Клен промолчал и даже немного ускорил шаг, пока не догнал другого шедшего перед ним невольника. И пусть ответа на свое предложение я не услышал, но почувствовал, что заронил в сердце пленника зерно сомнения. Теперь его требовалось взрастить, а заодно заразить идеей остальных. Вдвоем нам не справиться. А вот все вместе…

Я готов был пойти на что угодно, чтобы вновь увидеть родителей. И малыша Фила. Вновь почувствовать тепло их объятий и услышать смех. Жаль только, что Анна к нам уже не присоединится. Пусть она и была той еще занозой в заднице, но я любил ее. И буду любить. Так же, как безвременно покинувшую меня Мари. Они обе заняли особое место в моем сердце.

А потому, после вечерней трапезы я не стал отказывать подгорным товарищам по несчастью в их просьбе послушать об обыденных вещах поверхности. Более того — я декламировал так вдохновенно, что даже слепой, наверное, представил бы себе все краски заката, глухой услышал бы пение птиц, а лишенный языка инвалид почувствовал бы вкус маминого фирменного пирога с ежевикой.

Неизвестно удастся ли мне еще найти Этерниевой руды и извлечь из нее хоть сколько-то Межмировой Энергии, а потому нужно иметь запасной план действий. А лучше несколько. Я всерьез намерился вернуться к семье и пойду на все, ради достижения своей цели! На все!

Глава 25

Дни потянулись за днями. Сперва я старался их считать, затем делал зарубки, но когда в очередной раз сбился, то окончательно плюнул на это занятие. Слишком трудно ориентироваться во времени без светового дня, а дребезг побудки и сигналы к приему пищи ничем не отличались друг от друга, сливаясь в голове в один сплошной гул. Да и не факт, что нелюди делали какую-либо привязку к смене суток снаружи. Не исключено, что они укоротили или удлинили время бодрствования, исходя из своих собственных нужд.

Чертовы ублюдки, чтоб их!

Распорядок дня разнообразием тоже не отличался. Подъем, туалет у всех на виду, прием пищи, и вперед — махать киркой. Так этот необычный инструмент называли местные, и так стал именовать его я. Кайло-тяпка-штопор, возможно, было бы точнее. Леуш наверняка придумал бы свое название вроде Ковырялка, Царапка или, скажем, Стенобитный Уховерт, если бы у него совсем уж разыгралась фантазия. Я же оригинальностью мышления изобретателя «Нигдейки» похвастаться не мог, а потому принял общие правила игры.

По крайней мере в этом плане.

Спустя несколько дней Стас более или менее «оттаял» после своего визита в Каземат и начал реагировать на окружающую реальность, а не только изображать из себя робота с отсутствующим взглядом. Я не мог не подойти к нему, чтобы узнать подробности из первых уст.

Однако стоило мне задать первый же вопрос, как взрослый мужчина, с детства забивавший кроликов и другую живность, и пытавшийся голыми руками вломить Сранделю, окруженному отнюдь не безоружными нелюдями, съежился, словно пипка на морозе. Он сел на корточки, закрыл голову руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону, а из глаз его катились слезы.

На меня прикрикнули другие пленники из числа старожилов и оттеснили в сторону.

Что ж, ответа я, может, и не услышал, но тот стал понятен мне без слов. Что бы не вытворял с провинившимися Заркад в своей Комнате Ужасов, мое первоначальное нежелание туда попадать лишь возросло и укрепилось. Как и ненависть к нелюдям, в целом.

И, тем не менее, я не оставлял задумки подбить остальных на побег.

Каждый день, убедившись, что меня никто не слышит, я вел осторожные беседы с крутолугцами и другими каторжниками. Начинал издалека, исподволь и, если чувствовал, что успеха не будет, отступал, не рискуя нарваться на стукача, кои наверняка имелись в числе пленников.

Внешность ребенка и разум взрослого помогали мне сделать вид, что я вел речь вообще о другом и вовсе даже не намекал на бунт. Посмотрите в эти честные глаза, разве они могут врать? Ах вы не видите их в темноте? Ну ничего страшного, представьте себе самый искренний взгляд, какой сможете, и именно такой он у меня и есть. Правда-правда.

Но, как прилив, не сумев захватить берег, откатывается, чтобы затем вернуться с новыми силами, так и я планировал рано или поздно взять свое. Вода камень точит. Так чем я хуже? Разве что не мокрый. Но, помахав часок-другой киркой, вполне могу сойти за небольшую вертикальную лужу.

Кстати, оказалось, что добытый мною в первый день кусок Этерниевой руды — отнюдь не обыденность местной шахты, а скорее событие сродни выигрышу в казино. По крайней мере, всю следующую неделю мне попадались обычные камни, сланцы, кварц, базальт, да и вообще что угодно, кроме вожделенных голубых кристаллов.

Осколок размером с кухонного таракана упал мне под ноги лишь спустя дней десять. Однако, как я не старался почувствовать в нем присутствие Межмировой Энергии и извлечь себе хотя бы самую малость, все попытки обернулись полнейшим фиаско и серией чувствительных тумаков от нагрянувшего с проверкой дварфа. Мерзкая нелюдь решила, что я филоню, и сполна отыгралась на мне за необходимость впахивать в шахте вместе с рабами.

Выяснилось, что на рудник шли работать отнюдь не все подряд, а исключительно в качестве наказания за некоторые провинности на поверхности. Этот вид деятельности считался у хозяев города позорным, и очутившиеся под землей стремились как можно скорее отбыть повинность и вернуться к обычной жизни. А потому они не гнушались вымещать свою злость на нас — простых пленниках, а если получится, то и присваивать себе наши заслуги.

Твари!

А еще каким-то образом нелюди знали (или догадывались) о следующем месте нападения Троттов, а потому там их никогда не оказывалось. В отличие от нас.

Когда я в первый раз увидел этого монстра, то чуть не обделался на месте, и спасла меня отнюдь не крепкая нервная система, а банально не успевший перевариться завтрак. В противном случае стирать бы мне потом штаны, как некоторым менее удачливым невольникам. И, должен сказать, никто над бедолагами не смеялся.

Ведь когда у тебя за спиной из темноты неожиданно вырастает метровая крыса с длинным переломанным хвостом и ощеренной зубастой пастью, когда она смотрит на тебя угольками кроваво-красных глаз, когда видишь ее покрытую струпьями и проплешинами шесть, чувствуешь вышибающее слезу смрадное дыхание — мозг любого адекватного индивида подскажет: «Обосрись и беги! Каждый сброшенный грамм повысит твой шанс на выживание».

И я побежал.

Глупо пытаться сражаться с чудищем чуть ли не с всего тебя размером. Нет, будь у меня возможность обратиться за помощью к Межмировой Энергии, и стой бок о бок со мной Энн с Леуштилатом, мы бы точно справились и с пятью такими, ведь они не достигли даже ступени Высшего зверя, а значит стояли ниже Освоивших.

Но у меня на шее висел подавитель, а из союзников имелся разве что старый Редис, вгрызавшийся в стену неподалеку. А нет, не имелся. И не только потому, что умудренный опытом Редис рванул прочь еще раньше меня, а потому, что Тротту он показался более вкусным, и это позволило мне получить несколько секунд форы.

Я мчался по извилистому тоннелю, подгоняемый сперва криками терзаемого каторжника, а когда те стихли — цокотом когтей по каменному полу. Несколько раз я налетал в темноте на стены и, похоже, сбился с пути, потому что к Бездне так и не вышел.

Чертова шахта, чертова тьма и чертова крыса размером с мастифа! И на какой только помойке она так отожралась⁈

Когда Тротт меня все-таки догнал, я окончательно запыхался и был так зол, что, наверное, мог бы сам разорвать зверя зубами. «Не бегай от снайпера — умрешь уставшим» — неожиданно вспомнилось из прошлой жизни. Нужно было сразу с ним биться. Пока оставались силы, а в руках лежала отполированная десятками рук рукоять кирки.

Эту тяжесть я выбросил первой, чтобы иметь больше скорости.