Врач в это время уже вынимает скальпель и затем, быстрым движением, промачивает кровь на открытой ране тампоном и бросает его в урну у лавки. Далее сразу прижимает второй тампон, сверху на него кладёт вату и принимается туго забинтовывать. После чего оставляет на коленях пациента остатки ваты с бинтом и бутылочку перекиси.

– Завтра утром еще раз…

– Да знаю, знаю, не впервой, иди уже, дай побыть одному.

"Раньше Андрей Петрович не смотрел на меня в процессе, никогда не мог оторвать взгляд от собственной крови. И готов поклясться, он меня испугался больше! Кажется, пора искать нового донора". Пронеслось в голове у клирика, пока он выходил со двора.

– Ну, уж нет, это был последний раз, – тихо прошептал ему вслед бездомный. – Это уже не просто извращение. Рожа безумная такая! Мразь какая-то, да и только…

Хоть консьерж никак не обозначил возвращение Исидора, он точно сообщил об этом Марине, пока клирик был в лифте. Она уже стояла в дверях, ожидая его. Как и все, кто первый раз был в сочувствующем ужасе, при повторной встрече она сделала вид, что лицо клирика абсолютно ничем не примечательно. Хоть и отвернулась, чтобы проводить его до комнаты чуть ли не сразу, как их взгляды встретились.

Лариса Александровна тоже не разочаровала. В замечании о том, что мразь мог бы вернуться и побыстрее, был даже лёгкий намёк приветливости. "Ох уж эти епископы, если бы не их проповеди, люди, которых мы лечим, явно не относились бы к нам с ненавистью и презрением. Даже эта карга, с такой радостью называющая меня мразью, как того требует Духовенство на проповедях, могла бы быть приятным человеком".

– Ну что, мразь, подзарядился? – кривая усмешка просто кричала, что женщина во всех подробностях представляла, чем он там занимался и сколько мерзости совершил, пока она ждала.

– Еще как, если уж не хватит – всегда подойдёт кто-нибудь из соседей или Марина. – Лицо растянулось в улыбке так сильно, что из ожога тонкой струйкой потекла кровь. Это собьёт с неё спесь и даст поработать.

Женщина действительно затихла и вжалась в кресло. Взяв её за руку, врач закрыл глаза и повторил перед внутренним взором. Как прорезал скальпелем руку бездомного, как тот дрожал от страха, как текла и капала на асфальт кровь. Как чужой страх и боль наполняли его, а теперь эту накопленную силу нужно передать другому. Просто представил, как старуха встаёт с кресла и разминает спину.

Пару мгновений спустя резкая головная боль и жжение в щеке оповестили о том, что исцеление прошло. Лариса Александровна почувствовала, как за эти пару секунд что-то изменилось. Аккуратно забрала руку и чуть наклонилась вперёд. Крепко ухватившись пальцами за ручки кресла, она напрягла мышцы рук. Её ноги мелко задрожали, но она всё-таки сумела оторваться от кресла. Еще десять секунд ушло на то, чтобы окончательно встать и разогнуться. Любимый момент работы, сейчас будут извинения за оскорбления и слова благодарности.

– Два года я ходила на эти дебильные проповеди прежде, чем меня допустили до таинства! Два года я платила членские взносы в вашу сраную секту. И всё что от тебя требовалось, это полчаса порезать бомжей и две секунды подержать меня за руку!? Проваливай отсюда, урод! Видеть не хочу твою морду блевотную! Я столько страдала, а для вас ублюдков это вообще ничего не стоит, оказывается! Все вы там мрази!

Ну и ладно. Пореже, конечно, но бывает и такое. Чаще, когда к таинству присоединяются ради родственника, который к тому моменту уже умер, а получают в итоге уже ненужное исцеление сами. Мразь молча пожал плечами, взял свой оранжевый кейс и вышел из комнаты. На выходе из квартиры его ждала Марина.

– Извините, я обожгла руку на кухне, прислонилась к чайнику, у вас найдётся что-нибудь? – Она показала на медицинский ящик.

– Могли бы заметить, что ожоги я явно не лечу. Просто подержите руку под холодной водой. – Девушка испуганно взглянула на его щеку, из которой снова потекла кровь.

Выйдя из подъезда, Исидор сел в свою старенькую машинку. "Членские взносы в сраную секту. Ха. Мне ли об этом выслушивать, я то с этого получаю считанные гроши. Ладно, этого дня с меня предостаточно, пора ехать в "Черного клирика". Инесса, поди, уже там". Он не спеша ехал к подруге, беззлобно вспоминая излеченную даму и пытаясь вспомнить, где же он её видел. Наверное, какая-то актриса или певица на пенсии. О том говорил и наряд, и надменность, и предполагаемая цена её квартиры. Хотя может и просто жена, а то и мать какого-нибудь бизнесмена.

В приходе он давно не появляется – прихожанам не очень нравится вид мразей. Хотя ту же Инессу любят, её даже посвятили. Но её наставник и клеймо ей поставил на спину в обход всех правил. Не думаю, что хоть кто-то на проповеди слушает про уродов, якшающихся с бесами, и связывает это с милой девушкой в закрытом белом платье. Её обязанности во многом заключались в том, чтобы встречать паству на входе и с помощью силы подбадривать их через легкие прикосновения. "Лёгкий кофейный поцелуй в мозг", как любит она шутить.

В "Черном клирике" Инесса уже сидела на их месте у окна, больше никого из коллег пока не было, но была пара случайных посетителей, которые сидели у входа, изучая меню.

– Ну и рожа у тебя, Антон, просто мразь! – встретила Исидора подруга, сияя счастливой улыбкой.

– Расскажи своей хребтине об уродстве, Настя, – прозвучал не менее радостный ответ. Клирикам нельзя использовать мирские имена, но между собой те, кто мог назвать себя друзьями, часто нарушали этот запрет.

– Ну, сегодня ты еще кислее, чем обычно, давай заливай допинг, – она подвинула ему кружку тёмного пива тонкой бледной рукой, – и рассказывай, кто сегодня посмел обидеть величайшего благодетеля церкви епископа Софрония Иркутского. – На последних словах она, дурачась, сделала проповедующий голос, встала и приложила к сердцу обе руки, как это делают в церковном хоре.

– Да ничего нового, просто у меня, кажется, Петрович сорвался. Увидел лицо. – Ответил Исидор, отмечая, как один из посетителей бара вышел. Второй же не только остался, кажется, он стал прислушиваться к их разговору после выкрика Инессы о церкви. А в баре кроме них, как назло, никого. Даже музыки нет.

– Я тебе тысячу раз говорила – работай со спины, и вообще ищи нижних БДСМщиков. Даже если спалишься, всегда можно отмазаться, мол, ты настолько в экстазе.

– Ага, вот сама представь меня в латексном костюме доминатрикс с красной плёткой, – она засмеялась. – Нет уж, ты у нас красавица – тебе и легкий путь. Тем более, не путай масштабы подпитки, мне мало пару раз кого-нибудь плеткой ударить. А уж тем более, когда он сам этого хочет. Я не настроение людям силой поднимаю, я лечу их.

– Ну и ладно, – она, кажется, совсем не обиделась на то, как пренебрежительно относятся к её роли в общине. Да и разговор этот повторяется из раза в раз, когда он теряет донора. – Я в туалет! Следи, чтоб тебя не украли.

Как только она ушла, мужчина у входа встал и подошёл к их столику.

– Я знаю, кто ты! – прозвучал низкий прокуренный голос, который отлично подошёл бы огромному бандиту из фильма про нулевые. Но принадлежал голос тощему мужику лет тридцати с красным от алкоголя носом и слезящимися глазами.

– Это и не тайна. Я – врач, вот и курточка синяя, видите?

– Нет, ты – мразь. Я видел таких как ты, когда работал в охране у одного олигарха. Эти ваши мерзкие ожоги и надменные рожи, ненавижу вас. – Мужчина плюнул Исидору в пивную кружку. – Еще увидимся, мразь.

После чего он вышел вслед за своим товарищем. На вид если он и работал у олигарха, то несколько лет назад. Сейчас он настолько пропился, что его бы не взяли и маршрутку водить. Хотя какие-то деньги у него явно были, ведь Черный клирик не самый дешевый бар города.

Настя тихо подошла к столу: