Успешнее оказался А. И. Герцен, предложивший более продуктивную модель социализма, приспособленного к российским реалиям. Эмигрировав в 1847 году, он стал очевидцем Французской революции 1848 года. Разочарованный ее неудачей, он возложил свои надежды на российских крестьян, чей труд уже был организован, как ему казалось, согласно принципам коллективной справедливости в рамках общины. Он был уверен, что достаточно распространить эту коллективную форму организации на остальные сферы общества, чтобы Россия перешла к социализму, не проходя через стадию капитализма62. Капитализм понимался им как процесс приватизации общинных земель, ставший причиной массового обеднения сельского населения в Англии, устремившегося в города и вынужденного согласиться на унизительные условия труда в промышленности. Таким образом, Герцен одним из первых сформулировал идею, легшую в основу «крестьянского мифа»63, согласно которой русские крестьяне якобы от природы склонны к коллективизму и подозрительно относятся к рынку.
Рабочий вопрос, понимаемый через призму местных реалий как вопрос о будущем крестьянского населения, обострился после отмены крепостного права 19 февраля 1861 года. Все больше молодых людей, симпатизировавших ассоцианизму, были разочарованы политическими и экономическими условиями освобождения крестьян. Хотя 23 миллиона крепостных крестьян перестали принадлежать 104 000 землевладельцев и получили личную свободу, они тем не менее по-прежнему были обособлены от остального общества из-за принадлежности к крестьянскому сословию64. С одной стороны, они были обязаны платить налоги и отправлять солдат в армию, а с другой, имели право пользования определенной долей земли как члены сельской общины. Называемая официально «сельским обществом», это была минимальная административная единица, наделенная властью принимать судебные и экономические решения. Одновременно община была юридическим лицом, наделенным правом собственности на общинные земли65. Однако в ходе реформы площадь земли, которой могли пользоваться члены общины, была уменьшена в пользу землевладельца, а сельские жители были обязаны выплачивать выкуп этой земли в течение 49 лет. Недовольство условиями освобождения крепостных подтолкнуло образованные круги к новым поискам иных форм коллективной организации труда.
Мы подходим к вопросу о том, каким был народ в представлении образованной публики. С момента своего появления в России ассоцианизм стал той дискурсивной основой, которая позволила агентам модернизации оправдать свое намерение вмешаться в устройство жизни бедных классов. Идеи западного ассоцианизма, активно обсуждаемые в 1860-х годах, нашли благоприятную почву среди образованного общества, идеализировавшего крестьянство. Историк Кристофер Эли выделил определенный тип мировоззрения русской интеллигенции, проявившийся в художественных произведениях с 1860-х годов до 1917 года, в которых идеализированный образ крестьянина позволял не только осмыслить вопрос о будущем России, но также служил примером мудрости бедных, недоступной представителям привилегированных классов66.
Ассоцианизм был приспособлен к российским условиям творческими усилиями Н. Г. Чернышевского. В написанном в тюрьме и опубликованном в 1863 году романе «Что делать?» он предложил такой образец товарищеского предприятия, который могли бы создать без особых усилий его читатели из среды радикальной молодежи. В отличие от петрашевцев, Чернышевский создал более простую в своей реализации форму объединения: совместная занятость на квалифицированной должности в обычной квартире в Санкт-Петербурге, а не сельские работы в деревне. На примере швейной мастерской Веры Павловны Розальской в романе было подробно описано, как устроить ассоциацию. Объединение капитала и увеличение масштаба производства позволяло сэкономить средства, которые затем использовались для повышения уровня жизни работниц относительно того, как они жили и работали поодиночке. В мастерской Веры Павловны моральное и материальное состояние членов улучшалось здесь и сейчас: «вместо бедности – довольство; вместо грязи – не только чистота, даже некоторая роскошь комнат; вместо грубости – порядочная образованность»67.
Еще одним преимуществом модели ассоциации, предложенной Чернышевским, было то, что она предполагала конкретные шаги, которые можно было предпринять, чтобы изменить общество, не дожидаясь революции. Достаточно развивать подобные мастерские, чтобы постепенно все большее количество предприятий было организовано на основе товарищеского равноправия. В будущем мире справедливости, изображенном в четвертом сне Веры Павловны, не будет тяжелого труда, и даже суровый климат Центральной России смягчится: «для всех вечная весна и лето, вечная радость»68.
Хотя в романе Чернышевского не используется слово «артель», радикальная молодежь, вдохновленная на создание похожих товарищеских объединений, предпочитала этот термин слову «мастерская». После публикации романа стали появляться многочисленные «женские артели»69, объединявшие переводчиц, переплетчиц, швей и т.д. В то время как радикально настроенные студенты организовывали рабочие ассоциации, более умеренные круги создавали ассоциации, близкие к благотворительности70. Эти предприятия (точное число которых невозможно определить, поскольку они не подлежали регистрации) не просуществовали долго, но в силу самого своего эфемерного существования они способствовали более широкому распространению идей ассоциации. По словам одного из привлеченных в 1866 году к расследованию по делу о покушении Каракозова, в 1864 году «вся молодежь была увлечена романом Чернышевского»71.
Ассоциативная швейная мастерская Веры Павловны не подходит, однако, под предложенное в этой книге определение кооператива. Во-первых, потому что она подразумевает и совместное проживание, и проведение досуга, и коллективный труд. Основная цель подобных ассоциаций как в России, так и в других странах, где подобные инициативы тоже имели место, состояла в создании новых сообществ как ответ на господствующую изоляцию и пауперизацию бедного населения промышленных городов72. В ней, как и в случае с фаланстером петрашевцев, сохранялось разделение между образованными инициаторами мастерской, с одной стороны, и представителями рабочего класса, нуждающимися в моральном преображении под влиянием коллектива, с другой. Основные ожидания от мастерской заключались в улучшении дисциплины работниц: «работая в свою собственную пользу и на свой счет, они гораздо бережливее и на материал работы и на время»73.
Во-вторых, мастерская Веры Павловны не изображалась в качестве предприятия, ставящего задачу получить прибыль или выдержать конкуренцию на рынке. В результате вдохновленные этим примером ассоциации объединяли студентов, а не представителей рабочего класса. В 1864 году, за два года до того, как Д. В. Каракозов совершил покушение на Александра II, его двоюродный брат Н. А. Ишутин распространял социалистические тексты среди радикальной молодежи. Через свой кружок Ишутин познакомился с сестрами Екатериной и Александрой Ивановыми, желавшими «честно зарабатывать свой хлеб»74. Ишутин помог им создать швейную мастерскую в Москве, наняв десять работниц и купив швейные машины. Несколько месяцев спустя, однако, мастерская показала себя убыточной: ее доходов едва хватало на оплату аренды и на бытовые расходы.
