Остолоп Дэниелс смотрел на лодку без всякого энтузиазма.

— Проклятье! — с чувством сказал он. — Когда нам сказали, что не отправят нас из Элджина обратно в Чикаго, я прикинул, что самое плохое уже позади. Показывает, как чертовски много я знаю, не так ли?

— Вы правы, лейтенант, — сказал сержант Генри Малдун. — Когда они говорят об этой операции, похоже на телеграмму с выражением глубокого соболезнования. Я имею в виду, что вот-вот придет такая телеграмма. Я имею в виду, возможно, придет, если, конечно, еще посылают такие телеграммы.

— Хватит об этом, джентльмены, — сказал капитан Стэн Шимански. — Нам доверили эту работу, и мы собираемся ее выполнить.

— Да, сэр, — ответил Остолоп.

Невысказанный хвостик фразы Шимански мог звучать только так: «…или умереть, выполняя». Вполне вероятная перспектива — что неприятно поразило Остолопа. Понимал ли это Шимански, он не показал. Может быть, он был хорошим актером — а это свойство хорошего офицера, точно так же, как и хорошего хозяина. Или, может быть, Шимански по-настоящему не верил в глубине души, что его собственное личное «я» перестанет существовать. Стэну Шимански было всего-навсего тридцать. Рядом с ним Остолоп чувствовал себя чуть ли не королем Англии.

Сам Остолоп приближался к шестидесяти. Близость собственной гибели он чувствовал весьма реально. Еще до нашествия ящеров слишком многие его друзья, с которыми он познакомился в начале столетия и даже раньше, умерли у него на руках от болезней сердца, от рака или туберкулеза. Добавить к этому набору пули и осколки снарядов — и поневоле придет в голову мысль, что он живет на взятое взаймы время.

— У нас будет преимущество в неожиданности, — сказал Шимански.

«Конечно, будет, — подумал Остолоп. — Ящеры чертовски удивятся, просто обалдеют от того, какими глупыми мы можем быть».

Вслух он ничего не сказал, чтобы не накликать беду.

Капитан Шимански вытащил из кармана многократно сложенный лист бумаги.

— Посмотрим на карту, — сказал он.

Дэниелс и Малдун подошли поближе. Карта была произведением армейского корпуса инженеров. Остолоп узнал ее сразу: скопирована из дорожного атласа Рэнда Мак-Нелли, того самого, которым пользовались водители автобусов, когда перевозили провинциальные команды из одного городка в другой. Он и сам пользовался этой картой, когда водителям случалось заблудиться, что происходило с угнетающей регулярностью.

Шимански показал:

— Ящеры удерживают территорию вот здесь, на восточном берегу реки Иллинойс. Гавана — на восточном берегу, где Ложка втекает в Иллинойс, — ключ к их позициям вдоль этого участка реки, здесь они устроили лагерь для военнопленных, сразу за пределами города. Наша цель — прорваться туда и освободить кое-кого. Если мы собираемся выиграть эту войну, то должны разорвать их удушающие объятия на Миссисипи.

— Сэр, давайте займемся пока нашей маленькой задачкой, — сказал Остолоп. — Если мы справимся с ней, тогда наши начальники смогут подумать о более масштабных делах.

Герман Малдун энергично кивнул. Через мгновение тот же жест повторил и Шимански.

— Разумно, — сказал он. — Мне обещали, что проведут чертовски сильный отвлекающий удар, когда вечером мы отравимся работать. В этой поддержке будет использовано нечто особое. Хотя мне и не сказали, что именно.

— Поддержка с воздуха? — нетерпеливо спросил Малдун. — Они не любят сообщать о ней на тот случай, если кого-нибудь схватят и он проговорится.

— Я не знаю. А чего не знаю — того не могу рассказать и нам, — ответил Шимански. — Если вы хотите воодушевить ребят, валяйте. Но не говорите солдатам ничего конкретного, потому что если на деле что-то обернется не так, как вы расписывали, пострадает их моральный дух. Усвоили?

— Да, сэр, — сказал Малдун.

Остолоп молча кивнул.

Если не будет поддержки с воздуха или какого-то другого серьезного отвлекающего маневра, пострадает не только моральный дух. Он не стал говорить об этом. Шимански все еще оставался мальчишкой, хотя и не был глупцом. Он мог разобраться и сам.

— Вопросы есть? — спросил Шимански. Остолоп и Малдун промолчали. Капитан снова сложил карту и сунул в карман. — Тогда все. Дождемся наступления ночи и двинемся.

Он встал и отправился давать указания другому отделению.

— У него это прозвучало так легко… — сказал Остолоп.

Он смотрел сквозь завесу ивовых ветвей, свисавших до воды. Возможно — ему хотелось в это верить, — они не позволили ящерам на другой стороне Иллинойса разобраться, что здесь появились американцы.

На дальнем берегу реки крякали утки. Здешние болота были национальным заказником. Остолоп предпочел бы бродить с охотничьим ружьем вместо имевшегося у него сейчас автомата «томпсон». В свое время здесь находился наблюдательный пост — на верхушке стальной башни высотой в сотню футов. Он обеспечивал егерям прекрасный вид на браконьеров. В эти дни он обеспечивал бы прекрасный обзор ящерам, но башня была взорвана в одном из боев за центральный Иллинойс.

Солдаты рассредоточились вдоль реки, чтобы по возможности не выдать себя, а если уж кого-то заметят, то примут за обычные патрули. Остолоп и Малдун собрали людей, рассказав им то, что сообщил Шимански. Это не было свежей новостью, они уже некоторое время готовились к операции. Хотя сказать им еще раз о том, что предстоит делать, тоже не помешает. Множество — не сосчитать — раз Остолоп видел, как игрок втихаря пытается нарушить правила и сжульничать. Остолоп уже давно перестал искать лучшее в людях и в их планах.

Наступили сумерки, затем темнота. Из воды выпрыгивали рыбы и с плеском падали обратно. Когда-то Остолоп побывал в этих местах, тогда они выловили из Иллинойса куда больше рыбы, чем из любой другой реки, кроме Колумбии. Эх, сейчас бы в руки спиннинг или просто палку с ниткой и крючком.

Остолоп посмотрел на часы. Мягко светящиеся цифры и стрелки показали ему: без четверти десять.

— Лодки, — прошептал он. — И тише, ради бога, или мы станем мертвым мясом, не успев отплыть.

Точно в десять по его часам он со своим отрядом начал грести вниз по течению Иллинойса в сторону Гаваны. Весла, казалось, создавали страшный шум, погружаясь в воду и выходя из нее снова, но ни один пулемет ящеров не начал бить по дальнему берегу реки. Остолоп вздохнул с облегчением. Он боялся, что они попадут в ловушку прямо на старте.