сумеете нам помочь, товарищ Чернышев?
Чернышев. Постараюсь.
Шварц. Большое спасибо! (Внезапно нахмурился.) И потом, у меня есть еще одно дело… Вы понимаете, дети мои, посадили Мейера Вольфа!
Хана. Дядю Мейера? За что?
Шварц. Деточка моя, кто это может знать? «За что?» – это самый бессмысленный в жизни вопрос! (Обернулся.) Понимаете, товарищ Чернышев, этот Вольф – одинокий, больной человек… Ну, и мы собрались – несколько его друзей – и написали письмо на имя заместителя народного комиссара товарища Белогуба Петра Александровича… Так вот, вы не знаете – куда мне отнести это письмо?
Чернышев (сухо). Не знаю. Пройдите на площадь Дзержинского – там вам скажут.
Шварц (записал в книжечку). На площадь имени товарища Дзержинского? Так, спасибо! (Усмехнулся.) Вам не кажется, что было бы лучше, если бы площадь называлась именем товарища Белогуба, а наше письмо прочел бы товарищ Дзержинский?!
Давид. Папа!
Вбегает Слава Лебедев.
Лебедев (в дверях). Иван Кузьмич!.. (Шварцу.) Здравствуйте!
Шварц (радушно). Здравствуйте, милости просим.
Лебедев. Иван Кузьмич, я достал… Только надо быстрей – там уже в зал пускать начинают!
Чернышев. Побежали. (Встал, застегнул полевую сумку.)
Шварц. Вы уходите? Посидите, товарищ Чернышев, а?
Чернышев. Извините, Абрам Ильич, мы в кино… Всего вам хорошего! До свидания…
Шварц. До свидания. Вы не забудете – насчет Большого театра?
Чернышев. Нет, нет, не забуду.
Шварц. Давид вам напомнит.
Давид (умоляющими глазами смотрит на Чернышева). Иван Кузьмич! Вы не думайте… Вы… Я вам потом объясню…
Чернышев. Ладно, ладно. Поправляйся скорее. Бежим, Слава! Кланяйтесь вашим родным. Хана, я к ним заеду на днях.
Хана. Спасибо. До свидания!
