— Но если ты права, Алиша подписала бы смертный приговор твоей сестре, зная, кто она такая.
— Я не знаю. Я понятия не имею. Зачем ей это? Предполагаю, что Лейла держала это в секрете от нас обеих. Но мы обе знали, что она переводчица, и что-то заставило Алишу рассказать об этом Дехейнам.
— Ты серьёзно хочешь сказать, что понятия не имела ни о чём из этого?
Она покачала головой.
— Как такое возможно? Она никогда не была активной?
— Насколько мне известно, нет. Она никогда не покидала Саммертон, разве что ездила в Мидтаун. Я не знаю, избегала ли она искушения или просто была напугана.
В его глазах было что-то такое, чего она не могла прочесть. Что-то в его хмуром взгляде.
— Должно быть, это требовало немалой силы воли.
Она коротко выдохнула.
— Ты не знаешь мою сестру.
— И всё же, учитывая то, что случилось с твоей матерью. Это, очевидно, вызвало у тебя разглагольствования о мести. Почему не у неё?
— Мы относимся к вещам по-разному.
— Например, как ты винишь себя, хотя в то время ты была всего лишь ребёнком.
София смотрела, как дождь проносится горизонтально за окном, улицы снаружи внезапно затихли, если не считать силы шторма.
— Я бы не стала соответствовать школьным стандартам Саммертона. Даже в шестилетнем возрасте я была строптивой. Они хотели, чтобы моё поведение улучшилось, и я не могла смириться с тем, что мне говорили, что делать. Когда они сказали, что хотят, чтобы меня перевели, что я должна учиться в Мидтауне, моя мать решила, что не будет такого разделения между дочерьми. Поэтому она позаботилась о том, чтобы я и Лейла ходили в одну школу. Девять месяцев спустя она возвращалась домой со школьного представления Лейлы, когда на неё напали.
— Значит, ты считаешь себя ответственной за это.
Она снова посмотрела на него, в его успокаивающие глаза, которые задумчиво наблюдали за ней.
— Её бы никогда там не было, если бы не я.
— Она не была бы мертва, если бы не вампир, который охотился на неё.
— И у него изначально не должно было быть возможности.
— Это довольно тяжёлое бремя, Фия.
— Заслуженное, — сказала она, теребя что-то воображаемое на своём платье.
Она посмотрела вниз, на покрывало у своих ног, и глубоко зарылась в него пальцами ног. Она сделала ещё один глоток, прикончив содержимое.
— Вот и всё, — сказала она. — Теперь ты знаешь всё.
Встретившись лишь с его молчанием, с его опущенным взглядом на стол, она потянулась вперёд за бутылкой.
— С тебя хватит, — сказал он.
Его взгляд в её сторону сказал ей, что он говорил серьёзно.
У неё было чувство, что он был прав. Она поставила свой стакан вверх дном рядом с бутылкой и снова забилась в угол, подтянув колени к груди. Снаружи свистела и вопила какая-то банда. Сильный ветер развевал её волосы.
— Твоя очередь, — сказала она. — Что на самом деле случилось с твоей парой, Джаск? Потому что я не верю, что ты убил её. Возможно, ты убил её, но я думаю, что это был несчастный случай, и по какой-то причине ты считаешь себя ответственным за это.
Огни вспыхивали на его коже, освещая его розовым, красным и янтарным цветами, прежде чем повторить последовательность действий снова, в то время как его взгляд оставался непоколебимым.
— Ты говоришь это с такой убежденностью.
— Потому что я в это верю.
— Ты меня не знаешь.
— Я знаю, что благородные люди не убивают свои пары. Было ли это похоже на сегодняшнюю ночь, когда ты чуть не сорвался со мной?
— С чего ты взяла, что я благородный, Фия?
— Я была среди твоей стаи… Я вижу, как они смотрят на тебя, как они говорят о тебе, как они реагируют на тебя и уважают тебя. И потому что я видела, как ты продолжаешь делать благородный выбор, когда у тебя есть все основания этого не делать. Там, на пустыре, в туалете в тот первый раз, когда я дразнила тебя и Корбина, внизу, в подвалах, в переулке ранее, не говоря уже о том, что произошло менее получаса назад. Я знаю, как плохо они могли бы закончиться для меня.
Он выдержал её взгляд, но всего на несколько секунд, прежде чем снова прислонился головой к стене.
— Ну, это был не несчастный случай, Фия. Я действительно убил её, сознательно и по своей воле.
* * *
Из всех случаев, когда он хотел, чтобы она продолжала говорить, она этого не сделала.
Фия уставилась на него, ожидая продолжения. Тишину нарушал только шум дождя, льющегося из водосточных желобов.
Он не говорил об этом, сколько себя помнил. Он не был уверен, почему задумался об этом. Почему он должен рассматривать возможность поделиться чем-то настолько интимным, настолько глубоко личным, и именно с Фией из всех людей.
Но, судя по беспокойному выражению её глаз, задумчивой складке на лбу, её непоколебимому взгляду, это не был вопрос, продиктованный властью, превосходством или злым умыслом — она была заинтересована в нём.
И в уединении этой комнаты, после того как он увидел как она открылась в переулке, ему захотелось сделать то же самое для неё так же сильно, как и для себя. Он хотел, чтобы она не чувствовала себя одинокой в своём направленном на себя гневе. Он хотел, чтобы она знала, что он понимает.
Более эгоистично, он хотел, чтобы она заглянула в самую глубокую, тёмную часть его души, просто чтобы посмотреть, останется ли этот взгляд в её глазах прежним, когда она увидит его с другой стороны. Потому что, судя по тому, как она смотрела на него тогда, её чувства к нему были такими же смешанными, как и его чувства к ней.
Но говорить ей об этом было рискованно. Она захочет услышать всю историю целиком и узнает, что он был кем угодно, только не благородным лидером, которому она была бы готова помочь. Правда могла вызвать раскол между ними в решающий момент — как раз в тот момент, когда он обнаружил, что начинает привлекать её на свою сторону.
Но она всё ещё нуждалась в нём для своего собственного дела — это мало что изменило бы.
— Как? — в конце концов, спросила она.
— Тем, что слишком сильно любил её. Больше, чем я когда-либо должен был.
Он потянулся за бутылкой, перевернул стакан и наполовину наполнил его, прежде чем откинулся на спинку стула.
— Ты винишь себя за то, что случилось с твоей матерью, а ты была всего лишь ребёнком. Ребёнком, который понятия не имел о последствиях. Ты не могла этого знать. А я вот точно знал, что делаю.
Он сделал большой глоток, жидкость обожгла ему горло так же сильно, как и предстоящее признание.
— Мы встретились после введения правил. Я старался не влюбиться в неё, но влюбился.
И он влюбился глубоко. Мучительно глубоко. Достаточно глубоко, чтобы упасть один раз и никогда больше не испытать такого.
Или так он думал.
Потому что говорить об этом Фие казалось неправильным. Потому что он осознал, что боль утраченной любви, которую он когда-то считал непреодолимой, необъяснимым образом, наконец, начала ослабевать за то короткое время, что Фия была с ним.
Серрин, которая была всем, чем не была Эллен, и наоборот.
За исключением того, что у них обеих была одна общая черта — по-своему они обе что-то в нём зажгли. И это была искра, которую он больше не мог отрицать.
— Какой она была? — спросила Фия, не отводя взгляда.
— Красивая. Умная. Добрая. Сострадательная. Мудрая. И она подходила под мой темперамент.
— Ты сказал, что не хотел в неё влюбляться. Почему?
— У меня есть условие. Часть моей родословной. Я полагаю, те, кто более суеверен по натуре, назвали бы это проклятием. И я очень сильно верю в последнее.
Он допил остатки своего напитка, но продолжил держать стакан, откинувшись головой к стене.
— У меня не может быть семьи. Что я ей и сказал. Хотя в то время Эллен это не волновало. Она любила меня, несмотря ни на что. Сказала, что достаточно быть со мной. Однако со временем это оказалось не так. Она хотела маленьких. Отчаянно. И однажды ночью я потерял себя. Она забеременела от меня.
