Но, тем не менее, оно работало. Мне становилось лучше. Хотя, возможно, какое-то значение имел тот факт, что я, лежа на кровати, продолжил попытки манипуляции Межмировой Энергией. Она все еще сопротивлялась, и мне казалось, что я пытаюсь черпать воду ситом, но какие-то крохи в моем теле все-таки накапливались. Надеюсь, что это тоже шло на пользу.

После происшествия в Трещине, наша семья обрела определенную славу, а мы с Анной стали сродни местным знаменитостям. Ко мне в комнату нет-нет да забегали другие дети в надежде услышать от меня историю наших приключений и ничуть не расстраивались, когда я старательно их игнорировал. Даже просто глядя на меня, в их глазах загорался огонь, а мысли улетали вдаль, погружая разум в мир грез и фантазий.

Разок явился барон в сопровождении Угрюмого Чагаша. Этих проигнорировать не получилось. Пришлось максимально подробно рассказать все, утаив разве что способ побега из особняка и мои успехи на пути к первой ступени. Надеюсь, что и Энн на этот счет особо не распространялась.

Кстати сама Анна тоже притащилась ко мне, улучив момент, когда рядом никто не будет крутиться. Перебинтованная с ног до головы она походила на ожившую мумию, но зато опиралась на новенькое блестящее копье. Боевое. Не иначе как получила в награду за подвиги.

С неизменной насмешкой на лице Энн поинтересовалась о моем здоровье, хожу я в туалет под себя или на себя, и кормят ли меня с ложечки, как младенца. Если бы я мог, кинул бы в нее кирпич. И пускай для этого пришлось бы тот сперва самому изготовить.

Убедившись, что даже манекен для отработки ударов белее подвижен, чем я, она достала откуда-то дохлую многоножку размером с кочергу и, бережно положив мне ее на грудь, пожелала скорейшего выздоровления. После чего уковыляла прочь.

Вот ведь несносная девчонка! А ведь я только-только начал проникаться к ней теплыми чувствами. Тьфу!

На четвертый день состоялась торжественная церемония запечатывания Трещины. Все это время туда посменно сновали как наши воины, так и бойцы Необузданного Алаума. Ради такого дела караванщики даже задержались у нас дольше обычного. А с учетом того, что за три дня в Трещине прошло несколько месяцев, то ее наверняка успели превратить в безжизненную пустыню, срыв даже землю на пару метров вглубь.

Кто же откажется от дармовых ресурсов? Пусть это и будут всего лишь листья, камни и древесина неизвестных пород. На халяву, как говорится, и Дед Мороз — Снегурочка. Какой бы смысл в эту фразу не вкладывался.

В виде исключения позволили присутствовать и мне. Как непосредственному участнику прогремевших на весь Крутолуг событий. Ходил я все еще с большим трудом, но уже вполне мог садиться, потому меня привезли на чем-то среднем между инвалидной коляской и санями, переделанными из обычного кресла. Весьма любопытная конструкция.

К этому моменту второй этаж заброшенного дома снесли, а первый укрепили, превратив строение в некоторое подобие сцены с удобной лестницей для транспортировки ресурсов. Пространство вокруг расчистили и установили навес для барона и мэлэха, прочим же любопытным пришлось довольствоваться тенью от близлежащих домов или просто стоять под солнцем.

Которое в этот день особенно усердствовало, будто желая напомнить жалким людишкам о своей истинной силе, а заодно испарить с наших тел несколько лишних литров пота.

Пока барон толкал торжественную речь, напоминая об опасности Трещин и героизме тех, кто смело противостоял таившимся в ней монстрам, я рыскал взглядом по окружавшим меня лицам.

Анна стояла, гордо подняв голову, и ловила на себе взгляды жителей. От завистливых до восхищенных. Причем некоторые юноши постарше делали ей весьма недвусмысленные знаки.

Тих и Мих выглядели совсем не такими уверенными и дерзкими, как в момент нашего первого знакомства. Либо они смелы исключительно в момент численного превосходства против младших, либо на них так сильно повлияла встреча с гноллами и неиллюзорная возможность отправиться на встречу с Захауруном до достижения ступени Освоившего.

В целом, их можно понять. Не будь у меня за плечами пятнадцати лет прошлой жизни, я бы, наверное, умер от страха еще в первую ночь в Трещине.

В общем, близнецы, в отличие от Энн, на героев совсем не тянули.

Уман стоял возле отца, и по его застывшему выражению лица не смог бы ничего прочесть даже лучший верификатор. Будто статуя. А вот Ефима я вообще нигде не видел. Что довольно странно, ведь он не показался мне тем, кто откажется от своей порции славы.

Но зато мне повезло наконец отыскать Леуша. Баронский сын прятался за набросанной в стороне кучей досок и явно не хотел привлекать к себе внимания. Впрочем, это как раз вполне объяснимо. Статус «демонического отродья» никто не отменял.

Встретившись со мной взглядом, Леуштилат ободрительно улыбнулся, показал большой палец и разыграл маленькую пантомимку, демонстрирующую дохлого гнолла. Я еле сдержался чтобы не рассмеяться, и у меня отлегло от сердца — с Леушем все в порядке. Насколько это осуществимо для изгоя, запертого в городе, где каждый каждый житель носит для него за пазухой камень. Возможно даже не только метафорически. Причем включая собственного отца.

— … и пусть нам не удалось найти каких-либо особенно ценных ресурсов, но главное сокровище Трещины не в этом! — вещал тем временем Александэл, решив больше не мучить изнывающую от жары толпу. Я оживился и сосредоточился на происходящем на сцене. Лишь бы только он не заявил о ценности дружбы и взаимовыручки. — Главное сокровище в умении, которое может добыть Осознавший, при закрытии складки реальности. — так-так-так! А вот это уже что-то интересное! — И уважаемый Алаум, находящийся, как вы все знаете, еще на ступень выше, любезно согласился нам помочь. Просим!

Барон спустился с трибуны, и его место под жидкие аплодисменты вареной публики занял мэлэх. Развивший! Человек, достигший третьей ступени совершенствования и способный при желании в одиночку захватить весь Дальний Крутолуг.

Я бы соврал, утверждая, что Необузданный Алаум выглядел как-то по-особенному. Уже привычные взору свободные одеяния караванщиков скрывали телосложение, а из-под некоторого подобия чалмы выглядывало лишь загорелое обветренное лицо мужчины лет сорока от силы. Ничего сверхъестественно. Так и не скажешь, что этот человек подчинил себе Суверенного Трицебыка размером чуть ли не с целый дом.

Выделить можно было бы разве что такой же, как у Умана, серебряный медальон в виде растущего полумесяца и особенно цепкий колючий взгляд. Алаум лениво скользнул им по толпе, задержался на мне на пару долгих мгновений и подошел к дрожащему мареву входа в Трещину. Неподалеку от него, скрестив руки за спиной, встали Угрюмый Чагаш и еще один взрослый караванщик.

Процесс закрытия Трещины начался.

Вопреки ожиданиям, тот не сопровождался ни шаманскими плясками, ни протяжным горловым пением, ни сжиганием благовоний, ни… Да вообще ничем не сопровождался! Мэлэх закрыл глаза, сосредоточился, засунул руку в пространственное искажение, а затем сжал кулак и резко дернул на себя, будто вырывал позвоночник у поверженного врага.

С тихим хлопком и яркой вспышкой марево исчезло, а на ладони Развившего очутился небольшой светящийся красным пятиугольник, напоминающий фигурку для игры в сёги. Алаум всмотрелся в него, а затем поднял руку высоко вверх и с гордостью объявил:

— Огненный шар! Любимое заклинание длинноухих выродков!

В толпе послышались удивленно-восхищенные возгласы. Затем куда более оживленные, чем раньше, овации. Барон же сперва подался вперед, а потом заметно поник — он явно рассчитывал на что-то другое. К тому же во всем Дальнем Крутолуге не было ни одного мага. В отличие от Каравана.

— Как и договаривались, я выплачу тебе сорок процентов от стоимости умения. — сжав в кулаке добытое заклинание, заявил мэлэх, глядя на Александэла. Он определенно был рад результату. — Цену определим вместе. А потом мы уходим. Сегодня же!

Необузданный Алаум, не скрывая довольной улыбки, принялся спускаться по лестнице, а я внимательно осмотрел лица остальных зрителей шоу. Что ж, похоже все так внимательно следили за действиями караванщика, что никто кроме меня не заметил один маленький нюанс. Одновременно с появлением на ладони мэлэха «Огненного шара», сквозь сжатые пальцы Чагаша просочились всполохи ядовито-зеленого цвета.