Тогда он лишь презрительно отодвинул от себя учебник психологии. Если не сказать, щелчком отшвырнул.

Ну а я начала вести пару.

А Антон… Он оказался совсем не такой.

***

Как он впервые оказался у меня дома? Вернее, как они – три друга – оказались у меня дома?

Мне удалили зуб. Первый в моей жизни, если не считать молочных. У меня поднялась температура. Да и говорить целый день перед людьми было бы проблематично. Мне дали больничный на один день.

Три друга пошли на кафедру узнавать, куда делся их преподаватель? Уже не помню, что им дали: мой адрес или мой телефон. Все трое очутились у меня в гостях.

Угощать мне было особо нечем. Себе я сварила что-то странное из тертого картофеля – типа суп-пюре. Ничего другого есть не могла. Не давать же это гостям. Предложила чаю.

Вместо стола в тот год у меня был широкий подоконник. Возле него мы и пили чай. Никого не смущало.

С парнями мы как-то быстро подружились.

***

Как наше общение стало личным? Точно не помню.

Думаю, однажды после пары ты просто пошел меня провожать.

Я пыталась представить, чего тебе это стоило. Девятнадцатилетнему мальчишке, ростом мне чуть выше плеча, довольно тощему. Предложить мне проводить меня до дома.

Представления не имею, как ты в таких случаях отделывался от своих друзей. Ведь вы трое все время были вместе.

***

Втроем вы тоже часто приходили в гости.

Иду как-то пешком с работы, несу в руках пачку магазинных пельменей.

Интересно, как я собиралась съесть их одна? В тот год у меня не было холодильника. Закупала еды на раз.

За пару кварталов от дома вижу вашу неразлучную троицу в телефонной будке. Вы как раз мне звоните.

Идем ко мне. Пачка пельменей приходится как нельзя кстати. Вчетвером мы разделываемся с ней влет.

***

Весна в 2001-м году выдалась очень ранняя и очень теплая. Стоял май, а я ходила в юбочке и легком жакете.

Мы с тобой очень любили гулять. Долгие пешие прогулки.

В одну из таких прогулок забрели на кладбище в центре города. Зеленое, заросшее, как парк или лес.

В ту пору мне казалось, что я люблю бывать на кладбищах. Ты, как выяснилось, тоже.

Мы бродили между старых могил, читали надписи.

Я рассказывала, как в четырнадцать лет ездила в Таллинн. И там на одной из экскурсий посетила Таллиннское кладбище. Просто маленькие таблички в земле, по сути, в траве. Дорожки. И все это в лесу, среди деревьев.

Там не было гнетущего ощущения, не было венков, искусственных цветов.

Просто гуляешь по дорожкам в лесу и понимаешь, что здесь нашли свой покой люди. Понравилось мне тогда на этом кладбище.

Не лучшая идея, наверное, гулять по кладбищу с человеком, который склонен к суидицу. Но в тот момент почему-то об этом думалось меньше всего.

***

Вернулись на шумные улицы города. Решили пешком прогуляться в отдаленный район.

Ты рассказывал о том, как в детстве тебя потеряла мама. А когда нашла, уложила и била так, что носом у тебя пошла кровь.

В твоем голосе звучала обида.

– Как будто она уже смирилась с тем, что потеряла меня, что меня нет, а когда я нашелся, принялась бить за то, что я нашелся.

Я сочувствовала тебе.

Где-то по пути за нами увязался молодой щенок. Бежал какое-то время.

– Это твой щенок, – сказал ты.

Я протестовала. Ты полувсерьез настаивал.

– Я тут вижу только одного своего щенка!

Ты покраснел. Смутился. Но было видно, что тебе приятно.

***

Гуляли долго. Кто знает город-миллионник, представляет, сколько это – из центра дойти до отдаленного района, побродить там, снова вернуться в центр.

Стоял теплый, практически летний вечер. Стемнело.

Я захотела в туалет. Нашли по пути какую-то заросшую обочину. Отдала тебе свою сумочку подержать. Вылезаю, тянусь за сумочкой, готовая идти дальше.

– А вы думаете только о себе? – внезапно перешел на вы, что только подчеркнуло твой неподражаемый юмор.

Я осталась ждать на обочине.

***

Вернулись заполночь, слегка замерзшие. Все-таки майская ночь. Мне взбрело покачаться на качелях во дворе.

– Я замерз.

Пошли ко мне, впрочем, как и всегда.

Много раз потом я удивлялась, как мы с тобой столько шарахались по ночам, и к нам ни разу никто не пристал. Девушка и невысокий тощий мальчишка. Ты бы просто не смог защитить ни меня, ни себя в случае чего.

Видимо, мы были слишком счастливы. К настолько счастливым людям никто не пристает.

***

Типичное майское утро выходного дня. Пьем чай стоя на лоджии, кружки ставим прямо на широкий деревянный парапет. Смотрим с высоты на просыпающийся город. Болтаем ни о чем. У меня большая кружка. Всю жизнь обожаю большие кружки с чаем. С черным, крепким, крупнолистовым чаем.

У тебя тоже есть своя кружка. Снаружи нежно-сиренево-фиолетового цвета, а внутри цвета зеленых майских листочков.

Строго говоря, эту кружку подарила мне подруга на мое двадцатишестилетие. Но ты ее выбрал. И это навсегда стала твоя кружка.

Знаешь, она все еще у меня. Цела. Не разбилась. Я иногда пью из нее чай. И иногда предлагаю ее гостям. Твоей кружке скоро будет двадцать три года.

***

По-прежнему случаются дни, когда вы заходите на огонек все втроем. Три неразлучных закадычных друга. Мы едим, пьем, говорим. До глубокой ночи режемся в карты. Иногда вы приносите с собой пиво и джин-тоник «Браво» для меня. В ту пору это был мой напиток года.

Ближе к утру отправляю вас спать на кухню. Раскладушка и широкий расстегнутый спальник прямо на полу.

***

После одной такой ночевки идем все вместе с утра смотреть конкурс бальных танцев. Он довольно рано. Часов в десять утра. Суббота. Солнечно. Безлюдно.

Парни берут себе пива. Ты тоже.

Вижу, что пиво ты не хочешь. Несешь в руках почти полную бутылку. Через силу и больше для вида изредка делаешь глоток.

– Дай мне попробовать, – говорю.

Ты протягиваешь бутылку.

Молча бросаю эту полную бутылку на газон.

Ты делаешь вид, что возмущен.

Вижу облегчение в твоих глазах. Не нужно больше пить это пойло.

***

Конкурс какой-то невероятно долгий. Проходит в зале, где его можно смотреть только стоя. Я в тот период настолько влюблена в бальные танцы, что готова стоять и смотреть часами.

На каком-то часу парни сдаются и уходят домой. Ты остаешься.

Домой идем как обычно пешком. В любви к долгим пешим прогулкам мы с тобой идеально совпали. Голодные-преголодные.

Говорю что-то о том, что можно поджарить картошку или сделать рожки с сыром.

– А вы приглашаете меня на обед?

Снова твой еле-заметный юмор.

Мы разве еще не на ты? Переход случился как-то незаметно и естественно. С тобой все было естественно. Наверное, поэтому я и не помню, когда именно это произошло.

***

Что-то готовим и наконец едим.

В тот период жизни рацион у меня был небогатый. Жареная картошка, макароны с сыром, магазинные пельмени, да гречка с сосисками.

Я гречку не люблю. Слишком много ее ела в некоторые периоды.

Ты, напротив, гречку обожаешь.

Мама растила тебя одна. И в какой-то особенно трудный безденежно-беспродуктовый год, вам приходилось питаться одной гречкой с тушенкой.

Видимо, в этот период было что-то хорошее в вашей жизни с мамой, остались какие-то теплые воспоминания о нем. Поскольку, как я понимаю, ты не столько любишь гречку, как то, что ее вкус возвращает тебя в какие-то хорошие чувства.

***

Это субботний вечер. Тебе не в универ, мне не на работу.

Ты снова остаешься у меня ночевать.

Сидим, как обычно, я у одной стены на своем матрасе, ты у противоположной. Разговариваем. Нам всегда есть о чем поговорить. Сидим так, пока не стемнеет. И в темноте тоже продолжаем беседу.

***

Однажды за таким вот разговором ты ложишься на пол, а потом засыпаешь. Прямо на полу.

Бужу и отправляю на твою законную раскладушку на кухню.

– Почему? Почему нельзя было оставить меня спать на полу рядом с тобой?