У нее началась истерика. Ей понадобилось несколько минут, чтобы хоть отчасти отойти.
— Нет, конечно… Просто, пока они еще не женаты, и пока… м-м… не живут вместе, должны же они как-то выражать друг другу свои чувства? — Волк подпер рукой подбородок и сосредоточенно уставился на нее. Онор почувствовала, что начинает заливаться краской. — Вот и… Ну, вот они и целуются.
— Это такой обычай?
— Обычай? Нет. Зачем обычай? Это не обязательно. Не хотят, не надо.
Никто не заставит. Но они хотят, вот и весь смысл. Понимаешь?
— Не совсем.
Она беспомощно развела руками.
— Раз ты не понимаешь, ничего тут не поделаешь. Детей ведь тоже не обязательно иметь, но они почему-то есть. Это же не обычай, правда?
— Не обычай. Но так надо.
— Сдаюсь, — она упала спиной на траву. — Я сдаюсь. Когда-нибудь сам поймешь.
— У нас нет такого.
— Уж это я поняла. Надо же, какая чистота нравов. Впрочем, я ведь скорее исключение из правил. Большинство девушек выдают замуж за выбранный их родителями денежный мешок или титул, или и то, и другое. Они до свадьбы едва ли обмениваются парой фраз, какие уж там поцелуи. Это… так, тайком, если повезет.
— У бледнолицых странные обычаи. У гуронов отец не станет неволить девушку, если она не хочет.
— Приличная девушка не знает, хочет она или нет. Она посещает балы под присмотром родителей, которые присматривают ей выгодную партию. Все остальное время она сидит дома и не ходит дальше церкви. Откуда ей знать?
— Странный обычай. И они потом довольны, эти женщины?
— Кто-то да, а кто-то нет. Кому это потом интересно?
— И если нет, они возвращаются к родителям?
— Что ты, никогда! Это навсегда.
— Странно.
— Ты прав. Кто-то тихо горюет, кто-то тихо изменяет, каждая как-то устраивает свою жизнь.
— А ты, Лилия? Что хотела делать ты? Ты стала женой старца, — она подсунула себе руку под голову, чтобы было удобнее, и, глядя в небеса, ответила с чистосердечностью, которая всегда шокировала всех, кто хорошо ее знал.
— Я? Не знаю. Пожалуй, изменяла бы, но очень тихо. И надеялась, что однажды он навеки даст мне свободу.
— В твоем сердце есть жестокость.
— Знаю. Но я только искренне говорю то, о чем другие молчат. И мне кажется, ты можешь понять меня.
Он протянул руку, помогая ей встать. Они углубились в лес, продолжая переговариваться вполголоса. Наконец, разговор стих, и они молча боролись с зарослями, переступая через колючий бурелом.
Красный Волк все чаще с беспокойством прислушивался к таинственным звукам леса. Онор ничего не слышала, но знала, что понапрасну Волк не станет волноваться, он не паникер, это уж точно.
— Что там, Волк? — нервно спросила она.
— Я еще не знаю, Лилия, но я чувствую присутствие врага.
— Почему именно врага?
— Потому что друзьям здесь взяться неоткуда, — отрезал он.
Они шли еще некоторое время, затем Волк остановился, уставившись в землю.
— Смотри.
Она подошла поближе, но не увидела ничего, кроме золотистого песка.
— И что, Волк?
— Не видишь, следы, — она действительно разглядела, что по песку недавно ходили, но не видела в этом ничего странного.
— Это следы алгонкинов. И совсем свежие, — сказал Волк.
— Почему именно алгонкинов? — Онор подумала, что у Волка должно быть железное терпение, чтобы отвечать на все ее вопросы.
— Посмотри на этот отпечаток. Видишь, какой заостренный. Такие мокасины шьют алгонкины. Наши племена враждуют давно.
Онор знала, что в местной политике ей все равно не разобраться. Надо принимать жизнь такой, как она есть…
— Что ж, Волк, твой единственный солдат поступает под твое командование, — она иронически усмехнулась. — Какие будут распоряжения?
— Сворачиваем на ту тропу, — они нырнули в густые заросли, где, по-видимому, давно не ступала нога человека. — Лилия, слушай меня. Делай все, как я скажу. Эта дорога ведет в форт, который давно сгорел, — до Онор донесся боевой клич, но Волк не обращал на него внимания. — Беги туда. Не задавай вопросов. Я их задержу. Закрой ворота на засов. Спрячься, где сможешь. Беги!
— А ты?!
— Скорее. Я знаю, как пробраться туда. Я тебя догоню. Обещаю.
Ей не оставалось ничего, кроме как послушаться. Все равно от нее не будет проку, если нападут индейцы. Боевой клич прозвенел уже совсем близко. Волк обнажил свое оружие, его зоркие глаза внимательно оглядывали безобидный пейзаж: изумрудные травы, яркую зелень высоких сосен, веселые солнечные блики кругом. Онор помчалась со всех ног. Действительно, как и утверждал Волк, скоро она увидела, что на вершине холма чернеет бревенчатый дом, обнесенный высоким частоколом. Ворота были не заперты.
Она вбежала туда…Но кто-то занял убежище до нее. Во дворе высокий мужчина в кожаной безрукавке рубил дрова. Это был белый человек, бородатый, очень крупный, с широким лицом и большим носом.
— Ты откуда, крошка?
— О месье, — она еле отдышалась. — Индейцы…
Он раскатисто рассмеялся.
— Нет здесь рядом никаких индейцев. Тебе померещилось, малышка. Подика сюда.
Она приблизилась, и он снова расхохотался.
— А ты миленькая, крошка. То-то Френки обрадуется, — он ударил топором по бревну так, что он остался торчать. — Ну-ка, малышка, пойдем в дом. Не смущайся. Мы с Френки там неплохо обосновались, тебе понравится. Хочешь виски? Шотландский…
Ей не нравилось все это, ох, как не нравилось. Но отступать было некуда.
— Я… подожду здесь моего друга, — сказала она. Но бородач схватил ее за руку и грубо втащил в дом.
— Что вы делаете?! — вскрикнула она. — Оставьте меня!
Его смех резал ей слух. Он толкнул ногой дверь, и она захлопнулась с противным скрипом.
— Ну-ка, крошка, покажи, на что ты способна.
Она вырывалась, но не могла высвободить руку.
— Да не дергайся ты, — резко прикрикнул на нее бородач и рывком притянул ее к себе. Огромные руки сжали ее, как игрушку.
— Оставьте меня в покое! — закричала она. Он ударил ее по щеке и швырнул на пол.
— Не смей отказывать мне, слышишь, ты!
Она отбивалась и кричала, умудрившись расцарапать ему лицо и прокусить до крови ухо. Он только разозлился, выругал ее и всем своим массивным телом навалился на нее. Он был невероятно тяжел, но ловкости ему недоставало. Онор упорно отбивалась, не очень-то веря в успех. Ее силы убывали. И тут бородач неожиданно захрипел, и из его горла показался заостренный кончик стрелы. Отпустив руки Онор, он схватился за стрелу, его глаза округлились, и он упал мертвым, прижав Онор к земле. Огромное обмякшее тело весило столько, что Онор не могла отбросить его. Наконец, убитого рывком оттащили в сторону, и Волк нагнулся над ней. Она позволила ему поднять себя, но шок никак не проходил, и спустя четверть часа она все еще истерически рыдала у него на груди. Волк не тревожил ее утешениями. Он спокойно ждал, пока она выплачется и успокоится. Красная от стыда и обиды, потрясенная до глубины души, Онор ожидала, что Волк скажет что-то вроде:
«Видишь, каковы все бледнолицые». Но он не сказал ничего. В его сильных руках она пришла в себя и успокоилась скорее, чем можно было ожидать.
— Их здесь двое, — вдруг вспомнила она. — Где-то здесь должен быть еще один.
— Но ты больше не одна, — напомнил Волк. Этого было достаточно, чтоб ее ужас отступил.
— А индейцы? — спросила она.
— Алгонкины? Я отвлек их. Они сбились со следа. Но скоро они все поймут и будут здесь.
— Тогда уйдем отсюда?
— Безопаснее пока быть здесь. Мы уйдем позже.
— Хорошо, — Онор, не колеблясь ни секунды, положилась на Волка.
Судя по всему, он знал, что делает.
Онор огляделась. Вокруг висели охотничьи трофеи. Громадная кабанья голова злобно взирала со стены.
— Охотники, — проговорила Онор мрачно. — Бедные звери.
Она открыла двери в комнату и поглядела наверх. Потолок прогорел, и над головой было ясное небо. Похоже, в эту единственную сохранившуюся в форте комнату снесли всю уцелевшую от огня мебель. Там было тесно и грязно. В погребе форта оказалось предостаточно провизии. Они воспользовались запасами бывших хозяев, а тело бородача Волк столкнул в погреб. Оно с грохотом рухнуло вниз, скатившись по крутым ступенькам.
