Мисс Синклер больше всего запомнилась Джеку тем, что, во-первых, во время тихого часа почти всегда отсутствовала, а во-вторых, что этим обрекала его на необходимость спать с тремя шестиклассницами.
Тихий час начинался с «истории, под которую легко заснуть», как это называла Эмма Оустлер. Историю всегда рассказывала Эмма (здесь можно разглядеть ее будущее призвание). Венди и Шарлотта ходили меж кроватей, проверяя, чтобы резиновые коврики были на месте, одеяла подоткнуты, обувь снята, а Эмма тем временем вещала в полутемной комнате.
– У вас был плохой день, и вы очень устали, – было неизменное начало.
Разумеется, приготовишки сразу же пугались и речь о сне больше не шла. Чаще всего Эмма рассказывала, с небольшими вариациями, историю про то, как мисс Синклер потеряла целый класс приготовишек в Королевском музее Онтарио, в зале, посвященном летучим мышам. Сам Джек первый раз попал в Королевский музей только в третьем классе, под водительством мисс Каролины Вурц.
О мисс Вурц Джек сохранил самые теплые воспоминания; дело было не только в ее хрупкой красоте – она преподала ему много важных уроков. Именно благодаря ей Джек так рано научился правильно держать себя на сцене (развитие сценических навыков было ее коньком). Во всем, что касалось драматического искусства, мисс Вурц была настоящим знатоком; Джек сыграл в доброй сотне школьных постановок, и почти всегда мисс Вурц была режиссером. Напротив, в классе ее педагогический талант проявлялся реже, и как держать под контролем целую кучу третьеклашек, она совсем не знала. Сходя со сцены, покидая пространство, пронизанное огнями рампы, мисс Каролина Вурц превращалась в существо, которое то и дело путалось, терялось, в женщину, напрочь лишенную управленческих навыков и уверенности в себе. Школьный класс представлял для нее хаос, а внешний мир в этом плане отличался от школы крайне незначительно.
Эмма сочиняла истории про мисс Синклер, но на самом деле ей следовало поставить на ее место мисс Вурц – они много бы выиграли в убедительности, настолько мисс Вурц была не способна следить за детьми. Когда мисс Вурц привела свой класс в зал летучих мышей, на нее напал такой ужас, что детям показалось, будто прямо перед их глазами воплощается в реальность один из рассказов Эммы Оустлер. Детям тоже стало страшно – ну да, им было уже восемь, а не пять, зато про ужасы зала летучих мышей они знали уже три года.
Едва по громкоговорителю объявили, что в ряде залов, где выставлены млекопитающие, будет временно отключено электричество, как дети поняли – началось.
– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, нет причин для паники, – продолжил громкоговоритель, а мисс Вурц зарыдала. – Подача электропитания будет восстановлена в кратчайший срок.
Ультрафиолетовые лампы в зале летучих мышей почему-то не отключились, – правда, другого света в зале и не было, точь-в-точь как говорила Эмма.
В рассказе Эммы несчастным детям не осталось ничего другого, кроме как залезть в пещеру к летучим мышам и там заночевать. Эмма сказала, что детям обязательно нужно помнить очень важную вещь – существенную для выживания разницу между повадками мыши-вампира и гигантской мыши-фруктоеда. Кроме того, нужно все время держать глаза закрытыми, а то в ультрафиолетовом освещении можно каким-то неведомым образом ослепнуть.
Итак, закрыв глаза, нужно было ждать – через некоторое время дети обязательно почувствуют горячее, влажное дыхание. Главное – где они его ощутят. Если в районе горла – это прилетела мышь-вампир, ее надо отбить в сторону, а потом сразу же закрыть руками горло и вопить – или, в краткой версии рассказа, «нужно махать руками и кричать, словно вы обезумели». Если же дыхание чувствуется в районе пупка, то это гадкая мышь-фруктоед. Она делает так: сначала долго греет детские животики своим дыханием, а потом начинает лизать им пупки, потому что питается спрятанной в них солью. Ощущение, конечно, не из приятных, зато это безболезненно. Иначе говоря, при появлении мыши-фруктоеда надо лежать неподвижно. Да и в любом случае – это же гигантская мышь, и отогнать ее руками просто не получится; хуже того, эти мыши представляют большую опасность, если их бить.
– Но что же мышь-фруктоед сделает, если ее ударить? – такой вопрос, как помнится Джеку, задал его одноклассник Джимми Бэкон.
– Эмма, лучше им этого не знать, – сказала Шарлотта Барфорд.
Конец Эмминой истории был ужасен. Разумеется, никто и не думал спать, поэтому дети прекрасно понимали, что дышат на них не страшные летучие мыши, а Эмма, Венди и Шарлотта. Однако они вели себя точно так, как им наказала Эмма. Приготовишки, которым дышали в пупки, лежали неподвижно. Поскольку историю рассказывали не один раз, вскоре Джек научился отличать языки трех девочек друг от друга. Языки были не шершавые, и в самом деле, если не считать последующих ночных кошмаров, вся процедура протекала для приготовишек совершенно безболезненно.
Те же, кому дышали на горло, старательно отбивались от летучей мыши и орали как резаные.
– А теперь пора просыпаться, Джек, – говорили под конец Эмма, Венди или Шарлотта.
Но Джек ни разу не засыпал.
Шарлотта Барфорд походила на Эмму Оустлер – почти сформировавшаяся женщина, правда нормального для ученицы шестого класса роста. Венди Холтон, напротив, была худющая и какая-то дикая на вид. Если не обращать внимания на круги под глазами и набухшие, покусанные губы (знаки наступления пубертатного периода и связанных с ним проблем), ее можно было принять за девятилетнюю. Несмотря на незначительные габариты, способности к лизанию пупков у Венди были развиты не хуже прочих; в ее исполнении мышь-фруктоед оказывалась агрессивнее той, что у Эммы, и настырнее, чем у Шарлотты (у той язык размерами был под стать бедрам, и в пупок Джеку не помещался даже кончик).
Интересно, что думала мисс Синклер, когда возвращалась в начальную школу после тихого часа? Принимала ли она возбужденность детей за свидетельство того, что они хорошо выспались и отдохнули? Плюс к этому дети выглядели довольными – еще бы, очередной ужас от рассказов Эммы Оустлер был позади, так что на их лицах читалось большое облегчение.
У истории с летучими мышами был серьезный конкурент – тоже повторявшаяся из раза в раз драма о раздавленном ребенке. У нее было три конца, но начиналась она так же, как и все остальные:
– У вас был плохой день, и вы очень устали.
Джек спал между двойняшками Гордоном и Каролиной Френч. Они друг друга на дух не выносили, и Джек служил демаркационной линией. Вторая пара близнецов в классе мисс Синклер, Хизер и Пэтси Бут, две совершенно одинаковые девочки, напротив, не выносили разлуки друг с другом. Когда одна болела, другая тоже сидела дома – грустила, а может, ждала своей очереди заболеть. Сестры-близнецы Бут спали под одним одеялом, наверное изображая свое пребывание в одном чреве.
Обе пары вели себя чрезвычайно возбужденно, когда рассказывалась история про раздавленного ребенка, но по-разному. Сестры Бут сосали свое общее одеяло, издавая какое-то мокрое жужжание; оно очень быстро доводило Джимми Бэкона, и он начинал стонать. Гордон и Каролина Френч же принимались совершать бессмысленные, но крайне мощные телодвижения – синхронно (даром что не касались друг друга, разделенные Джеком) стучали ногами по кровати. В этом было что-то очень странное и неприятное, но самая жуть наступала, когда они вдруг переставали сучить ножками, – это всякий раз происходило так неожиданно и так синхронно, что казалось, они одновременно умерли от общей болезни.
Поскольку у истории имелось три разных конца, дети ни на миг не могли расслабиться.
– Но для троих из вас плохой день вдруг стал еще хуже, – неизменно провозглашала Эмма.
Тут же двойняшки Френч начинали стучать ногами, но вскоре неожиданно замирали, словно убитые, а близнецы Бут – сосать одеяло под аккомпанемент стонов Джимми.
– Итак, вы ночуете у папы, он с вами давно не живет, мама с ним развелась, – продолжала Эмма. – Он только что упал без сознания, потому что у него было слишком много секса.
