Обязательно нужно попросить Иру познакомить нас. Скрытно с ним познакомилась, а уже через пару недель свалила в Италию отдыхать. Ничего не имею против, но она даже фотографии не показывала с ним, будто скрывает что-то от меня, или вообще ото всех.

В.: Вот как. Понятно.

А.: Сергей — мой давний знакомый. Мы как-то вместе работали над одним проектом, но нас судьба развела по разные стороны — он вернулся в Россию, я остался у себя в Мюнхене.

Значит его зовут Сергей. Ну хоть что-то это мне дало. Общение с Адрианом даст мне много полезного — это однозначно.

В.: Значит вы художник?

А.: Собственно, как и вы. Работы шикарные.

Я даже как-то застеснялась, выключив экран телефона. В последнее время стала слышать это слишком часто — даже как-то непривычно. В детстве редко кто говорил мне о том, что я большая молодец или у меня есть талант. Да и я сама так не считала, думая, что наверняка есть те, кто пишет картины куда лучше меня, имея больше опыта.

А когда тебе другой художник говорит подобное, это очень даже смущает.

В.: Большое спасибо.

А.: Вы не против, если я приглашу вас выпить со мной по чашке кофе завтра?

Вот тут мои глаза чуть не вылетели. Еще и подавилась чищенным яблоком. Пришлось пойти выпить воды, чтобы прочистить горло. Мне давно мужчины не предлагали встретиться. А тут — симпатичный, вполне в моем вкусе, у нас много общего — грех отказываться.

Я конечно боюсь того, что Адриан окажется совсем не тем, за кого себя выдает, но думаю, стоит дать шанс. Не вечно же мне отшвыривать от себя мужчин, исходя из прошлого опыта. Все когда-то меняется.

В.: Конечно.

А.: Отлично! Я заеду за вами в двенадцать часов. Все еще помню, где вы живете*улыбающийся смайл*

Божечки! Я и правда согласилась пойти!

Я закрыла лицо руками, чувствуя, как мои щеки горят с каждым разом все сильнее. Вся моя серьезность напрочь пропала. Это что, с возрастом приходит вся эта мягкость, чувственность? Давно такого не ощущала. Какая-то легкость на душе, радость и предвкушение завтрашней встречи.

И пока мой мозг пытался справиться с тем, что происходит что-то неожиданное и приятное в моей жизни за такой долгий срок, кто-то настойчиво стучится в дверь.

Точно. Наверняка это Леонид.

Я поправляю одежду, вдевая ноги в мягкие тапочки, и направилась в прихожую. Моцарт уже терся рядом, видимо предчувствовал хозяина.

— Это я.

Открыв дверь, вижу Добрынина в домашней одежде. Такой непривычный образ мужчины, заставляющий слегка рассмеяться.

7 глава

— Что смешного?

— Ой, прости, — прикрываю рот ладонью, продолжая улыбаться. — Выглядишь как какой-то гопник.

— Серьезно? — Добрынину точно было не до смеха. Он прихватил с собой какую-то темную толстую папку, придерживая крупной ладонью.

— Ну просто…ох, эти спортивные штаны, как в восьмидесятые.

— Называется, винтаж. Люблю такое, — мужчина проходит в квартиру и опускается вниз, чтобы подхватить Моцарта. Тот всего его облизал.

— Ладно-ладно, — поднимаю ладони вверх, пытаясь успокоиться. Но выглядело и правда очень необычно. Мне казалось, такое уже не носят. — Идем на кухню.

Добрынин уже чувствовал себя здесь, как дома. Мопса отнес на его родное место и уложил, а сам пошел на кухню, в первую очередь, положив на стол папку. Стало любопытно, что же там.

Налила нам обоим чая, поставила на столешницу и только потом села сама. Леонид выглядел вполне уверенно, сложив руки перед собой в замок. Он какое-то время смотрел на полную кружку, наблюдая за медленно струящимся вверх дымком и только потом решил заговорить.

— Лера, у меня есть к тебе хорошее предложение.

— Это я уже поняла. Так что там?

— Ты не хотела бы поработать со мной? — серые глаза были обращены на меня. Можно сказать, немного застал врасплох. Не ожидала услышать от него подобного.

— Ты хочешь помочь мне сделать выставку?

— Хочу показать всем, на что ты способна и что твои картины ничуть не хуже других, — Леонид подвинул ко мне ту самую темную папку, в которой будто скрывалось что-то очень секретное. Но как только я ее открыла, поняла, что там всего лишь контракт, распечатанный специально для меня.

— Но ты ведь не видел моих основных работ, — пока глаза бегали по строчкам, я успевала поднимать свой взгляд на мужчину, который ни разу не шелохнулся, пока наблюдал за мной.

— Твоя правда. Но мне хватило как следует рассмотреть нынешнюю работу. Ты ведь ее почти закончила, верно? — он встал и направился к мольберту. Почему-то мое сердце пропустило удар, но не стала мешать ему вновь на нее взглянуть.

— Да, почти. Но ведь это не совсем то, что я писала прежде.

— Тогда…может ты покажешь все остальное, чтобы я окончательно подтвердил свои догадки насчет твоих способностей творить чудеса? — Леонид криво улыбнулся, скрестив руки на груди. Он остановился прямо возле самого холста, вновь слегка наклонившись к нему. Внимательно рассматривал каждую деталь, что-то для себя отмечал, поглаживая указательным пальцем подбородок.

Я пожала плечами. Нет смысла от него что-то скрывать, тем более, что он собирается и правда со мной поработать. Это хороший шанс, чтобы продвинуть свои работы, показать себя.

— Хорошо.

Встаю со стула, направившись на балкон. Прошла мимо мужчины, раскрыла шторы и заглянула в темноту, сразу же найдя свои картины под тканью. Они стоят на своем положенном месте, о котором знала только я. Решила показать всего парочку работ, чтобы не вытаскивать весь свой склад, сил не хватит возвращать их обратно на место.

— Вот, пожалуйста.

С уголков стряхиваю пыль, которая поднакопилось на столько-то лет и разворачиваю лицевой стороной к Добрынину. И вновь я вижу ошарашенное лицо. Сначала Нина, теперь Леонид. Почему они все так сильно этому удивляются, будто никогда не видели подобного? Ведь не было ничего такого выдающегося в моих работах — реализм с использованием обычного масла, стандартные цвета. Только если…вновь смысл, который я пыталась тогда донести. На холсте я показывала все то, что со мной произошло за все мои восемнадцать лет, когда была заложником тотального контроля и запретов.

Аккуратно поднимаю глаза на Леонида и понимаю, что он еще не отошел от шока. Мужчина подошел ближе, опустившись на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть картины.

— А есть еще? Я обязан увидеть все.

— Но…

— Пожалуйста, Лера, — его голос звучал мягко, с мольбой. Он просил увидеть все, что у меня было. Все то, что я хранила так долго.

Соглашаюсь, оставляя холсты возле дивана. Пошла за остальными — их было еще штук пять разных размеров. Я тогда не особо следила за тем, чтобы писать на одних и тех же холстах, отдавая предпочтение тому, что вообще было под рукой на тот момент.

— Вот. Все что есть.

— У меня только один вопрос — у тебя настолько обширная фантазия или что-то произошло на самом деле? — Добрынин обратил на меня свой обеспокоенный взор, отчего я поежилась, усаживаясь на мягкий ковер рядом с картинами.

Обхватив себя руками, даже слегка расслабилась, позволив себе немного ссутулиться. Леонид, кажется, понял все сразу, присаживаясь рядом со мной, но не позволяя себе и дотронуться до меня, даже если и хотел как-то поддержать.

— Ты мне расскажешь? Это из-за вашей мамы с Мирой?

— Она в принципе — источник наших бед в жизни, — пробурчала в колени, чувствуя на сердце тяжесть. На самом деле, мне все еще грустно, несмотря на то, что это было в прошлом и подобное надо отпускать, чтобы не утопать в этой боли и несправедливости. Но я не могу. Не могу просто так все забыть. Я пыталась жить дальше, мне пришлось из домашней девочки превратиться в ту, которая умеет нормально построить диалог с собеседником, в ту, которая может постоять за себя, если кто-то начнет оскорблять меня и быть той, которая хочет прожить нормально взрослую жить, понять, что такое настоящая любовь и навсегда забыть о детстве, как о страшном сне.

Но все не работает, как по щелчку пальца. Ты проносишь сквозь себя все это по новой каждый раз, когда кто-то спрашивает тебя, почему ты одна, почему твои картины такие странные, будто и правда пропитаны слезами, страхом и душевной болью. И мне приходится вспоминать снова и снова, вместо того, чтобы просто ответить, что все давно в прошлом и там оно и останется до конца моих дней.