Интересен опыт успешной похоронной евроинтеграции в африканских странах: с середины XX века здесь стали появляться похоронные компании, предлагавшие две главные услуги ритуальной индустрии — катафалк и гроб. Парадоксально, что именно в Африке, где не самый высокий уровень доходов населения, наблюдается быстрый рост использования дорогих атрибутов. Например, в Гане увлечение похоронными аксессуарами привело к появлению особого искусства конструирования гробов в виде рыбок, сотовых телефонов, футбольных мячей и т. д. Большинство бывших колоний перенимало принципы ведения погребального бизнеса у своих бывших метрополий. Так, в Кот-д'Ивуаре многие похоронные компании носят название Pompes Funebres, а в качестве катафалков используются автомобили французских марок (de Witte 2003: 531–559).

Для контраста я закончу этот параграф рассказом об Индии, которой долгое время владела британская корона. Индия — это пример того, как похоронная колонизация не удалась, несмотря на то, что одно из первых частных кладбищ в мире и одно из первых крупных христианских кладбищ за пределами Европы — South Park Street Cemetery — было открыто в Калькутте в 1767 году.

Кладбище просуществовало недолго, до 1830 года, но успело стать местом упокоения 1 600 выходцев из Англии. Среди захороненных, судя по эпитафиям, есть и заводчик крупного рогатого скота, и тюремщик, и школьный учитель, и архитектор, и переводчик, и почтмейстер, и хирург. Исчерпав свой ресурс, кладбище получило «наследника» — Lower Circular Road Cemetery, на котором в течение XIX столетия были похоронены 12000 работников Ост-Индской компании.

Похоронами в Индии занимались предприниматели, приехавшие из метрополии. Например, гробовщик по фамилии Линдерман оставил свои бухгалтерские записи, из которых следует, что в 1839 году за копку могилы он брал 10 рупий, а если копка могилы была осложнена находящимися рядом памятниками — то 25 рупий. В Калькутте действовало и отделение Llewelyn and Company — компании мебельщиков, каменотесов и гробовых дел мастеров (Groseclose 1995). Ситуация не изменилась и в XX веке: в Индии продолжали появляться христианские кладбища и открываться гробовые фирмы осевших здесь иммигрантов. В 1935 году в Нью-Дели открылось похоронное бюро Брауна, которое существует до сих пор.

Постепенно западный стиль жизни стал копироваться индийской элитой. С конца 1980‑х годов появляются вполне типичные английские офисы похоронных распорядителей, предлагающие гробы, услуги по транспортировке тела и т. д. Но вестернизация индийской погребальной культуры проходит гораздо менее успешно по сравнению с японской, китайской или корейской. Одна из причин — низкий уровень доходов и качества жизни. Кроме того, здесь сильны традиции: до сих пор большинство индуистов предпочитают сжигать умерших на открытом огне в городе мертвых — Варанаси. Однако все чаще представители обеспеченных слоев населения выбирают светскую церемонию прощания в крематориях.

В течение короткого XX столетия похоронная индустрия продолжила свою коммодификацию, приобретя черты индустрии развлечений. Этому способствовала эротизация и эстетизация смерти. Гробы, автомобили-катафалки и всевозможные похоронные аксессуары стали предметом маркетингового продвижения. Была проведена успешная дестигматизация похоронной сферы — «гроб» был заменен «шкатулкой», а «катафалк» стал «похоронным кортежем». Похоронная индустрия сформировалась как инфраструктура, обслуживающая мертвое тело. Методы украшения мертвых тел и манипуляций с ними стали профессиональным знанием.

На примере Швеции, Франции, США и других стран я показал, что разные нормативные ограничения инфраструктуры могут привести к разным типам похоронных услуг — от похоронных комнат во Франции и поминальных угощений в Швеции до похоронных домов в США.

Таким образом, похоронный бизнес был экспортирован за пределы Европы. В Японии, начиная с XIX века и эпохи Мэйдзи, вестернизация стала основой государственной политики, что отобразилось на устройстве кладбищ и на похоронном рынке. В Китае похоронная индустрия в конце концов тоже пошла по рыночному пути. Ритуальная сфера развивается и в бывших французских колониях. Так, в Гане производство дорогих гробов стало буквально национальным искусством. Думается, успех подобной похоронной колонизации кроется и в широком распространении протестантизма в азиатских странах и в Африке. Вместе с протестантскими, главным образом баптистскими, деноминациями пришло и особое отношение к материальному телу и бессмертию.

И, напротив, в Индии, несмотря на английскую колонизацию, похоронным дельцам не удалось встроиться в сильную традиционную культуру, оставаясь продуктом для экспатов. Возможно, причиной неудачной вестернизации похорон (да и была ли она вообще?) является отличие в представлениях о чистоте. Европейская похоронная индустрия развивалась во многом благодаря идеям гигиены, связанным мертвым телом. В индийской культуре само понятие «чистота» кардинально отличается от прагматического западного понимания, что прекрасно показала антрополог Мэри Дуглас в классической работе «Чистота и опасность». Возможно, именно принципиально иное представление о связи загрязнения с телом умершего является одной из главных причин неудавшейся похоронной вестернизации Индии.

Необходимо подчеркнуть тот факт, что сама экономика похоронной индустрии никоим образом не изменилась, несмотря на развитие капитализма. Как и в ранее Новое время, так и сегодня между похоронщиками сохраняется острейшая конкуренция, которая побуждает их взвинчивать цены на основные похоронные товары в десятки раз выше их стоимости. Ритуальная сфера оказалась в ловушке: построив огромную обслуживающую инфраструктуру, она может поддерживать ее, только постоянно продавая новые материальные услуги,

Итак, похоронная индустрия пошла по пути объединения в крупные сети для снижения своих издержек. Практически во всех странах сегодня действуют крупные монополисты, включающие в себя сотни и тысячи франшиз или локальных брендов, главная цель которых — режим контроля над мертвым телом.

История России и православной церкви не знала таких серьезных кризисов, как Реформация. Раскол, случившийся во второй половине XVII века, когда после церковной реформы Никона часть духовенства и мирян отказались принимать новые правила богослужения и объявили о своей приверженности старым обрядам и нормам, нельзя, на мой взгляд, сравнивать с Реформацией. В Европе религиозная борьба стала следствием противостояния между городской буржуазией и феодальными и церковными властями, а в основе православного раскола лежали сугубо догматические причины[127]. Недовольство никоновской реформой было вызвано непозволительными, с точки зрения некоторых священнослужителей, нововведениями. Они полагали, что новые правила богослужения извращают смысл православной веры[128]. Даже появление в рядах староверов беспоповских согласий не аналогично протестантскому осознанному отказу от священнослужителей, а является побочным результатом разрыва в рукоположении священников.

Однако процессы секуляризации все же коснулись православной церкви. Петр I провел ряд серьезных реформ. Некоторые историки указывают, что будущий император хотел реорганизовать православие по принципу англиканской церкви, сделав себя ее главой. Очевидно, в этом он прислушивался к советам Вильгельма III Оранского, с которым познакомился во время Великого посольства (1695–1697) (Тальберг 1997). Но на практике Петр I лишь существенно ограничил влияние церкви на власть[129]. Несмотря на то, что план по перестройке системы в полной мере не удалось реализовать, процесс секуляризации начался. При Екатерине II в результате реформы 1764 года основная часть монастырских земель перешла к государству — это почти треть всех земельных наделов (Смолич 1997). По штатам 1764 года из 954 великорусских монастырей упразднены 569, за штатом оставлен 161 монастырь; к 1801 году во всей империи из 1072 осталось 452 монастыря. Церковь была серьезно урезана в правах (Там же).