Элс проводила их в кассы порта, там царила полная неразбериха, без Элс они ни за что не смогли бы купить билеты. В результате они сначала должны были сесть на поезд до Роттердама, оттуда на корабль до Монреаля и только оттуда добраться до Торонто.

– Но почему Торонто? – спросила Алису Саския. – Канада же тебе чужая страна.

– Станет родной, что поделаешь, – ответила Алиса. – Я никогда не вернусь на солнечные берега речки Лит, ни за что, предлагайте мне хоть все виски Шотландии.

Она так и не объяснила почему. Наверное, слишком много призраков водится на берегу той речки.

– Кроме того, я нашла Джеку отличную школу, как раз для него, – услышал он слова мамы, обращенные к Элс и Саскии. А потом мама наклонилась к нему и шепнула на ухо: – Там девочки, а с девочками тебе будет хорошо.

Джек вздрогнул – мысль оказаться среди девочек школы Святой Хильды, особенно среди девочек постарше, не очень его обрадовала. И тогда он снова взял маму за руку – в последний раз по эту сторону Атлантики.

Джеку казалось, что девочки в школе Святой Хильды, особенно те, что постарше, не очень-то довольны присутствием в школе мальчиков. Да, мальчики покидали их после четвертого класса, но все равно считалось, что они, даже самые маленькие, плохо влияют на девочек. А Эмма Оустлер добавляла:

– Особенно на тех, что постарше.

Эмма была как раз из тех, что постарше, и вид имела пугающий. Шестой класс – последний в начальной школе, и в обязанности шестиклассниц входило стоять у школьного входа на Россетер-роуд и открывать и закрывать дверцы машин, на которых в школу привозят малышей. Джек пошел в приготовительный класс осенью 1970 года; Эмма в тот год перешла в шестой, а школа Святой Хильды впервые открыла прием мальчиков. Стало быть, Джеку было пять, а Эмме – двенадцать (она пропустила год из-за каких-то проблем в семье). И в первый Джеков день в школе дверцу машины для него открыла как раз Эмма. Сие событие не прошло для Джека бесследно.

Уже в машине Джек почувствовал себя не в своей тарелке – уж слишком хорош был роскошный черный «линкольн-таун-кар» миссис Уикстид. Он не принадлежал ей, она нанимала его вместе с водителем в агентстве; ни она, ни Алиса, ни Лотти водить не умели. За рулем сидел миловидный ямаец, крупный мужчина по имени Пиви, такой же черный, как «линкольн». Миссис Уикстид любила его больше других.

Ну какой мальчик хочет начинать свой первый день в школе с появления в черном лимузине да с шофером? Однако Алиса до сих пор всегда соглашалась с идеями миссис Уикстид, и из этого всегда выходило только благо. Плюс старинная подруга платила не только за обучение Джека в школе, но и за лимузин.

Алиса частенько задерживалась по вечерам на работе в салоне Китайца, поэтому в школу Джека собирала Лотти, она же кормила его завтраком. Час был ранний, но у миссис Уикстид обычно хватало сил завязать мальчику галстук (казалось, впрочем, что она делает это автоматически, как бы не просыпаясь). По вечерам Лотти выкладывала Джеку одежду на завтра, а утром одевала его.

Джек обязательно заходил в полутемную мамину комнату и целовал ее на прощание, а затем Лотти выводила его на угол Спадайны и Лаутер-авеню, где их уже ждал Пиви. В первый день, впрочем, Алиса вызвалась проводить сына лично.

– Алиса, – укоризненно сказала миссис Уикстид, – не стоит, ведь Джек обязательно будет плакать.

Миссис Уикстид делала все, что в ее силах, дабы у Джека не было поводов плакать. Однажды утром, завязывая мальчику галстук, она сказала:

– Джек, тебя обязательно будут дразнить. Но запомни: ни в коем случае не позволяй себе плакать. Плакать можно, только если тебя ударили, – но вот уж если тебя ударили, то нужно плакать как можно громче.

– А что делать, когда меня дразнят? – спросил Джек.

По утрам миссис Уикстид, не вынимая из своей седой шевелюры бигуди, надевала поверх пижамы покойного мужа халат сливового цвета и садилась за кухонный стол, грела пальцы, сжав в руках чашку с горячим чаем, а после этого завязывала Джеку галстук, пока мальчик разглядывал ее намазанное маслом авокадо лицо.

– Тут требуется творческий подход, – сказала миссис Уикстид.

– Когда дразнят, требуется творческий подход?

– Да-да, – поддакнула Лотти. – Главное, будь вежлив.

– Именно, причем вежлив дважды, – добавила миссис Уикстид. – Это легко запомнить – «веж-лив», «дваж-ды».

– А на третий раз? – опять спросил Джек.

– Вот на третий раз потребуется творческий подход, – вернулась к своей изначальной версии миссис Уикстид.

Завязав галстук, миссис Уикстид целовала Джека в лоб и в переносицу, после чего Лотти вытирала масло с его лица. Лотти тоже целовала Джека – обычно в передней, перед тем как открыть входную дверь и отвести его за руку к Пиви.

Джек частенько разговаривал с мамой про Лоттину хромоту – как и отсутствующая нога Тату-Петера, она очень беспокоила его, он ничего не мог с собой поделать.

– Почему Лотти хромает? – спрашивал он маму в сотый раз.

– Спроси у Лотти сам.

Но и отправившись в первый раз в приготовительный класс, Джек не набрался храбрости спросить у няни, почему она хромает.

– А что тебе до ее хромоты, мой милый? – спросил его Пиви.

– Я не знаю, мне интересно. Можешь ты спросить ее, Пиви?

– Нет, мой милый, спроси сам. Ведь это ты у нас тут господин, хозяин дома. А я просто водитель.

Джек Бернс позднее думал, что и на смертном одре сможет, словно наяву, представить себе перекресток Пиктол и Хатчингс-Хилл-роуд, вспомнить, как Пиви замедлял ход, как девочки из тех, что постарше, очень скептически отнеслись к появлению очередного барчука на очередном лимузине. Стоял сентябрь, было тепло; Джеку снова бросились в глаза незаправленные в юбки блузки-матроски, перевязанные у горла серо-малиновыми платками в полоску (через два года их место заняли воротники на пуговицах, при этом верхнюю полагалось держать расстегнутой). Но лучше всего он запомнил выражение их лиц, точнее, губ – презрительное и упрямое.

Девочки не стояли на месте – они то обнимали друг друга, то вставали на одну ногу, а другой стучали по асфальту. Иногда они приседали на корточки и закидывали одну ногу на другую, постоянно балансируя. Юбки, их серые юбки в складку, оказались весьма коротки, и это привлекло внимание Джека к их ногам – он сразу заметил, какие тяжелые, крупные у них бедра. Девочки все время что-то делали пальцами, теребили кольца, рассматривали ногти, ворошили волосы, прикасались к бровям. Они даже заглядывали под ногти, словно там крылись какие-то тайны, – казалось, у девочек полным-полно тайн. Если они видели подруг, то махали им как-то по-особенному, у них явно имелась какая-то своя система знаков, вроде языка глухонемых.

Пиви остановил лимузин у входа в школу со стороны Россетер-роуд, и девочки, стоявшие там, показались Джеку особенно загадочными – и одновременно очень раскованными.

Когда девочкам исполняется одиннадцать или двенадцать лет, они начинают думать, что выглядят ужасно. Детство осталось позади (по крайней мере, такова их собственная точка зрения), но они еще не превратились в юных женщин. В этом возрасте все девочки очень разные – одни уже начали двигаться и выглядеть как девушки, у других все еще тела и движения как у мальчиков, только очень заносчивых.

Все это не про двенадцатилетнюю Эмму Оустлер, которая выглядела на все восемнадцать. Она открыла дверцу Джекова лимузина, и мальчик сразу заметил у нее усики на верхней губе, правда поначалу принял их за пот. У нее были загорелые руки, а волосы на них почти белые (выгорели на солнце), толстая темно-коричневая коса переброшена через плечо и, оттеняя лицо, почти красивое, достает до самого пупка, по дороге пролегая между ясно намеченными грудями, подчеркивая и разделяя их. Заметных размеров груди были примерно у четверти шестиклассниц.