Аннабелль коротко кивнула, не отрывая взгляда от Фредерика.

– Мне кажется, она спасла нам жизнь только затем, чтобы я предал тебе послание, – произнёс Фредерик, и усмешка коснулась его губ.

– Не говори так! – запротестовала Белль.

– Она сказала… Тебе лучше сесть, – заметил он, и они прошли к свободной скамейке.

Едва они оба сели, он продолжил:

– Твой дедушка в Заповеднике.

– Что?.. – Белль подскочила. В голове было столько вопросов! – Но как..?

– Твой дедушка не хотел оставлять тебя и уходить в Заповедник. Но ему пришлось. Таунара сказала: время там течёт иначе, попросила не обижаться на него.

– Но я… – Аннабелль хотела сказать: она не сердится, но вспомнила обиду, боль и бессилие, терзавшие её вот уже семь лет, и промолчала.

Опустившись обратно на скамейку, она сказала:

– Спасибо тебе большое, Фредерик, – она сжала его прохладную руку пальцами в тонкой перчатке. – Это очень важно для меня. Было сплошным мучением ничего не знать…

Ощутив присутствие Камиллы, Белль отняла ладонь и встала со скамьи.

– Спасибо, – повторила она и под взглядом метающей молнии Камиллы быстро зашагала к Вики и Генри, которые стояли у дверей в церковь.

– Подожди! – крикнул ей вслед Фредерик и пошёл за ней.

Остановившись, Белль оглянулась.

Камилла повисла на его локте:

– Куда ты? Пусть она уходит! – зашептала она, но Аннабелль, конечно, её услышала.

– Кам, дай мне одну минуту, ладно? – негромко попросил Фредерик и, освободившись из хватки Камиллы, направился к ожидавшей его Аннабелль.

Камилла обиженно и потерянно замерла: казалось, она была готова расплакаться. Белль было почти жаль её.

Фредерик подошёл к Аннабелль и, вытащив из кармана своего пиджака небольшой свёрток, протянул ей. Она ахнула. Это был дедушкин шейный платок – серебряный с незабудками. Дрожащими руками она приняла его, прижалась лицом к прохладному шёлку: знакомый, до боли родной запах можжевельника и жимолости. Осознание, что дедушка на самом деле, взаправду, по-настоящему жив обрушилось на неё точно гром январским ясным днём. Она действительно поверила в это только сейчас, когда ощутила в своих руках нежность шёлка и вдохнула знакомый аромат. Она отняла платок от лица и прижала его к груди.

– Спасибо, – улыбнувшись, проговорила она. В сердце разлилось тепло, а по лицу покатились нежданные слёзы. – Спасибо! – повторила она, и от счастья ей захотелось обнять и Фредерика, и весь мир, но вместо этого она повернулась и побежала к Вики.

Белль потянулась к шкатулке, стоявшей тут же, на комоде, достала из неё дедушкин платок и прижалась лицом к прохладному незабудковому шёлку. Он пах жимолостью и можжевельником. Этот аромат всегда возвращал её в детство. Ей вспомнился голос дедушки, как он ласково звал её Оленёнком, Звёздочкой и Соколёнком и по-особенному произносил её имя «Белль». Именно дедушка начал сокращать её имя не так, как было принято в Англии – «Ана», а на французский манер – «Белль», и это быстро прижилось, так что даже её полное имя все вокруг стали произносить с ударением на последний слог.

Белль улыбнулась и коснулась нежного шёлка губами: теперь этот платок объединял в её сердце двух дорогих ей мужчин: дедушку и Фредерика. Белль вернула платок в шкатулку и, сев за стол, решительно открыла учебник по истории.

Аннабелль полюбила историю, когда в пятнадцать лет перевелась в Торнфилдскую старшую школу. Мистер Гибсон увлекательно рассказывал не только об истории Британского королевства и мира, но и очень глубоко разбирался в истории Элфина. Конечно, он не был, как дедушка, свидетелем многих значимых событий на острове, но иногда Белль об этом забывала. Когда мистер Гибсон с невероятным воодушевлением говорил о загадочном исчезновении (и вероятной гибели) драконов пятьсот лет назад, о засухе 1803-го, об Адаме Спенсере, о приезде Айрин Бёрд и её ковене, о гибели почти всех фейри в 1951-м, Белль казалось, будто он сам всё видел и слышал.

Но сейчас Аннабелль нужно было погрузиться во Всемирную историю. На очереди было становление французского абсолютизма и политика Ришелье.

– «Подчинив своему влиянию короля Людовика XIII, кардинал Ришелье фактически безраздельно управлял страной», – борясь с подступающим сном, прочитала Белль вслух. Весеннее солнышко нежно припекало, а зелёная лужайка в нескольких шагах манила сделать из травинки свистульку и сплести венок из клевера и фиалок. Пахло зеленью и цветущим шиповником, над кустом которого сонно жужжала пчела.

– Интересная книжка? – спросила рыжеволосая девочка, подошедшая к дереву, на корнях которого сидела Белль. По виду она была ровесницей – лет пять-шесть.

– Не очень, – призналась Белль. – Мне так хочется сейчас плести венок и играть!..

– Так пойдём, – улыбнулась девочка и протянула руку.

Они бегали по лужайке, собирая клевер, тимьян, лобелии, колокольчики, лютики, лесную герань, фиалки и львиные зевы, плели венки, примеряя их друг другу, и заливисто смеялись – Белль, кажется, никогда не было так радостно и легко.

– Давай сорвём? – предложила она новой подруге.

Обе остановились около раскидистого куста белого шиповника с нежными белоснежными цветами.

– Давай, – подруга радостно блеснула зелёными глазами.

Она подошла к кусту и, осторожно сорвав хрупкий цветок, вдруг ойкнула.

– Ты укололась?.. – Белль обеспокоенно взяла подругу за руку. На большом пальце выступила капелька крови. – Больно?.. – с сочувствием спросила она.

Рыжеволосая девочка подняла на Белль глаза и, вдруг посерьёзнев, сказала:

– Тебе будет больнее.

В её голосе прозвучала глубокая печаль – не о себе, хотя это она уколола палец, а о Белль. Алая капелька крови коснулась краешка белого цветка, и он окрасился в ярко-красный цвет.

– Выдержишь? – глядя в упор, спросила девочка, и её зелёные глаза наполнились слезами.

Аннабелль услышала треск доигравшей пластинки, подняла отяжелевшие веки и увидела корешки книг, страницу раскрытой тетради в клеточку с конспектом, на которой лежала щекой. Шея затекла от неудобной позы, пальцы рук покалывало. Белль встала с кресла и потянулась. На часах было за полночь.

Белль не верила в сны, хоть в этом всё было как наяву: пение птиц, запах сочной травы и цветов, дуновение ветра и тёплые лучи солнца. А ещё девочка. Белль чувствовала её любовь, такую огромную, какую не мог вместить разум – никто на свете никогда не любил её так.

«Сны – это небывалая комбинация бывалых впечатлений, – повторила себе Аннабелль заученную ещё со школьных уроков биологии формулировку. – Наверное, поэтому девочка показалась мне знакомой – будто я знаю её всю жизнь».

А ещё цветок шиповника, окрасившийся в красный. Роза.

«Это цыганское пророчество с ума меня сведёт», – подумала Белль, переодеваясь в пижаму и забираясь под одеяло.

Пикник

День выдался погожим и на редкость тёплым. У залива святого Элреда было полно отдыхающих, и Уайты поехали дальше на запад, к своему любимому месту для пикников.

Генри остановил машину у пляжа с видом на скалу Парус, вынес корзину с едой и пошёл с Марком и Алексом запускать воздушного змея, а Вики и Аннабелль в это время расстелили покрывала, достали бутылки с лимонадом и сидром, контейнеры с фруктами и разными закусками.

Море шипело, разбиваясь о галечный берег, солнце блестело на подвижных волнах, а вокруг Паруса с криками носились чайки. Ветер подхватывал воздушного змея в виде белого дракона, развевая его длинный хвост. Аннабелль вспомнила рассказ дедушки о белоснежной драконице Эйсузе, погибшей вместе со своим возлюбленным во чреве Драконьей горы почти пятьсот лет назад. Последние драконы Элфина… Они прожили вместе немногим больше века – ничтожно мало по меркам драконов.