[2] 200 золотых (denarius aureus или просто aureus) составляли примерно 4 римских фунтов (либр) по 327,45 грамм каждый. В эквиваленте это где-то 5000 синхронных серебряных денариев, что примерно совпадало с годовым жалованием центуриона.

[3] Барбакарий — так в древнем Риме назывались ремесленные мастерские, которые изготавливали товары для обмена с варварами. Как правило, украшения, но, порой и доспехи с оружием.

[4] Маркус Понтий Леван был наместником в Нижней Мёзии, к которой была приписана Оливия.

[5] Ауксилия — название для любого вспомогательного подразделения. Отличие от легионеров на 167 год заключался в том, что там служили не граждане. Ну и снаряжение им шло обычно попроще.

Часть 2

Глава 10

167, октябрь, 28

— Куда прешь! — рявкнул мужской голос.

И мимо пронесся всадник.

Да так, что Миле пришлось невольно отступить… скорее даже шарахнуться. То ли действительно спешил, то ли решил покрасоваться. Хорошо хоть плеткой не огрел — вон как близко к лицу свистнула.

Чуть позже еще.

И еще.

Над ней откровенно издевались. А данный ей сопровождающий не вмешивался. И только посмеивался. На него-то всадники не пытались наехать.

Каждый шаг давался тяжело. Приходилось крутить головой, опасаясь пакости с любой стороны. Но она все ж таки добралась до центрального шатра, стоящего на небольшом холме.

Ненадолго замялась в нерешительности. Сопровождающий же, излишне грубо отпихнув ее в сторону под смешки несколько человек, стоящих неподалеку, и нырнул внутрь — за полог. Но почти сразу вернулся, да не один, а в сопровождении Арака.

— Ну пошли, — едко оскалившись, произнес этот сборщик дани и щелкнул кинжалом на поясе, заметно обнажив его клинок. Провокационно и излишне агрессивно.

Он всю дорогу себя так вел.

Да и здесь, куда ни плюнь — на нее смотрели как на неполноценного человека. Все. И мужчины, и женщины, и дети. Совсем уж открыто не задирали, но позволяли себе очень многое. Слишком многое.

Мила держалась.

С трудом.

Внутри все трепетало то от страха, то от ярости. Но внешне — холодная отстраненность и даже определенная гордость. Вон — нос задирала, стараясь выглядеть в достаточной степени гордой.

Вот и сейчас — проигнорировав подначку Арака, вошла внутрь.

Спокойно оглядела всех присутствующих и поклонилась Сараку. Она его, конечно, лично не встречала, в отличие от покойного мужа, но определить старшего по занимаемому месту, позе, взгляду и одежде не составило труда.

— Мир и здоровье этому дому. — поклонившись, произнесла она.

— Ты Мила жена Гостяты? — спросил Сарак, проигнорировав ее приветствие.

— Она самая.

— Что с ним случилось?

— Его обвинили в том, что он набег навел. Людей под разорение и рабство подставил. И отправил Боряту искать медведя, который, дескать, скотину повадился драть. Но совершенно в другом месте.

— У тех, кто обвинял его, имелись видаки?

— Нет. Просто обвинили и в круг вызвали. Борята это сделал. Он его и убил, вспоров живот копьем.

— Видишь, брат? Как я и говорил — совсем страх потеряли. — заметил Арак.

— Что это у тебя в руках?

— Дары, которые прислал мой зять — Беромир. — произнесла она и, медленно сделав пару шагов, опустилась на колени, начав извлекать подарки.

— Он прислал мне ножи? Он думает, что у меня нет ножей? Хочет меня оскорбить?

— Эти ножи из ниспосланной ему богом индийской стали. Лучшей в мире. Говорят, что она в торг идет на вес золотом.

— Топор из нее же? — намного более добродушно поинтересовался Сарак.

— Конечно. Мой зять прислал тебе все самое лучшее, что у него есть.

— А это что? В берестяном туеске.

— Сладкий песок. Его ему даровал Хозяин леса.

— Это еще кто такой? Почему я о нем не знаю? Он за промысел дань платит или чем он живет?

— Нет, не платит. И платить не будет. Потому что Хозяин леса — это бог, и зовут его иначе Велесом. Он служит только Перуну — брату своему и грозному небесному судье.

— И как понимать твои слова? — напрягся Сарак. — Что значит бог даровал?

— Так и понимать. Мой зять — великий ведун. Боги благоволят ему, разговаривают с ним, порой даруют что-то вроде железа этого дивного или сахара.

— Они настолько ему благоволят, что он возгордился и стал изготавливать оружие да готовиться к войне?

— Дело не в гордости, а в великой печали. Наши земли терзают набеги. Чаша терпения наших богов оказалась переполнена. Вот они и ниспослали нам подмогу и защиту.

— Ваши земли под рукой нашего господина. — прошипел Сарак с явным раздражением. — Разве он не карает тех, кто приходит к вам в набеги? Какой еще вам надобно защиты?

— Мы хотим, чтобы эти люди умирали не после, а до того, как ограбят и разорят наши поселения, а людей угонят в полон. И мы хотим, чтобы люди, угнанные в полон, возвращались домой, а не оказывались на невольничьих рынках.

— Не многое ли вы хотите⁈

— А разве не это обещал нам наш господин?

Сарак нервно дернул щекой.

В принципе здесь находились только верные ему люди. Которые все знали и понимали. Так что вряд ли они побегут доносить. Но сам факт того, что подобные вопросы вообще стали озвучиваться — пугал. Сильно пугал.

С него ведь спросят.

И не потому, что он причинил какие-то значимые неприятности своему господину. Нет. Просто есть масса желающих занять его место. И они охотно воспользуются любым поводом для того, чтобы Сарака потеснить. Много кому хотелось сидеть на сборе дани, приторговывая рабами втихую.

Еще немного поговорили, и Мила удалилась.

— Как быстро этот Беромир укрепляется? — спросил один из сподвижников Сарака у Арака.

— У него уже под рукой два десятка мужчин с копьями, щитами и топорами. И Беромир выковал первый шлем. Не знаю, сколько он времени и сил на это потратил, но не удивлюсь, если к весне все его ученики обретут их.

— Шлем, значит. Угу… — тихо произнес Сарак.

— Да. К весне ситуация будет плохой. Они живут бедно, но все говорит о том, что к концу лета они сумеют до сотни воинов собирать. Пеших. Через год я почти уверен — нам придется проводить серьезный поход для их усмирения.

— И этот поход не удастся скрыть. — заметил один из сподвижников.

— Почему же? — встрял другой.

— Потому что даже сотню воинов не увести в леса тайно.

— Зачем же это делать тайно? — улыбнулся тот, второй сподвижник. — Сообщим, что гёты пытаются их заставить платить дань уже себе. И пойдем их… хм… защищать.

— Проболтаются же.

— Да ну, — отмахнулся он рукой. — Для надежности достаточно сотни всадников. Что их воины против наших? Грязь под ногами. Но этого числа слишком мало — не поверят. Возьмем три сотни. Из наших и дружественных родов. И наведем в лесах порядок, а то распустились. Заодно еще рабов наловим на продажу.

— А платить дань кто будет?

— Скажем, что гёты многих поубивали и мы милостью Его освободили их на десять лет от дани. Ибо не людей, ни еды. Там сущее опустошение.

— И он поверит? — усмехнулся Сарак.

— Продав рабов, мы поднесем ему богатые дары. А оружие Беромира и его воинов станет доказательством наших слов. Он же знает, что лесной народ живет в крайней нужде и бедности. И оружия не имеет железного.

— Только вот… хм… сладкий песок и индийское железо, — кивнул Сарак на подарки, лежащие у его ног. — Если Мила не обманула, то один этот нож стоит больше, чем десяток молодых и красивых невольниц.

— Если Беромира не укоротить — быть беде, — серьезно произнес Арак.

— А если укоротить — быть убытку. — нахмурился Сарак. — Если он будет платить дань в десяток таких ножей, мы через несколько лет с золота есть станем.