— Что это?

— Золото. Считай, что это мой вклад в укреплении векселяции.

— Сколько здесь?

— Двести золотых[2]. Сам подумай, как ими распорядится. Ситуация не простая.

— А их не мало?

— Сейчас — так. На новый год будет больше. Сильно больше, если я вложу все свободные деньги в дело. Ты, разумеется, тоже не будешь обделен. И тут потребуется твоя помощь.

— Какая?

— Беромир заказал лорики ламинаты и спаты.

— Ого! — воскликнул центурион и присвистнул. — Это кто его надоумил?

— Его божественный покровитель. Что ты на меня так смотришь? Я его, когда слушаю — едва с ума не схожу.

— Откуда я для него достану ламинаты? Я для своих то выбить их не могу. У троих только имеются. Нет. Здесь я тебе не помощник, — покачал головой центурион. — Идет война. Все что производится хорошего уходит в полевую армию.

— Он понимает, что будет сложно. Поэтому готов на другие виды лорик. Что мы можем достать?

— Да я даже не знаю, — пожал плечами центурион.

— А кто знает?

— Надо послать человечка в барбакарии[3]. Может, там что-то найдет?

— Он хочет наше снаряжение для легионеров. И сказал, что проверять будет придирчиво.

— Ты же понимаешь, что это едва ли возможно?

— Ты можешь через Маркуса Понтия Лелиана[4] получить разрешение на создание ауксилии[5] здесь — в Оливии.

— Денег он на нее не даст.

— А и не надо. Напиши, что в связи с ростом угрозы местные жители готовы оплатить ее создание. Пусть даже небольшой. Главное — дополнительно укрепить гарнизон.

— Ну… хм… да, так, пожалуй, он утвердит. И что дальше?

— А дальше она отправится со мной на торг и погибнет, защищая ценные товары. — улыбнулся купец.

— Как бы мне по голове не прилетело. — покачал центурион с сомнением головой.

— За что? Ты на пожертвования, — кивнул купец на кошельки с золотыми монетами, — собрал небольшую ауксилию, которая позволила привести в Рим товары, многократно превосходящие затраты. Никто и слова не скажет!

— Скажут, еще как скажут. — фыркнул командир вексиляции. — Давно ты службу оставил. Ой давно. Завистники станут жаловаться.

— Поэтому я и предлагаю переслать компас в подарок Самому. С пояснениями.

— А ты уверен, что этот Беромир доживет до торга? И что ему будет чем расплачиваться?

— Нет, — максимально искренне произнес Маркус. — Я понимаю — это риск. Но лично ты ничем не рискуешь. Даже если он помрет, то ты действительно сделаешь ауксилию небольшую.

— А ты?

— А я потеряю деньги и репутацию. Потому что хочу поставить на это дело все.

— С ума сошел⁈

— Мыслю — до следующей зимы он доживет. Вряд ли ближайшим летом против него пошлют значимые силы. Отобьется. Должен отбиться. А дальше — не угадать. Поэтому я ему и сказал, чтобы он готовил товаров побольше.

— Хочешь урвать?

— А ты нет? — усмехнулся купец.

— Будешь на свои крутится?

— Все зависит от того, что ответит наш старый командир. Ты, кстати, съездить к нему не можешь? С прошением. Проговорив на словах. Он должен понять.

— И какой будет его доля?

— Вот! — назидательно поднял палец Маркус. — Таким ты мне нравишься больше. Может, вместе и поедем?

— Подумаю. — сделав неопределенный жест, ответил центурион. — Кстати, а чего ты там в самом начале говорил?

— Я нашел семью Беромира. У Секста она оказалась.

— Забрал?

— Обижаешь, — улыбнулся купец. — Конечно, забрал.

— Во что они обошлись?

— Он отпустил их, выписав вольные. И отцу, и матери, и сестре Беромира. Как его вклад в общее дело. А если наш командир поддержит нас, то Секст поучаствует в «пожертвовании» города Оливия на создание ауксилии.

— Угу… угу… интересно. Слушай, а в каком его отец состоянии? Его сильно измордовали?

— Он слишком гордый. Вот Секст его и ломал по своему обыкновению.

— Удалось?

— Не думаю. Еще бы несколько месяцев и все. Он скорее умрет, чем сломается.

— Сейчас как он себя чувствует? Уверен, что довезешь?

— Он везучий. Его обидчик из надсмотрщиков мертв. А он — не только жив, но и свободен. Боги явно ему благоволят. Да и сестру Беромира не продали никому для утех.

— Почему это?

— Боров хотел дать ей некоторое образование, чтобы выручить больше денег. Вот и держал при себе.

— Ясно. Хорошо. Ты их с собой сюда притащил?

— Да. Конечно.

— Пригласи отца… а лучше всю семью. Я хочу с ним поговорить.

Маркус пожал плечами и на несколько минут вышел. Вернувшись уже с ними.

— Как звать? — поинтересовался центурион, после того как внимательно оглядел гостей. Одетых уже по римским обычаям и довольно прилично. На улице бы никто и слова не сказал — уважаемые люди. Разве что излишне изможденные и худые. Но в жизни всякое бывает. Женщины выглядели обычно, а вот мужчина смотрел на него прямо и мрачно. Так если и не на врагов смотрят, то на недругов уж точно.

— Путята. — после затянувшейся паузы ответил он.

— А их? — кивнул командир векселяции в сторону жены и дочери.

— Цветана и Забава.

Центурион кивнул. Что-то у себя пометил и, подняв взор, поинтересовался:

— Ты сыну помочь хочешь?

— Говори сразу о деле. — поморщился Путята.

— Знаешь, зачем вас вызволили из рабства?

— За ради торга с сыном. Чтобы купить его расположение.

— Не совсем. Но пусть так. Смотри. Торг дорогой. Людей у Маркуса, — кивнул он на купца, — мало. И я буду создавать ауксилию для охранения, для которой мне нужен командир.

— Проще скажи. Я ваш язык плохо разумею. — честно ответил Путята.

— Куда уж проще? — немного удивился центурион. — Я хочу, чтобы ты возглавил охрану торговых кораблей. Тех, которые станут ходить к твоему сыну.

— Я не воин.

— Воинами не рождаются, ими становятся. То, что ты не сломался у Борова — для меня достаточная рекомендация.

— Зачем мне это делать? Ваш торг — ваши проблемы.

— Я оформлю тебя и тех, кого ты укажешь, как ауксилию. Через тридцать лет службы ты и все твои потомки получат римское гражданство. Погибнешь или умрешь иначе — вся служба зачтется, если не совершишь измены. На время службы — права, довольствие и жалование командира ауксилии.

— Зачем мне римское гражданство?

Центурион и купец даже как-то растерялись и переглянулись удивленно.

— Тебе, оно может и не нужно, — заметил после небольшой паузы Маркус, — а дочери пригодится. И сыну.

— Я так не думаю.

— Экий ты колючий. Иные бы обрадовались, а ты вон — смурной стоишь.

— Я не иные. Меня захватили в плен и продали в рабство. Я должен радоваться и скакать от счастья? И если бы не мой сын, то так бы у вас и сдох в мучениях.

— Слушай, — подался ближе купец. — Жалование командира ауксилии тысяча денариев в год. Так ведь? — скосился он на центуриона.

— Возможны варианты. Нужно ждать утверждения. Уверен, что, если торговля пойдет, можно и больше получить.

— Вот! Это хорошие деньги. Ты сможешь и сам хорошо жить, и дочери приданное соберешь. Да и вообще — это статус и уважение. Кем ты был раньше?

— Землю пахал.

— А будешь при оружии и броне. Заодно очень поможешь сыну. Роксоланы, языги и гёты почти наверняка будут пытаться ограбить торговые корабли. Что на пути к вам, что обратно. Сам понимаешь — если их разорят, до вас ни соль, ни прочее полезное просто не доберется.

— Кто будет под моим началом?

— Кого выберешь, — пожал плечами центурион.

— Я могу взять рабов из наших?

— Да, я улажу, — произнес купец, упредив командира векселяции.

— Через Борова?

— Да. Мы сможем сплавать в Тавриду или даже в Трапезус. Крепких ребят поискать. Путята прав. Если вытащить таких, они будут обязаны и оттого верны.

— Ну что, согласен? — поинтересовался у бывшего раба центурион.

— Я могу подумать?

— Разумеется. Трех дней хватит?

— Да.

— Хорошо. Ступайте. — кивнул центурион, завершая разговор…

[1] Векселяцией называли некое воинское подразделение, как правило, небольшое, которое выделяли из состава легиона для самостоятельного действия на удалении, порой значительном. Как правило, меньше центурии не были, но случалось всякое.