– Ужин закончен? – спросила я, чувствуя, что краснею.
– Ты не останешься на чай? – приподнял брови лорд. – Сегодня весьма интересный десерт.
– О, тоже рыбный? – изобразила я заинтересованность. – Засахаренные морские коньки, например. Или сушеная морская звезда в гречишном меду.
– Фабилер обиделся бы, услышь он тебя, – упрекнул меня Бен.
– Ничего, господин лорд, это и правда весьма остроумно, – послышалось позади.
Я покраснела еще сильнее.
– Прошу меня извинить, – поспешно сказала я и поднялась, – я стараюсь не есть сладкого. Берегу фигуру для свободной жизни! Благодарю, Фабилер, ужин великолепен.
Шеф-повар церемонно поклонился. Кажется, он на меня не злится. Или просто не показывает. Тут вся прислуга будто из романов о британцах.
– Увидимся завтра в пять вечера, – отчеканил Бен, – и будь готова изображать перемирие. Помни, это и в твоих интересах. Пока исход нашего с тобой поединка еще под вопросом.
Итак, что мы имеем?
Я в другом мире. Стала лет на пятнадцать моложе и, кажется, на две жизни стервознее. У меня есть непонятный пока что дар, красивый и обиженный муж, с которым мы должны месяц изображать перемирие. И если ему это зачем-то явно нужно, я обязана выяснить, выгодно ли это мне самой? Или тут тоже есть какая-то дачка, которую он у меня надеется за эти тридцать дней отсудить.
Я поднималась по лестнице, на этот раз неспеша, оглядывая обстановку. Роскошь, но при этом не бьющая по глазам. Элегантно, стильно подобранные вещи, без неуместно рассыпанных горстями алмазов и бриллиантов, золотых подсвечников или аляповатой лепнины. На стенах, над каждым лестничным пролетом висят картины. Портреты, видимо, предков лорда Ренли.
Массивные темные рамы. Трещинки на холсте. Живые глаза на неподвижных неулыбчивых лицах. Здесь принято позировать серьезными? Или, возможно, процесс живописи занимает столько времени, что любая эмоция застывает, потерявшись в напряженности лицевых мышц.
А у одного портрета я встала, как приклеенная. Почему раньше его не заметила?
Счастливая любящая пара. Мужчина улыбается, надо же! Или это современные тенденции? Потому что портрет-то совсем новый. Я так понимаю, ему не больше года. Лорд Бенедикт Ренли обнимает за плечи свою супругу Луизу.
Живописец эффектно выделил фиолетовую радужку необычных, невозможных глаз Бена. Кажется, он заглядывает прямиком в душу. Цвет подчеркивает фиолетовая же рубашка. Но одежду изучать не хочется, все внимание поглощает лицо лорда. Нежная улыбка тронула губы, изогнутые изящным луком. Легкая щетина добавляет ему мужественности. Пожалуй, ему нельзя без этого штриха, иначе он слишком уж будет кукольно-красивым.
Голова чуть наклонена в сторону спутницы.
Луиза Ренли. Вот ты какая была. По крайней мере, такой видел тебя живописец. Взгляд гордый, вскинутый подбородок. Рыжие волосы собраны в замысловатую прическу, вьющийся локон спускается к плечу, подчеркивая белизну кожи. Она тоже улыбается. Но нет в этой улыбке мягкости и теплоты, как у лорда Ренли.
– Хорошее было время, леди Ренли, – услышала я голос сверху и вздрогнула. Дворецкий Хенли не спеша спускался по ступенькам и увидел, как я залипла на семейный портрет.
– Вы напугали меня, Хенли, – упрекнула я его.
– Прошу прощения, госпожа, – принял мою претензию этот достойный джентльмен, – просто взгляд, с которым вы рассматривали полотно, пробудило и во мне воспоминания о былом. Я даже подумал, что не зря вернул картину на место сегодня.
Так вот, почему она мне раньше на глаза не попалась! Наши парные изображения убирали, а сейчас, когда объявлено перемирие, лорд и леди вернулись на стенку вместе.
– Надеюсь, что так будет лучше, Хенли, – смягчилась я. Ну просто невозможно быть надменной или грубой с таким приятным мужчиной.
Поднявшись к себе, я чуть не была с порога сбита с ног фамильяром. Оказывается, его крылья не декорация. Он вполне сносно на них летает. И быстро. Пушистый снаряд врезался в мою грудь. Я охнула и успела прислониться к косяку.
– Пумиш! Что стряслось?
– Вторжение! – провыл зверек, вращая глазами. Чтобы успокоить его, я положила ладонь на пушистый загривок. Тут же в голове запищало-затрещало. И сквозь помехи послышалось:
– … близки с тобой настолько…
Я вскрикнула. Сначала от этой слуховой галлюцинации, а потом уже от зрительной. Из спальни показался Эдвард Лирон! Густые волосы собраны в хвост, на лице все та же обольстительная улыбка.
Он ведь мне привиделся, правда?
– Вот, вот он! – зашипел Пумиш в сторону видения. И я поняла, что красавчик-то натуральный.
– Душа моя! – сочные, кораллового оттенка губы рождали слова с таким томным и завлекательным звучанием, что я засомневалась, нужна ли этому чаровнику лира. На которой Луиза, помнится, мечтала играть. Хотя я почти уверена, что другой инструмент привлекал ее куда больше.
– Как ты перенесла этот бесчеловечный суд? – продолжал Эдвард, беря мою руку в свои. Я обратила внимание, что у него и правда пальцы музыканта. Длинные, изящные. Правда, кожа грубовата, как и положено тому, кто постоянно дергает за струны. И лиры, и девичьих душ.
– Вполне неплохо, – осторожно ответила я. Так, что делать дальше? Фыркнуть? Хмыкнуть? Ногой, может быть, топнуть?
Как на моем месте должна поступить женщина, которая сама себя превозносит и не гнушается идти по головам? А именно такой мне сейчас представлялась Луиза Ренли, к которой преподаватели музыки в окна залезают. Впрочем, этот момент надо отдельно уточнить. У меня четвертый этаж, а крылья из нас троих только у Пумиша есть.
– Как ты сюда пробрался? – строго спросила я. – По стене замка карабкался?
– Что ты, Лу! – лицо Эдварда Лирона приняло обиженное выражение. – Мы же с тобой договаривались встретиться после слушаний! И я еле дождался твоего дрозда.
– Моего … чего? – опешила я.
– Посланника, конечно же! Того самого, с нежно-фиолетовым оперением, которого Бенедикт заказывал специально для тебя в той мастерской в самом центре Астодии.
– И я тебе сегодня его отправила? – осторожно уточнила я.
– Конечно! Неужели не помнишь? Хотя у тебя такой сложный день, я все понимаю. Спасибо, что все же отправила птичку, пусть и позже, чем я рассчитывал.
Я точно помнила, что Бен обещал организовать посланника адвокату Крагену. Неужто он перепутал?
– И что было в моем послании?
– Приходи после ужина, задняя дверь будет открыта. Приложи этот артефакт к замку в моей комнате, сможешь проникнуть внутрь. Я сделал всё в точности. Ах, как греет сердечко, что мы близки с тобой настолько… и ты доверяешь мне проникнуть в свою спальню, под носом у супруга!
Я остолбенела. “Близки с тобой настолько” – это же я в своей голове слышала! Вот оно, предвидение. Правда, пока какое-то бестолковое. Как оно меня может предостеречь или вообще каким-то образом оказаться полезным?
– Эдвард, я не посылала к тебе сегодня дрозда! – выдавила я с трудом. – Совсем из головы вылетело, что обещала. Извини.
– Но… кто же тогда отправил ко мне твоего дрозда? – коралловые губы побледнели. На лбу преподавателя игры на лире выступили бисеринки пота. – Может он у тебя из головы как раз в мою сторону и вылетел. Ты точно ничего не путаешь?
– Точно, – я энергично кивнула, так что в шее что-то хрустнуло, – и раз ты здесь, значит, это чья-то провокация. Проще говоря, подстава. У кого есть доступ к моему посланнику?
– Только у мужа или его дворецкого, – захлопал густейшими ресницами Лирон.
– Госпожа Ренли! – послышалось за дверью.
– Ты должен спрятаться, Эдвард! Быстро! – рявкнула я, показывая на спальню. Лирон закивал и метнулся в комнату, по пути задев кота, который с интересом наблюдал за представлением. Пумиш отскочил, обронив перышко.
А дверь уже открылась. Резеда с пипидастром в руке промаршировала в гостиную, направляясь в спальню!
– Что вам там нужно, любезная?
Я выпрыгнула перед ней, разведя руки, как голкипер на воротах.
