И это будет совсем ещё не конец. Дальше караванная дорога резко уходит вверх, превращается в тропку. А наверху — засели найманы, волчьи всадники Наяда.

Ну что ж… Чем безвыходное положение, тем меньше во мне страха, так уж я устроен. А значит, начинаем с разведки!

— Мужики, как вы передвигаетесь в такой темноте? — спросил я у охотников. — Может, амулеты какие-то есть?

Один из охотников улыбнулся и протянул мне клубок грязной тонкой верёвки. Магия оказалась — проще некуда.

— Сам хочешь идти? — спросил Нишай. — Опыта у охотников больше.

— Это да, — кивнул я. И подумал: «Но смогут ли они понять то, что услышат?»

— Ты оставайся с раненым, — предупредил я его.

И с сомнением посмотрел на Мавика, развалившегося кверху пузом. Вот бы кто мне помог, но сумею ли я поднять этого обжору?

Однако Мавик вдруг насторожил уши и вскочил сам.

— Молодец, — обрадовался я. — А пойдём-ка с тобой…

Тьма зевнула, раздвигаясь, и тут же сомкнулась за длинными тёмными фигурами в плащах, волочащихся по земле.

Пахнуло жаркой драконьей кровью и псиной.

— Мы — люди, — произнёс тот, кто шёл первым. — Но наследник нашего рода сказал нам, что и вы «люди», — он произнёс это с тщательно скрываемым презрением. — Готов ли ты говорить со мной, как люди, человекозверь?

— Интересное кино, — рассердился я. — Дракона сожрали вы, а звери — мы? Были времена, когда этим миром, по желанию Белой горы, правили драконы. Они говорили как люди, думали как люди. Знаешь ли ты, что вы сейчас убили и съели одного из бывших людей? Так почему же звери — мы?

Глава 14

Трудно быть человеком

Фигуры в плащах выглядели недобрыми, но воины и охотники из нашего отряда встретили их спокойно.

Оружия пришельцы на виду не держали, а может — и вовсе его не имели. Зачем оно волколакам, когда есть зубы?

Плащи они надели для маскировки — прямо на голое тело, и ноги из-под них торчали босые и волосатые. Или плащи у волков — вроде ритуальной одежды?

То, что оружие незваным гостям без надобности, догадывались только мы с Нишаем. Но мы оба синхронно прикинулись идиотами, и наши воины не обнажили клинков.

Я-то — понятно почему был спокоен, как доска. Мне же — чем хуже, тем лучше. А вот Нишай так умело изображал пофигиста, что его настроение передалось всему нашему маленькому отряду — три воина, три охотника и два долбоящера.

Ну и плюс ещё спящий колдовским сном дюжинный барсов Сурлан, оглушённый ударом молнии. Вот он бы, наверное, насторожился. Но не срослось.

Забавно, но я только сейчас осознал, что в отряде нас ровно девять. Магическое, но очень недоброе, крепко связанное со смертью число.

Так уж повелось, что в сказках за тридевять земель находится царство мёртвых, а поминки по усопшему отправляются на девятый день.

Ладонь Нишая как бы случайно скользнула на эфес драконьего меча и затаилась там. При всей внешней расслабленности, он был готов вскочить и сражаться.

Колдун для человека своего времени и всеобщего мракобесия — вообще здорово рубил фишку. Может, пойди история как-то иначе — дослужился бы Нишай до правителя. Если бы не разоблачили.

Недаром Шудура аж перекосило, когда он узрел «проклятого мастера чёрного слова». Дураки во все века не любили умных. Они просто нюхом чуют в них непонятную по скудности интеллекта угрозу.

Я за меч хвататься не стал. И Нишая легонько толкнул локтём — уймись, мол.

Раз волколаки пришли к нам в человеческом облике — значит, хотят разговаривать. Сожрать они нас за время пути могли столько раз, что я уже и со счёта сбился.

Пришельцев было трое. Заговорил с нами старший, самый высокий, худой и бледный «людь». Волосы у него были седыми, а морщины на вытянутом лице тянулись сверху вниз, как у деревянного идола.

Из-за его спины всё время выглядывал кряжистый чернявый мужичонка, видимо, самый молодой. Третий, беловолосый и мрачный, сохранял напыщенное спокойствие, смешное для босоногих нудистов в плащах.

— А Бурка-то где? — спросил я. — Куда парня дели?

— Почему ты зовёшь наследника Буркой? — голос главного волколака стал угрожающе низким, на грани рычания. — И что означает это странное имя, Бурка?

— Садись, пригласил я. — Расскажу. Я — Кай из рода барса. Раз уж вы пришли, давай разделим с тобой огонь и воду.

Протянул назад руку, и сообразительный охотник сунул в неё бурдючок с аракой.

— Огонь и воду? — удивился волколак и шагнул ко мне.

Я встал. Сделал глоток и подал бурдючок ему.

Он понюхал напиток, улыбнулся.

— Ваш огонь не приносит людям вреда, — сказал он с сомнением.

— Так пей?

Волколак быстро коснулся напитка губами и передал бурдючок вертлявому. А сам сел на землю рядом со мной.

— Ты — хитрый человек, — сказал он. — Очень хитрый. Я — Хаван, моё имя и означает напиток, что жертвуют огню. Огня здесь нет, но ты нашёл, как проявить вежливость, человек. Это удивительно.

Нишай не сдержался: шумно выдохнул и убрал руку с эфеса.

Ну как тут не испугаться? Три здоровенных волка пришли к нам под покровом ночи «поговорить». А может, и завершить десертом приятную трапезу, кто их знает?

Двое спутников Хавана живо и не без удовольствия прикончили бурдючок и устроились рядом с нами.

От них так сильно воняло зверем, что я с запозданием понял — наши охотники тоже догадываются, что за гости нас посетили. Но мужики в отряде подобрались не из пугливых.

— Это Шани, учитель Раху, — представил Хаван одного из спутников, беловолосого и спокойного. — А это Ятра, — он кивнул на чернявого. — Один из лучших наших бойцов. Мы — сура, люди. Мы чтим солнце, но кровь луны овладела нами. Мы стали слабыми, но сколько можно умирать медленно, человек? Раху сказал, что ты — не боишься Белой горы?

— А чего её бояться? — удивился я.

Даже играть не пришлось. Волки явно видели: как гора стояла закрытой, как я вошёл и вышел, а после вошли наши воины.

— Гора говорила с тобой? — спросил Хаван.

— Да, — кивнул я. — Она недовольна. Гора хотела, чтобы её дети строили города, расширяли её мир, исследуя его. А дети — воевали, воевали и воевали. И гора готова была снова скрыть своё лицо от этих людей. И начать всё заново. С другими.

— Ты сказал, что драконы… — начал Хаван.

— Я не обманул. До вас — они были людьми. Так сказала гора.

Хаван заморгал, лицо его посерело. Видно, волк вспоминал всех драконов, которых задрал и съел.

Надо было сбить его с мрачных мыслей, и я вспомнил про вопрос, на который не ответил.

— Бурка, — сказал я, — имя из легенд моего народа. — Сказки же были когда-то легендами, верно? — Сивка-бурка, вещий каурка…

— Вещий? — удивился волколак и уставился на меня с удивлением.

Глаза его сверкнули, отражая малый ночной свет.

— Так было в легендах, — немного слукавил я.

Может, про бурку-каурку Ершов придумал? Может, в сказках иначе? Волколак, однако, впечатлился.

— Ты снова прав, человек, — сказал он. — Наследник вернул себе магию. И, видят горные духи, он может предсказать теперь судьбу нашего мира. Но он слишком юн и разум его — в ладонях, занесённых над пропастью.

— Иногда истина — в устах у младенца, — легко парировал я. Уж поговорок-то у нас в мире гораздо больше, чем здесь. — Бурка хотел отомстить за отца — так вот они, колдуны. Самое время — вырезать всех!

Волколак кашлянул — видимо, горло сопротивлялось человеческой речи.

— Но… — просипел он. — Но Белая гора не допустит…

— Вы уже сожрали дракона у подножья Белой горы, — рассмеялся я. — Ну и что она сделала?

— Молчи, человек! — зарычал чернявый Ятра.

Хаван оскалился, и говоривший прижал уши. Они у него двигались и в человечьем обличии!

«Боженьки, да они же звери… — запоздало испугался я. — Человеческое в них — чисто внешнее… Ах ты ж, гора-затейница, понаделала из волков людей!»