— Ты хочешь, чтобы это было сделано сиюминутно? — спросил Трэвис.

— Я тороплюсь.

— Чёрт, Джаск. Я же сказал тебе… у меня есть дела.

— А я уже говорил тебе, что мне насрать. Ты получаешь нужную мне информацию, возвращаешься сюда, и если я буду доволен ответом, ты сможешь вернуться к своим делам.

Трэвис покачал головой, но спорить не стал.

— Твою мать, — пробормотал он себе под нос.

Он встал, вернулся к двери и, наполовину захлопнув её, исчез из виду.

Джаск тут же убрал руку ото рта Софии и отпустил её.

Она развернулась на сиденье, садясь лицом к нему.

— Никогда больше так не делай! — предупредила она. — Заставляешь меня молчать, как маленькую женщину.

— Вместо того чтобы что? Оттащить тебя от него? Ты слишком остро отреагировала.

— Ты слышал, что он сказал? Ты видел, как он на меня смотрел?

— Для того, кто работает на улицах, ты иногда принимаешь довольно глупые решения.

— Глупые? — переспросила она, прищурив глаза. — Ты только что назвал меня глупой?

— Я сказал, что это был твой выбор. Что случилось с умной и предусмотрительной Фией? Речь идёт о том, чтобы думать на три шага вперёд. Речь идёт о том, чтобы не реагировать на каждую мелочь. Всё дело в том, чтобы быть избирательной и не упускать из виду цель. Он бы ожидал, что я сдержу тебя — либо так, либо позволю ему поступить с тобой так, как он выберет. Это то, чего ты хотела?

— Я бы показала ему именно то, о чём думала.

— Ты бы продержалась секунды. И я продержался бы ещё меньше, если бы он хотя бы коснулся тебя. И тогда я думаю, что это снесло на хрен всё наше прикрытие, не так ли?

Она уставилась на него, на мгновение ошеломлённая искренностью этого откровения.

— Я не нуждаюсь в твоей защите.

— В этих четырех стенах ты точно знаешь, как сильно я тебе нужен.

— Тогда какого чёрта держишь нас здесь? Почему бы не встретиться с ним в другом месте?

— Потому что здесь мы вне поля зрения. Он скоро вернётся.

— Даже это слишком долго.

Она встала и направилась к занавескам. Она отодвинула их в сторону и посмотрела вниз, на глухой переулок, на другие кирпичные здания менее чем в пяти метрах от них. Даже снаружи всё было похоже на лабиринт.

Она отвернулась от окна и увидела, что Джаск стоит у буфета.

— По крайней мере, у нас здесь есть кое-что, что развлечёт нас, пока мы ждём, — сказал он, уперев руки в бока, и взглянул на неё.

В его глазах снова появился игривый блеск.

— Это даже не смешно, — сказала она.

Она зашагала прочь, проводя кончиками пальцев взад-вперёд по нижней губе, другой рукой крепко обхватив себя за талию.

— Я думал, ты относишься к раскрепощенному типу людей, Фия.

— Раскрепощенная, с некоторым чувством собственного достоинства, — она подошла к кровати. — Всё это место больное.

— Они принадлежат к твоему виду.

— Худшие моего вида. Не являются их представителями.

— Но ведь это те, кого защищает ваш Альянс, разве не так?

— Нет, — сказала она, снова повернувшись к нему лицом. — Я же сказала тебе — мы защищаем тех, кто попал в середину.

— О, так ты теперь способна выносить суждения о себе подобных так же, как и о третьем виде — решать, кому жить, а кому умереть, кто достаточно хорош, а кто нет? Ух, ты, это, должно быть, очень головокружительная высота с той вершины, которую ты сама построила.

— Ты говоришь мне, что есть что-то правильное в этой обстановке, в том, как он смотрел на меня, в том, как такие люди, как он, обращаются с женщинами, с кем угодно. Не нужно никакого суждения, чтобы понять, что он подонок, и если ты скажешь что-нибудь противоположное, то ты ничтожно низок в моём уважении.

Она подошла к видеокамере, направленной на кровать. Она включила её, просмотрела отвратительные две секунды, прежде чем отшатнулась и выключила её.

— Я хочу уйти отсюда, — сказала она, направляясь обратно к двери. — Скажи ему, чтобы он встретил нас где-нибудь в другом месте.

Джаск встал перед ней, преграждая путь.

— Мы останемся здесь, пока он не вернётся. Я же сказал тебе: ты в полной безопасности, пока остаёшься со мной.

— Потому что я же не спрашиваю, зачем тебе вообще иметь с ним что-то общее. Какую власть ты имеешь над ним, если заставляешь его так прыгать.

— Есть некоторые вещи, о которых тебе лучше не знать.

Она осторожно выдержала его пристальный взгляд, прежде чем окинула взглядом комнату, которая теперь больше походила на загон, чем на клетку.

Потому что она его не знала. Нисколько. Она увидела то, что хотела увидеть — порядочность, стоящую ниже репутации, — потому что ей нужно было это увидеть. Вывод, который она сделала, основываясь на его действиях по отношению к ней — действиях, которые были вызваны его потребностью привлечь её на свою сторону. Но ничто из этого не меняло того факта, что она действительно знала о его репутации. Что он, очевидно, имел дело с Трэвисом раньше. Что он был там раньше. Там, где возможностей было предостаточно, если ему нравилось потакать своим тёмным желаниям. При мысли об этом её желудок непростительно сжался от ревности. И более того, от разочарования.

Вот почему ей приходилось держать дистанцию. Вот почему она не могла позволить себе чувствовать то, что чувствовала сейчас. Из-за того, что она чувствовала себя именно тогда — неуверенной, встревоженной, разочарованной, даже ревнивой — со всеми этими эмоциями она не могла справиться.

Он сказал, что она будет в безопасности. Но, как ни парадоксально, там, где она была наиболее уязвима, она не хотела чувствовать себя с ним в безопасности.

Она ни с кем не хотела чувствовать себя в безопасности. Когда она теряла бдительность, именно тогда случались плохие вещи — именно тогда всё шло наперекосяк. Она не ощущала себя в безопасности, чувствуя себя в безопасности.

Меньше всего с третьими видами.

Меньше всего в этом месте.

Меньше всего с Джаском.

* * *

Фия вернулась и села на краешек дивана. Она опустила взгляд на стеклянный столик, за которым сидела. Сгорбилась, скрестив руки на груди и уперев локти в колени.

Она выглядела болезненно напряжённой. И совсем не похожей на ту девушку, которая первой сердито посмотрела на него, лежа на земле руин. Это была Фия, с которой сползла маска, и которую он заставил чувствовать себя чертовски менее защищенной из-за того, что только что сказал.

Но он сказал это, потому что это было правдой — он был кем угодно, только не святым. Не то, чтобы ей нужно было знать подробности больше, чем ему — возвращаться к ним.

И он не ожидал, что это место окажет на неё такое сильное влияние. Она наверняка много раз сталкивалась плечом к плечу с такими, как Трэвис, коль уж работала на улицах, как утверждала.

Она даже убедила его, что его инстинкты были неверны, когда она показала себя совершенно с другой стороны во время засады. Там она была спокойной и методичной, даже стратегической, чтобы привлечь его на свою сторону. Там она взвесила все преимущества этого поступка и проглотила собственную гордость, чтобы выдвинуть это предложение. Он видел более зрелую, более ответственную женщину, не говоря уже об её уме. И он восхищался ею за это.

Но самое главное, он увидел в ней ту сторону её способностей, с которой мог осуществить то, что он хотел.

Только теперь её стиснутые руки, напряжённое тело и нахмуренный лоб снова наполнили его сомнением. Было не только трудно поверить, что она была частью такой злобной группы линчевателей, но и в то, что у неё вообще был какой-то опыт на улицах, соблазнения и убийства вампиров в качестве серрин.

Потому что она должна была пройти по этим коридорам и комнатам так, словно это место принадлежало ей. Ей следовало играть с Трэвисом как с податливым инструментом, которым он был в умелых руках. Ей следовало отшучиваться от оскорблений, обезличивать угрозы.

Не так, как ему пришлось это сделать.