Поэма о небе

Помолись за погибшего в небе,

Горьких чувств от друзей не тая…

Говорят, есть поэма о хлебе,

Есть о небе и эта – моя.

автор

Небо, ты близко и ты так далеко!

Небо, ты низко и ты так высоко!

Прячешь загадок нимало

И открывать тайны твои нелегко!

Небо, ты радость и ты наша беда!

Небо – счастье полёта, но иногда

В небе ломаются крылья

И сыновей прячет земля навсегда…

Из песни о небе

––

Не вдаваясь подробно в детали,

Наших предков не сложно понять:

О летании люди мечтали,

Что ж мечту, ведь её не отнять.

Заточить невозможно в темницу,

Наговором дурным не сгубить.

Для неё не преграда границы,

Разве что её можно убить

И, случалось, не раз убивали, -

Инквизиции жуток закон,

Только зря всё, о небе мечтали

Галилей, Аристотель, Ньютон.

Ах, мечты, если б в срок им всем сбыться!

Пыль веков оседает во мгле.

Ну, зачем людям в небо стремиться!

Мало ль места им здесь, на земле?

Что нашли они в бездне чернильной,

Где не видно ни дна, ни конца?

Там итог – только камень могильный,

Да разбитые чьи-то сердца.

Но попробуй внимательно вникнуть

И поймёшь, ведь не каменный век,

Что желание в тайну проникнуть

Выше смерти – таков человек.

Небо с мужеством многих сдружило,

Но, оставив немногих в живых,

На алтарь своих тайн положило

Больше жизней, чем в войнах иных.

––

Нынче небо для многих открыто.

В небе чище и ярче заря.

С колокольни «смерд гнусный» Никита

Прыгал, кажется, вовсе не зря.

Нет, конечно. Но вот ведь досада!

Власти сделали всё, что могли:

Аппарат у церковного сада,

Отслуживши обедню, сожгли.

Но решили, что этого мало,

С плеч главу – и душа к небесам!

Тело ж смерда, чтоб зря не пропало

На съедение бросили псам.

Помолились немного, ну, ладно!

Повздыхали, а мог бы ведь жить.

Что же, будет другим неповадно

С сатанинскою силой дружить.

Только память от смерда осталась.

Был наказан «конструктор», как тать*.

Да, нелёгкая доля досталась

Тем, кто раньше стремился летать.

* Разбойник. В те времена приговор для них был один – смерть.

1695 год.

«Караул, – закричал мужичонка, -

Государево дело хочу!»

Бросил оземь** с размаху шапчонку

И сказал: «Как журавль полечу!».

** На землю. (старославянское выражение).

И в известном стрелецком приказе,

Куда стражник беднягу привёл,

От восторга летанья в экстазе

Объявил, что крыло изобрёл.

Повезло мужику как-то сразу

Лишь сказал про полёт журавлей,

И казна, повинуясь приказу,

Выделяет «осьмнадцать рублей».

Ну, мужик! Ну, арап! Ах, негодник!

Небывалые раньше дела!

За такие-то деньги сегодня –

Тут и мышь бы гору родила.

Сколько средств мужичонка истратил

Нам конечно теперь не узнать,

Только крылья он сделал, приладил

Их на руки и начал махать.

Но дебют мужику не удался,

Что для первых – нередкий удел.

Сколь конструктор взлетать ни пытался –

Ни на метр от земли не взлетел.

В людях есть что-то, чем они схожи.

Никому не уйти от судьбы…

«Для летания крылья не гожи»,

Как не гожи они для ходьбы.

Так комиссия твёрдо решила,

Будешь спорить – в стрелецкий приказ!

А ещё объявить поспешила

О событьях прошедших указ.

Предлагалось – «и так тому быти» -

Без веления сверху простить

«Батогами конструктора бити,

И ущербы казне возместить».

Как с ущербом там было – не ясно,

Повезло, что остался живой.

Понимал мужичок, знать, прекрасно:

Поплатиться бы мог головой.

––

1731 год.

Когда ветер на трассе попутный,

То быстрее летит самолёт.

Из Рязани подъячий Крякутный

Собирается в первый полёт.

Удивлённо зеваки галдели:

Не взлетит! А взлетит – не догнать!

Шить поганый свой шар три недели,

Чтоб на нём себе шею сломать?

Он конструктор и он испытатель.

Что ж, осталось проверить расчёт.

Знал бы этот рязанский мечтатель,

Что в историю сразу войдёт!

«Полетел! Деревов уже выше!» -

Во весь голос звонарь заорал,

И с церковной некрашеной крыши

Вдруг свалился и… шею сломал.

А смельчак – ничего. Вот умора!

Собирал аппарат, чуть дыша.

Вывод верен: есть в небе опора.

Ликовала от счастья душа.

Но собрались летанья ревнивцы

И решили – мол, хватит дурить -

Из Рязани прогнать нечестивца.

И прогнали, а что ж тут мудрить.

Так и умер умелец в безвестности,

В жизни всюду и всеми гоним.

Не осталось могилы на местности,

Ну а слава досталась другим.

Так нередко бывает уж, право,

Как в игре той, где чёт иль не чёт:

После смерти приходит вдруг слава,

После смерти приходит почёт.

––

1761 год

Шли года и эпохи сменялись.

Небосвод всё сильнее манил.

Но, как прежде, над теми смеялись,

Кто мечты о летанье хранил.

И, придумавши «крылья упруги»,

Фёдор Мелес в остроге гадал:

За какие такие заслуги

В кандалах на Камчатку попал?

Задавить, чтоб летанья зачатки

Вслед приказ: не пущать, не велеть!

Не дай бог на далёкой Камчатке

Федька снова сумеет взлететь.

Не взлетел. Жизнь в тюрьме – не конфетка,

Стражи прочно держали в узде.

Много лет небосвод видел в клетку,

И скончался неведомо где.

––

Уже позже умелец Соковнин

В своей книге «Воздушный корабль»

Написал, о захватчиках помня,

Что создал боевой дирижабль.

Был проект, были сверху комиссии,

И был вывод примерно такой:

Автор – болен, но в рамках ремиссии.

Ему нужен уют и покой.

Для размышления

Ну, зачем для страны дирижабли?

Что, картошка без них не взойдёт?

Есть же бороны, лошади, грабли…

Всё и нынче к тому же идёт *.

* В годы ельцинского безвременья всё к этому и шло.

А спустя много лет из архива

Тот проект вдруг бесследно пропал,