– Волосы шикарные! – в первом голосе прозвучали восхищение и зависть. – Я бы за такие кудри полжизни отдала! Зря она их в косу собирает …

– Обычные волосы, – фыркнула собеседница. – Была б она блондинкой или рыжей – другое дело. И глаза – карие. Пф.

– Нет, глаза красивые, – возразила первая девушка. – Такие большие!..

– Так у неё папаша наполовину итальянец, – ответила вторая. – Это просто генетика.

– Я б на её месте не работала, – мечтательно произнесла первая. – Вышла бы замуж за миллиардера и целыми днями отдыхала на яхте где-нибудь в Средиземном море.

Белль усмехнулась: чего-чего, а выйти замуж за богача и превратить свою жизнь в бесконечную сиесту она никогда не хотела. Можно отдохнуть, к примеру, год, целыми днями катаясь на яхте, загорая и попивая коктейли, но жить, ничего не делая, – это ведь ужасно скучно, к тому же будешь всё время чувствовать свою никчёмность и бесполезность. Жизнь фейри длинная, поэтому в поиске своего места в мире ты можешь чуть ли не бесконечно учиться новому, каждый раз начиная хоть с самого начала и оставаясь при этом молодой и полной сил. Дедушка, например, владел семью языками, виртуозно играл на скрипке и гитаре, а его старший сын, дядя Майкл, тоже фейри, с лёгкостью побеждал в международных соревнованиях по яхтингу, мотокроссу и скалолазанию.

Женщина с четырьмя пенни и кассирша, наконец, пришли к соглашению, и очередь вновь поползла вперёд.

Расплатившись, Белль убрала покупки в шопер и вышла из супермаркета. На улице было темно, зябко и вдобавок ко всему Аннабелль услышала голос Камиллы Вуд, разговаривающей по телефону. Прижав мобильник к уху, она говорила и одновременно рылась в сумке, стоя возле своего бордового «Ниссан Джука»:

– Фред?.. Да я тебя умоляю – у него на уме одни цифры.

«Вообще-то там есть ещё буквы и знаки препинания», – вспомнила Белль возражение Фредерика на эти слова Камиллы и улыбнулась. Аннабелль никогда не могла понять, отчего многие, включая Камиллу, обвиняли Фредерика в отстранённости, безэмоциональности и любви исключительно к строчкам программного кода. Фредерик может и казался таким, но в том-то и дело, что лишь казался.

Аннабелль была не в настроении разговаривать с Камиллой и хотела тихонько пройти мимо, но та уже заметила Белль.

– О, привет, Белль, – сказала Камилла, убирая телефон в сумочку и выправляя из-под бордового шарфа длинные чёрные волосы.

В неверном приглушённо-оранжевом свете фонарей Камилла выглядела немного младше своих двадцати семи лет, а её резкие черты лица казались более мягкими: и угловатая челюсть, и острая линия скул, и тонкие дуги бровей над обведёнными чёрной подводкой глазами, и длинноватый нос. Каждый раз глядя на Камиллу Белль искала в её чертах недостатки и, конечно же, находила их. Но легче ей от этого не становилось.

– Привет, Кам, – ответила Белль и, надеясь, что разговор исчерпан, свернула в сторону, но Камилла остановила её:

– Ты не к Вики сейчас?

– Нет, я домой.

– А я к ней. Могу тебя подбросить.

– Хочу пройтись, – вежливо отказалась Белль.

– Значит, увидимся завтра на пикнике, – сказала Камилла, надевая сумочку на плечо.

– Увидимся, – кивнула Белль.

Вернувшись домой, Аннабелль первым делом приняла душ. Память назойливо подбрасывала неприятные моменты дня: хриплый голос старой цыганки, произносящий странные слова о созданиях тьмы, и острые шипы красной розы; злые слова женщины, выговаривающей своей плачущей дочери; тяжёлый парфюм Гидеона – кедр и тубероза; сальные взгляды судьи Моргана, голоса глупых сплетниц из супермаркета и снисходительный тон Камиллы – пусть всё это смоет водой. «Надо было всё-таки сходить к сиренам», – подумала Белль, подставляя лицо струям тёплой воды.

Выйдя из душа, она почувствовала себя лучше. Однако для готовки уже не было ни сил, ни настроения. Белль заварила вербеновый чай и включила на виниловом проигрывателе «Остров Блаженных» Наннерль Моцарт в адаптации Рахманинова для фортепиано.

Возвращаясь с кухни с чашкой чая, Белль остановилась возле комода, на котором стояли фотографии, и улыбнулась. Когда она видела улыбку дедушки, пусть даже и на фото, ей тоже хотелось улыбнуться – как будто ему в ответ.

На одном из фото девятилетняя Белль, пятнадцатилетняя Вики и дедушка раскатывали присыпанное мукой тесто на кухне дедушкиного дома в Линденшире. А на другом фото Белль было пять, и она, весело хохоча, убегала от Мышки, совсем ещё жеребёнка, а дедушка стоял рядом с букетиком морковок и смеялся. На третьем фото Белль было одиннадцать: жмурясь и широко улыбаясь, она прижималась щекой к дедушкиной щеке. Аннабелль помнила, как сейчас, мягкое покалывание бороды, запах жимолости и можжевельника, сопровождавший дедушку повсюду; голос, такой мягкий, тёплый и густой как горячий шоколад зимним вечером; блеск голубых глаз, и каштановые волосы, плавными волнами падавшие на лоб и шею. Дедушке было сто восемьдесят два года, но выглядел он от силы лет на двадцать пять – и то из-за того, что носил бороду и усы: ему не хотелось казаться сильно младше бабушки, это её расстраивало, хотя в её шестьдесят девять Эмме Тэйлор не давали и сорока пяти лет. Так уж было устроено: фейри продлевали жизнь и молодость своим супругам.

Дедушка никогда не терял оптимизма и не стеснялся веселиться как мальчишка, и при этом Белль всегда чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности. В детстве она никогда не допускала мысли, что когда-нибудь разлучится с дедушкой. Но четвёртого мая, спустя всего две недели после того, как было сделано третье фото, дедушка пропал в горах, и вскоре все стали считать: он погиб под лавиной, сошедшей в тот день в Долину Снов.

Белль не поверила в его гибель, и лишь мисс Уэлш все долгих семь лет поддерживала в ней надежду, что дедушка жив. Это очень много значило для Белль, хотя она и не знала наверняка, верила ли её крёстная в это на самом деле или просто хотела утешить крестницу. И какое облегчение Белль испытала пять месяцев назад, когда узнала, что дедушка жив, что он в Заповеднике!..

В тот день шестнадцатого июня в церкви во время заупокойной мессы, Белль чувствовала тихое спокойствие Фредерика. Порой она ощущала – его гложет вина за то, что выжил, а другие альпинисты погибли. Ей хотелось обернуться и сказать: «Твоей вины в этом нет!», подойти ближе, коснуться его руки. Но рядом с Фредериком стояла Камилла, и Белль сдерживала себя. Смотрела на фреску святого Элреда, его волчью голову, красно-зелёное одеяние, чашу с молоком в руке, босые ноги. Потом приподнимала голову и любовалась цветными отблесками витражей на стенах, шептала: «Спасибо, Лилит, что сберегла Фредерика». Десять человек погибло тринадцатого июня, когда в долину Китса, на базовый лагерь, сошла лавина. Среди них оказался и Капкейк. Но Фредерик с двумя друзьями заплутали в снегопаде и не спустились в лагерь – это их и спасло.

Когда служба закончилась, Белль услышала голос Фредерика:

– Аннабелль.

Она обернулась и увидела: он стоит совсем близко, а Камиллы рядом нет.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – сказал Фредерик и качнул головой в сторону выхода из церкви.

Белль кивнула и с замиранием сердца пошла за ним, гадая, о чём он хочет поговорить.

Выйдя из церкви, они отошли в сторону. Четыре катафалка уже стояли у дверей, а люди толпились рядом, ожидая, когда вынесут гробы. Сердце у Белль сжалось, в горле запершило от слёз.

В траве стрекотали кузнечики, а небо над головой было синее-синее – просто не верилось: сегодня город прощается с погибшими.

– Я видел Таунару, Аннабелль, – раздался голос Фредерика.

Она повернулась к нему, широко распахнув глаза. Таунару? Ореаду Загадочницы?…

– Я хотел сказать тебе вчера, но ты плохо себя чувствовала. Да и Камилла не отходила от меня ни на шаг. А Таунара… попросила никому не говорить, что я видел её. Никому, кроме тебя.