За окном серое зимнее утро. Ветер бросает в стёкла пригоршни снега. А в квартире уютно, тепло, пахнет свежим кофе, и никуда не хочется отсюда уходить. Но надо! Мужчина рывком поднялся с постели и пошёл в ванную. Через десять минут он был готов в дорогу. На кухне съел омлет, наскоро выпил кофе.

– Ну не дуйся, Вероника! – обратился к молодой женщине, стоящей у окна. Хотел поцеловать в щеку, но она отвернула голову.

– Я всё улажу, – продолжал мужчина, – вот вернусь из командировки и поговорю с ней.

– Ты уже который раз обещаешь? И всё у тебя какие-то причины находятся, чтобы отложить разговор. То мышь твоя болеет, то ребёнок слишком мал. А я, как дура, всё жду-жду, – сердито заговорила красотка.

– В этот раз обещаю: поговорю и уйду от мыши окончательно и бесповоротно.

Вероника подошла, потёрлась головой о его плечо:

– Я так люблю тебя, Витюша. И ребёнка хочу. Мальчика похожего на тебя.

– А двух слабо?

– Хоть троих.

– А как же твоя идеальная фигура? Не побоишься испортить?

– Я же не дура, не буду объедаться за двоих, как советуют глупые гусыни своим дочкам. Если всё делать по уму, то беременность женщине только на пользу.

– Всё, всё! Я понял.

– Главное помни: я люблю тебя, жду тебя. Считаю часы и минуты. Возвращайся скорей.

– Ну, вряд ли, получится «скорей». Служба не зависит от наших желаний.

Виктор взглянул на часы:

– Я уже почти опаздываю.

Оделся в прихожей, взял кейс, повернулся к женщине:

– Дорогая, скоро мы будем вместе. И никого не будет между нами.

Вероника чмокнула его в щеку и прошла на кухню. Помахала из окна. А потом задумалась: «Как надоело эти сюси-пуси разводить. А он всё никак не решится. Если и в этот раз какую-то отговорку придумает, надо с этим заканчивать. Жалко. И красивый, и нестарый, и с деньгами. Но трепыхается, вот-вот с крючка сорвётся. Почти два года на этого козла потратила. Видно, придётся искать новый вариант.»

Виктор вышел из квартиры. Пока сбегал вниз по лестнице, подумал, что, действительно, надо что-то решать. А, собственно, чего он держится за Ольгу? Бабка ещё проживёт немало, так что разменять квартиру не получится. А во всём остальном Вероника сто очков форы даст. И моложе на десять лет. И решительная, настойчивая, не то, что эта мямля. Вон, как в жены стремится. И, кажется, любит меня. Даже родить не против. Да и жизнь на две семьи порядком затянулась. Пожалуй, пришло время покончить с этим.

А потом он эти мысли задвинул на задний план. И стал думать о работе.

Машина быстро катилась по шоссе, в салоне пахло хвойным освежителем, звучала тихая музыка. И он уже почти миновал последние дома города, как вдруг краем глаза заметил в одном из окон пятиэтажки языки пламени.

– Надо позвонить пожарным, – мелькнула мысль. И тут же пришла другая, – кто-то, наверняка позвонил, а я опаздываю.

Какая-то неведомая сила заставила его притормозить и свернуть к дому с горящим окном. Он подъехал и остановился под балконом. Делал это автоматически и даже как будто против своей воли.

Где-то в уголке сознания мелькнуло: надо бы сбросить пальто, да и туфли новые жаль… Взобрался на крышу машину, ухватился за прутья и влез на балкон (благо тот не был застеклён). За балконной дверью стоял ребёнок лет пяти. А рядом в окне, очевидно на кухне, бушевало пламя. Виктор показал рукой мальчику, чтоб тот отошёл, и с одного удара ногой вышиб замок.

– Ты один? – спросил у малыша.

– Нет, – спокойно ответил тот, – ещё маленький Костик и бабушка.

– Где они?

– Спят.

– Ладно. Постой пока на балконе.

Виктор вошёл в гостиную (здесь было уже дымно), быстро пробежал в спальню и увидел в кровати годовалого ребёнка. Взял его вместе с одеялом. Прихватил с соседней кровати плед и выскочил на балкон. Укутал старшего мальчика и увидел внизу у машины какого-то мужика. Закричал, привлекая внимание:

– Лезь на машину, – крикнул Виктор, – я тебе детей передам. Там ещё бабка осталась. Надо вытаскивать.

В дыму уже ничего не было видно.

– Где же другая спальня? Или бабка где-то в детской?

Он пробрался в узкий коридорчик, больно ударился боком о какой-то шкаф так, что тот даже пошатнулся. Впереди уже пылало.

– Надо возвращаться, дальше не пройду, – промелькнула мысль. И тут на голову свалилось что-то тяжёлое. Он упал, и сознание померкло.

Леночке было семь лет. Но она запомнила этот день на всю жизнь. Может быть потому, что раньше никогда не была на кладбище. Она стояла между мамой и бабушкой у красного гроба и не сводила глаз с россыпи гвоздик, уложенных на крышку. Были ещё какие-то люди, много людей. Играл духовой оркестр. Музыка была тревожной и печальной. И от всего этого Лене хотелось плакать. Мама рядом плакала непрерывно, бабушка – нет, только шептала что-то и крестилась. Вышел из толпы какой-то толстый человек, снял шапку и стал говорить, какой её папа герой, как хорошо он служил, как его все любили. Затем вышел военный и тоже говорил о папе. Опять заиграл оркестр, и гроб опустили в глубокую яму.

– Леночка, перекрестись и брось немного земли в яму, – сказала бабушка. И показала, как надо сделать. Они отошли немного в сторону. И другие люди подходили и бросали землю.

– А где же папа? Ты сказала, что мы едем хоронить папу, – спросила тихонько Лена у бабушки.

– Он там в гробу, – также тихо ответила та. А мама вдруг покачнулась, услышав их разговор. И к ней тут же подскочил папин друг, дядя Саша, и подхватил её под руку.

И тут позади них раздались громкие выстрелы, так, что Лена вздрогнула.

– Не бойся, Леночка. Это салют, потому что твой папа герой. Он спас двух детей.

Опять зазвучала музыка. И Лена заплакала. Не потому, что осознала утрату папы. Просто всё вокруг было таким печальным, немного страшным, а ещё она очень замёрзла. И когда бабушка об этом узнала, то что-то сказала маме и дяде Саше. И её с бабушкой усадили в машину и отвезли домой. Дома тоже было как-то неуютно, пахло лекарствами и ещё чем-то непривычным. Лена опять заплакала. Бабушка обняла её, повела на кухню поить чаем и кормить, потом уложила в постель, хотя вечер ещё не наступил. Она полежала, вспомнила, что не сделала домашнее задание по математике, хотела встать.

– Надо позвать бабушку, – вяло подумала и уснула.

Проснулась оттого, что мама положила холодную ладонь ей на лоб, и это было приятно.

«Мамочка», – хотела сказать Лена, но из горла вырвались лишь хриплые звуки. Целую неделю она пролежала в постели и почти всё время спала. Потому, что заболела ангиной.

А потом проснулась – ничего не болит, и очень есть хочется. Лена надела халатик, нашла свои тёплые тапки и пошла на кухню, откуда слышались голоса бабушки и мамы. Перед дверью она запнулась о коврик и тапок слетел. И пока она шарила по полу в его поисках, услышала разговор.

– Ты знала? Знала? И ничего мне не говорила?

– Думала, как-то само утрясётся.

– И я это узнаю от чужих людей…

– Ну, я пыталась не вмешиваться в вашу жизнь.

Леночка, наконец, обулась и вошла в кухню:

– Мама, бабушка! Ну что же вы ссоритесь?

Обе чуть не подпрыгнули от неожиданности. Бабушка обняла Лену.

– Выздоровела, моя пташечка! Садись! Небось кушать хочешь?..

***************************************************

Серёжа Круглов был незапланированным ребёнком. Родился он в смутное время. Огромная страна развалилась, и обломки медленно и печально опускались на дно. Некоторых людей эти обломки утащили с собой, но остальная масса людей не хотела погибать, карабкались наверх, спасались как могли.

Молодая советская семья (теперь уже просто российская) еле сводила концы с концами. Петин институт почти прекратил работу. Зарплату не платили. А прожить на зарплату мамы Люды (начинающего врача) втроём было непросто. Дочке Ксюше было четыре года. И, конечно же, маме хотелось, чтоб детство её было не таким безрадостным. Потом стали задерживать зарплату и врачам. Помогали сколько могли дед с бабушкой. Но горсовет, где много лет работал дед Иван Герасимович (и, надо сказать, был там не последним человеком), переименовали в мэрию. Туда пришли новые люди. А дед тал пенсионером. А много ли от пенсионеров помощи ждать? По-хорошему им самим надо бы помогать.