Хотя он родился в эпоху умирания Китайской Империи и в тонкостях постиг марксистско-ленинскую мысль, он по-прежнему сохранял уважение к антиквариату, хотя сам этого почти не осознавал.

Теперь, однако, вместо того чтобы зайти в одну из таких лавочек, он задержался возле одного из уличных киноустройств, сооруженных маленькими дьяволами. Вместо того чтобы со злобой смотреть, как Лю Хань позволяет мощному пестику какого-то мужчины проникать в себя, толпа глазела на мать всех взрывов.

Гладкий китаец, объяснявший показываемое, — тот самый пес, который когда-то с таким сладострастием описывал падение Лю Хань, — говорил:

— Вот так Раса уничтожает тех, кто сопротивляется ей. Этот взрыв имел место в американской провинции, называемой Флорида, где глупые иностранные дьяволы сверх меры провоцировали милостивых служителей Империи. Пусть это послужит предостережением всем, кто осмеливается обижать наших хозяев здесь, в Китае.

После показа огненного облака от взрыва самой бомбы картина изменилась — стали показывать вызванные взрывом разрушения. Пушка танка, согнутая, словно свечка, поднесенная слишком близко к огню. Земля, которая выглядела так, словно жар бомбы расплавил ее, превратив в стекло. Повсюду обгорелые трупы. И не только трупы — некоторые обгоревшие куски мяса были еще живы, они извивались, стонали и кричали на своем неразборчивом языке.

— Не хотел бы, чтобы это случилось со мной, — воскликнул старик с длинными белыми усами, спускающимися ниже подбородка.

— Это произошло и с маленькими чешуйчатыми дьяволами, — сказал Нье Хо-Т’инг. — Американцы применили против них такую же бомбу. Эта бомба — месть чешуйчатых дьяволов, но и люди тоже способны делать такие же.

Это радовало его, хотя американцы были капиталистами.

— Иностранные дьяволы, может быть, и научились делать такие бомбы, если правда то, что вы сказали, — ответил на это старик. — Но могут ли их делать китайцы? — Он сделал паузу, чтобы очевидный ответ появился сам собой. — Поэтому лучше, если мы будем делать то, что приказывают маленькие дьяволы, так ведь?

Несколько человек кивнули. Нье посмотрел на них и на старика.

— Маленькие дьяволы никогда прежде не применяли бомбы такого типа здесь и даже не угрожали применить, — сказал он, — и если мы не будем сопротивляться, они станут править нами точно так же, как японцы, — устрашением и жестокостью. Этого мы хотим?

— Маленькие чешуйчатые дьяволы оставят вас в покое, если их оставите в покое вы, — сказал старик.

Нье решил разузнать, кто он, и принять меры к его уничтожению: старик явно был коллаборационистом и зачинщиком.

Кое-кто снова кивнул. Но одна женщина сказала:

— А как насчет той бедной девочки, которую они заставили делать все эти ужасные вещи перед их камерами? Что она им сделала плохого?

Старик уставился на нее. Он открыл рот, словно смеющийся маленький дьявол, но зубов у него было много меньше, чем у империалистов со звезд. Пока он искал ответ, Нье Хо-Т’инг направился к дому-общежитию, в котором жил.

Войдя внутрь, он увидел в столовой первого этажа Хсиа Шу-Тао, который пил чай с красивой продажной девицей. У той на шелковом зеленом платье был сделан разрез — через него виднелось золотистое бедро. Хсиа посмотрел на Нье и кивнул без тени смущения. Его самокритика не подразумевала клятвы в воздержании, просто он обязался удерживаться от приставаний к женщинам, не заинтересованным в нем. Что касается девицы, то для нее сделка носила чисто коммерческий характер. Тем не менее Нье нахмурился. Его помощник явно пренебрегал своими обязанностями.

Но сейчас Нье думал о других вещах. Он поднялся по лестнице и пошел к комнате, которую делил с Лю Хань и ее дочерью, наконец-то освобожденной от маленьких чешуйчатых дьяволов. Поднимаясь по лестнице, он тихо вздохнул. Все шло не так, как представляла себе это Лю Хань. По своему опыту Нье знал, что в жизни мало что получается сразу. Пока он не нашел подходящего момента сказать об этом Лю Хань.

Он потянул дверь на себя. Она оказалась запертой. Он постучал.

— Кто там? — настороженно спросила Лю Хань изнутри.

Теперь она просто так дверь не открывала — после того дня, когда Хсиа Шу-Тао пытался изнасиловать ее. Но, услышав знакомый голос, она подняла брус, впустила Нье и шагнула в его объятия для краткой ласки.

— Ты выглядишь усталой, — сказал он.

Она выглядела изможденной и беспокойной. Но он считал, что лучше выразиться помягче.

Ее дочь сидела в углу и играла с тряпичной куклой, набитой соломой.

— Как ведет себя Лю Мэй сегодня?

К его удивлению и ужасу, Лю Хань заплакала.

— Я родила ее, а она по-прежнему боится меня. Получается так, словно она должна стать маленьким чешуйчатым дьяволом, а не человеческим существом.

Лю Мэй принялась вытаскивать соломинки из куклы, уже далеко не новой.

— Не делай этого, — сказала Лю Хань. Дочь не обратила ни малейшего внимания. Тогда она произнесла то же самое на языке маленьких дьяволов, добавив покашливание.

Дочь послушалась. Лю Хань с усталым видом повернулась к Нье.

— Ты видишь? Она понимает их язык, а не китайский. Она даже не может произносить правильно звуки китайского языка. Что я могу с ней поделать? Как я могу ее воспитывать, если она такая?

— Терпение, — сказал Нье Хо-Т’инг. — Ты должна помнить о терпении. Диалектика доказывает, что коммунизм победит, но ничего определенного не говорит о том, когда. Маленькие чешуйчатые дьяволы ничего не знают о диалектике, но их долгая история дает им терпение. Лю Мэй находилась у них всю свою жизнь, и они изо всех сил старались сделать ее своей. У тебя она находится всего несколько дней. Ты не должна ожидать, что она изменится за один день.

— Этим — я понимаю. — Лю Хань постучала пальцем по лбу. — Но мое сердце разрывается, когда она отодвигается от меня, будто я монстр, и всякий раз, когда мне нужно говорить с нею, я пользуюсь языком, который выучила, потому что я была рабыней.

— Как я сказал, ты не смотришь на проблему рационально, — ответил Нье. — Одна из причин в том, что ты мало спишь. Лю Мэй нельзя назвать обычным человеческим ребенком, но она просыпается ночью, как любой другой. — Он зевнул. — Я тоже устал.