– И что за «те самые батончики»? – поинтересовался Филин, как всегда, склонив голову набок.

– А. Да Подрывника мы по ночи брали, как щас тогда завалились в «Коп&Бар». Тенёв на нервах не ел ничо дня два наверно, а у Стасика в ту ночь из еды, как назло, полный голяк, даж без вчерашних пончиков. Так вот, Стасик тогда из своих личных припасов достал вот такие же батончики и отдал нам всю коробку, отметить. С тех пор и пошло.

– Дело Подрывника… Помню, помню. Последнее оно у Тенёва было. Скучаю я по упрямому барану, не хватает его в участке.

– Так говоришь, будто помер он. Всего-то на пенсию вышел.

– Это ж Тенёв! Для него пенсия всё равно что смерть, а то ты сам не понимаешь. Не умеет он на месте сидеть… Так! Что у нас по новому трупу? Ты сказал, есть какие-то догадки.

– Отморозок-то? Ну, так, наблюдения, скорее. Вот сам подумай, шеф, много у нас народу так помирает? Ну вот фигак и замёрз насмерть. Я могу поверить, бомж так окачурился или какой-нить незадачливый турист, но наш товарищ человек приличный: чистый, постриженный, ухоженный. Да и не в лесу он, а посреди города. Это первое. Второе. Вот поставь себя на место человека, подыхающего от холода. Ну, вот не быстрая ж смерть. Ты б чо делал?

– Я бы, Липин, в такой ситуации не оказался. Но, ладно, допустим. Наверное, искал бы помощи, звонил в подъезды. Возможно даже вломился бы в какой-нибудь магазин, лишь бы согреться.

– Во-о-от! А он чистый. Недавно только таяло всё, и это получается, он вообще ничего не касался руками. Бред!

– Несколько часов вообще ничего не касаться? Физически невозможно, если не ставить себе намеренно такую установку.

– Или ежели не в своём уме. Дядя заметил, у него зрачки расширены, ток зуб даю, не нарик это. Не-е-ет, наш отморозок слишком здоровый, крепкий, не спортсмен, но держит форму. Чую, чот тут другое. Походу, транк какой или тип того. И, если я прав, то мужика спецом накачали и выставили на улицу замерзать.

– Причём голым. Не совсем понимаю, зачем нужно было его раздевать донага – снять верхнюю одежду уже достаточно, он бы в любом случае умер за ночь.

– Судя по тому, как у него застыли волосы, мужик попал на улицу мокрым. Может, дело было где-то в бане или тип того. Он уже был голым.

– Мда. Человек порой… Бесчеловечен.

– С нашей работой давно пора привыкнуть, – Тим усмехнулся и махнул Стасику опустевшим стаканчиком, прося повторить. – Но это даёт зацепку: такие выверты делают или шизики или близкие. Походу, надо копать окружение и искать мотивы.

– Личность бы узнать, чтобы это самое окружение копать…

– Не кипиши, шеф, узнаем. Ну, сорок пятый год на дворе, трупешник из приличных. Он или пальчики сдавал, или лечился где, или искать начнут скоро. Найдём. Тем более дело вон, на особом контроле, никому его тянуть не сдалось.

– Да в тебе я не сомневаюсь, Тенёв тебя хорошо обучил.

– Тенёв меня надрессировал, чо уж. И да, не жалуюсь, хорошо. Но до него мне далеко.

– Ничего-ничего, ты нас молодой ещё, это Тенёв уж на пенсии сидит.

– Он ушёл как только, так сразу. Разница-т не велика у нас. Да оно и понятно тогда было.

– Так. Ладно. В печальные дебри разговор пошёл, нам и без того дела есть чем настроение подпортить.

– Шеф, Женька на каком месяце сейчас?

– Нормально ты так тему переводишь. Восьмой пошёл.

– Восьмой… Шеф, вали домой.

– Липин, а ты не обнаглел?

– Я – обнаглел. А ты вали к жене. Те щас тут делать неча.

– А сам?

– А у меня жены нет, – Тим усмехнулся. – Бахну ещё кофейку, потом завалюсь к дяде в морг, подожду результатов вскрытия. Ну, и дальше как пойдёт.

– Выходной я тебе возмещу.

– Да первый раз чтоль? Вали давай. Женьке от меня привет.

– Липин… Спасибо.

В ответ на прощальный кивок, Тим привычно махнул рукой с двумя выпрямленными пальцами, и только после этого забрал у Стасика второй кофе. Сам Стасик в дела полиции никогда не лез, вопросов не задавал, а если что и слышал, то молчал. В отличии от своей напарницы Зойки, которую, конечно, все очень любили, но уважали куда меньше, чем молчаливого Стасика.

Подумав, Липин развернулся, не дойдя до столика, и вернулся к прилавку, на который облокотился. Стасик, весело улыбнувшись, отзеркалил его позу – разве что стаканчик в руках не держал.

– Стасик, а скажи-к мне вот чо: ты странного ничё ночью не видел? Может, заходил кто интересный? Или мимо проходил?

– Да не, не было такого вроде. Ночь сегодня тихая, людей не сказать, что много. Несколько парочек, клубная компания потом такси ждала, пара патрульных заезжала. А, и дежурный ваш последним был. Камер, сами знаете, нет. Тут порой такие разговоры ведутся, что они не с руки… Но все данные могу предоставить при необходимости.

– Ох, Стасик, доиграешься ты когда-нить. И ты, и Зойка твоя со своим любопытством.

– Да… Третьего хочу брать. Будет новый бариста. Или новая. А то у нас с Зойкой совсем выходных нет. А надо, надо.

– Ты ж понимаешь, да? Проверять будем.

– Ну да, я потому и предупреждаю. Вы только будьте добры, мне скажите, если что. Я сам всё решу.

Тим отпил капучино из стакана и кивнул, с прищуром глядя на бариста. Мужчины молча пожали друг другу руки. Стасик проводил Тима взглядом и только усмехнулся в густую бороду, качая головой.

На улице ещё только начинало всходить тусклое февральское солнце и промозглый ветер так и норовил пробраться прямо под кожу, но Тим то ли назло погоде, то ли из какого-то мальчишеского упрямства, шёл по улице расстёгнутым – холод хоть как-то помогал взбодриться.

Смартлет зазвонил раньше, чем закончился кофе, Тим перехватил стаканчик, впихивая в правое ухо наушник, скользнул взглядом по весёлому черепу, записанному, как «Кощей».

– Да, дядь?

– Тимоша, ты должен это видеть. Лети сюда.

– Ты узнал, чем отморозок накачан?

– Нет, но тебе понравится. Жду.

Закатив глаза, Тим смахнул голограмму и допил кофе в пару глотков, после чего, засунув руки в карманы, поспешил в морг. К моменту его прихода Кощеев уже сидел за столом и что-то печатал, прикрытый труп лежал на холодном железном столе – Тим признал его по слишком бледной коже ног. Поправив халат, приземлился на свободный стул возле дяди.

– Ну, и чо там мне понравиться должно?

– А угадать?

– Дядь, я спал три часа.

– Фу, какой скучный. Зачем в дело тогда вцепился? Ну, отдали бы его Котову. Ты ж загнёшься так, Тимош.

– Дядь Тош, ну не начинай, а? Я ж не подросток, залипший в тырнеты, я работаю. Да и дело горит, иначе бы шеф мне среди ночи не звонил. Ты сам Кошака знаешь – крыса кабинетная, в бумажках окопается и всё.

Только покачав головой, Кощеев всё же достал чашку, на которой катался относительно небольшой стеклянный шарик – Тим разглядел внутри тёмный матовый прямоугольник.

– Да ну… Это чо за древность?

– Это флешка, мой юный падаван. Была в желудке у нашего отморозка. Вопрос в том, сам съел или скормили.

– Дядь, ну я не настолько мелкий, уж флешки-то застал. Ты узнал, чем его накачали?

– Конечно! Ты ж, как, думаешь, анализы делаются? Я вот кровь взял, потряс пробирку, заклинание волшебное сказал и сразу мне в руку листочек со всеми результатами принесло!

– А язвой шеф меня зовёт.

– Нежный какой. Я тебя не для того сюда устраивал, Тимош, чтоб ты на меня дулся по поводу и без.

– Нашёл, чо вспомнить. Ну, помог ты мне стажировку у Тенёва выбить, и чо?

– Тише, тише. Завёлся как… Я не хотел задеть. Знаю, что сам всё. Родители бы гордились.

– Переходник есть? Го позырим, чо там на флешке.

– Чо-чо, учился бы уже говорить нормально, а то деревня деревней, Тимош.

– Пущай за языком дикторы в новостях следят. Моей работе не мешает.

Кощеев свернул собственные рабочие окна и, поднявшись, уступил место племяннику. Сам отходить, конечно, не стал – интересно же! Тим быстро пересел и с третьей попытки таки вскрыл защитную капсулу. Флешка с тихим щелчком вошла в переходник – современные голографы2 под такую дремучесть заточены не были – и почти тут же голограмма потемнела, будто исчезла вовсе. Лишь спустя несколько секунд появился салют, а затем проступили и буквы.