– Что у вас стряслось, земляки? – слезая с мотоцикла, спросил Двораковский.

– Банальная кража, – поднимаясь на ноги, хмуро ответил Монетов, а Шиферова словно обрадовалась:

– Ой, Сашенька! Сто лет тебя не видела.

– Не загибай, Клавочка, – участковый улыбнулся. – Мне от роду всего-то тридцать годиков.

– А в форме выглядишь солидно.

– Ты тоже недурно смотришься, – Двораковский обвел взглядом зарешеченные окна и перевел разговор к делу: – Как воры проникли в магазин?

– Со двора, через подсобку. Гвоздем отомкнули навесной замок, – расстроенно сказала Шиферова.

– Много добра унесли?

– Без полного учета трудно сказать. На первый взгляд, кажется, взяли три поллитровых бутылки водки «Столица Сибири», кружок полукопченой колбасы, буханку белого хлеба и недельную выручку забрали.

– Сколько?

– Десять тысяч рублей.

– Не больше и не меньше? – уточнил Двораковский.

– Ровно десять, Сашенька… Разными купюрами, завернутыми в целлофановый пакет…

Огорченно вздохнув, Шиферова пояснила, что вчера после обеда не торговала. Ездила в райцентр по личному вопросу. Сдала в химчистку выходной костюм. Там встретила главную бухгалтершу райпо, которая забирала почищенную дубленку, и поинтересовалась, когда можно получить зарплату. «Сколько у тебя выручки за неделю набежало?» – спросила главбух. «Десять тысяч приготовила для передачи инкассатору». – «Хотя завтра воскресенье, но утром я буду в конторе. Привози деньги. Оприходуем их, и получишь заработанное». Сегодня проснулась пораньше, чтобы не опоздать на проходящий рейсовый автобус, останавливающийся на трассе у околицы деревни. Зашла в магазин за деньгами. Открыла ящик, где лежала упаковка с выручкой, и остолбенела – в ящике осталась только пригоршня разменных монет.

Едва Шиферова умолкла, испуганно слушавшая Анисья Огурцова глянула на участкового и торопливо зачастила:

– Саша, не надо ходить к гадалке. Я без ворожбы назову тебе подлинных воров. Это, так и знай, Кузьма Сумеркин с прижившимся у него другом грабеж учинили. Они ж, негодники, в прошлом месяце чуть не оставили меня без пенсии. Договорилась с алкашами за пятьдесят рублей расколоть на дрова березовые чурки. Вечером, когда коров с пастбища пригнали, заявились. Часа за полтора хорошую поленницу нахряпали. Зашли в избу. Я полсотенную бумажку им отдала, а остальные деньги завернула в тряпочку и сунула на кровати под подушку. Попросили работнички студеной воды. Принесла от колодца им полный ковшик. Осушили до дна и попрощались. После их ухода у меня что-то сердце екнуло. Одну подушку подняла, другую, а заначки-то моей тю-тю. Выбежала во двор, как помешанная. Не уследила, в какую сторону подались обормоты. Хорошо, Кузя Сумеркин по забывчивости оставил на поленнице замызганную кепку. Сунула ее Шарику под нос: «Ищи, Шарик, воров!»… – старушка погладила навострившую уши дворняжку. – Не поверите, кобелек аж чихнул от Кузиного запаха, покрутил мордой и побежал к пруду. Я – за ним что есть мочи. Когда доковыляла до пруда, друзья, сидя на бережку, уже приканчивали из горлышка поллитровку. Каюсь, ох, и дала им чертей! Кузя ударился в амбицию: «В гробу мы видали твою пенсию!» Ему, дураку, ни милиция, ни полиция не страшны. А друг, видать, сдрейфил. Беспрекословно вернул тряпицу с деньгами и стал успокаивать: «Тише, тише, бабка. Это мы с Кузьмой пошутили»… – Анисья быстро перекрестилась. – Вот, истинный Господь, Саша, не вру. Если имеешь сомнение, спроси у Евлампия Огонькова. Евлашка в тот момент сидел у пруда с рыбацкими удочками и весь тарарам слышал.

Андрей Монетов усмехнулся:

– Почему, Анисья Петровна, вчера не рассказала эту историю? Попросили бы твоего Шарика, и он, смотришь, отыскал бы потерявшегося Кузьму.

– Дак, вчера я не знала об магазинной краже. Клава только ныне утром воровство обнаружила, – виновато ответила Огурцова.

– Сумеркин действительно потерялся? – спросил участковый.

– Понимаешь, Саня, это то самое чэпэ, о котором я не стал тебе говорить по телефону. Дело такое… Кузьме недавно исполнилось шестьдесят лет. Надумал мужик хлопотать пенсию, а у самого, кроме колхозной трудовой книжки, никаких документов нет. С прошлого лета начал ему вдалбливать: «Без паспорта пенсию не назначают. Съезди в райцентр, получи новый паспорт». Кузьма в ответ: «Некогда ехать. Я каждый день пьяный».

– На какой заработок пьет?

– Угощают. Одному дров, как Анисье Петровне, наколет. Другому навоз из хлева вычистит. У третьего авансом стакан самогона выпросит. Мужик он хотя и с ленцой, но безотказный. Нынче с весны подрядился пасти частный скот. Я предлагал ему для облегчения пастьбы лошадь – отказался: «Шмякнусь пьяный из седла и поминай как звали».

– Что за друг у него появился?

– По паспорту – тридцатидвухлетний Эдуард Кипятилов из райцентра. По живописной татуировке – уголовник со стажем.

– Не родственник Сумеркина?

– Нет, просто братья по отсутствию разума. Короче, в июле отвез я Кузьму в райцентр. Написал за него заявление насчет паспорта и оставил дожидаться результата. Вечером Сумеркин явился домой с другом и заявил мне, что завербовал в районном центре подпаска. Мол, одному стало тяжело пасти. Вначале я хотел сразу выпроводить «завербованного» из деревни, но, подумав, решил присмотреться. Больше месяца все шло по уму, а вчерашним вечером, понимаешь, стадо вернулось с выпаса без пастухов. И утром сегодня ни Кузьму, ни «подпаска» в деревне не нашли. А вдобавок – кража… Наверное, в уголовный розыск о них надо заявить, да?…

– Посмотрим по обстоятельствам, – задумчиво проговорил участковый.

Примолкшая было Анисья Огурцова мигом вставила:

– Куда они денутся! Пропьют в райцентре украденные деньги и приедут, обормоты, к насиженному месту, будто не виноватые. Друг, возможно, скроется, а беспаспортному Кузе, кроме села, деваться некуда.

Задумавшись, Двораковский не заметил, как Шиферова закурила тонкую дамскую сигарету. Собираясь с мыслями, он сказал:

– Первый раз, землячка, вижу тебя курящей.

Шиферова досадливо нахмурилась:

– От такой жизни закуришь, запьешь и заматеришься. Десять тысяч – не кот наплакал.

– Не огорчайся. Проведем осмотр места происшествия, поищем следы, улики и в оперативном порядке задержим преступников.

К сожалению, ничего утешительного для расследования осмотр не дал. Ни на чисто вымытом полу магазина, ни в узком проходе между штабелями водочных ящиков даже намека на следы обуви не было. Единственной уликой являлся небольшой навесной замочек, зацепленный откинутой дужкой за металлическое кольцо пробоя на двери подсобки, выходящей во двор. Вместо ключа в замке торчал изогнутый ржавый гвоздь.

– Клава, кто же такой игрушечной прищепкой закрывает магазин? – с упреком посмотрев на Шиферову, спросил участковый.

– Говорила я председателю райпо, что надо заменить замок. Он отмахнулся. Дескать, в Веселой Гриве народ не вороватый, – со вздохом ответила продавщица.

– И ты успокоилась?

– Знать бы, где упасть, соломки можно было постелить.

– Вот так и живем. Пока гром не грянет, не перекрестимся, – Двораковский тоже вздохнул. – Принеси-ка целлофановый пакет, что упаковать замок для экспертизы.

Присутствовавшая при осмотре в качестве понятой Анисья Огурцова угодливо предложила:

– Если надо, щас притащу хороший амбарный замок. Можно?…

– Можно, – сказал участковый. – Составим протокол, замкнем магазин, опечатаем и вызовем из райпо комиссию для учета материальных ценностей.

– Как воров теперь искать? – спросил Андрей Монетов.

– Передам в районную милицию ориентировку с характерными приметами подозреваемых, и дорога им будет перекрыта.

Передавать в РОВД ориентировку не пришлось. Только-только Двораковский управился с оформлением необходимых юридических формальностей, к магазину неожиданно пригарцевал как заправский кавалерист Евлампий Огоньков.

– Нашелся Кузьма Сумеркин, – не дожидаясь вопросов, с ухмылкой заявил старик. – Оказывается, чудила на кладбище ночевал.