– Смотрю, славяне, разнообразием имён не балуете. Нил Нилыч, как обстановка на море?

– Так мы же старшие сыновья, вот и несём традиции пращуров. Обстановка, прямо скажем, напряжённая.

– Что так, Нил Нилыч?

«Эх, Михайло Ламбертыч, – Нил, объединив оба варианта моего имени и отчества в одно, стал жаловаться, – совсем распоясались американцы. Китобои, да охотники на морского зверя с пушками, да оружием грабят эскимосов, за людей их не считают. А ты, как погляжу, с индейцами дружбу водишь?»

– Вожу дружбу. Они намного честнее белых американцев. А на острог янки нападают?

– Нет, здесь они могут продукты подкупить, подремонтироваться, да добытые нами шкурки скупают. У нас всё же крепостица с пушками, а не обычные иглу эскимосов. Правда, поселение у нас маленькое, всего триста человек наберётся, а вот севернее стоит настоящая крепость Святого Михаила, тёзки твоего. Там жителей больше тысячи обитает. Далее на север лишь поселения эскимосов. На юге встречаются поселения православных вплоть до самого Кодьяка.

– Да, Нил Нилыч, древнее оружие у вас. Коли пираты навалятся – несдобровать вам.

– Ходили под парусом в Георгиевскую крепость, жалились. Так у них у самих толком ничего нет.

– А есть карта Аляски с нашими поселениями и кораблик, чтобы до Кодьяка дойти?

– Нет у нас ни карты, ни каяков. Это тебе в Михайловскую плыть надо.

– Ладно, хрен с ними. Благодарим за рассказ, Нил Нилыч, своим ходом дальше пойдём.

– На каноэ по морю?! Так и до беды недалече! Перевернётесь.

– И то верно, волна в борт ударит и привет. Задержимся тогда у вас на денёк – катамараны делать будем.

– Что это такое мудрёное слово?

– Увидишь. Наверное у вас тоже такое есть, только по-другому называется. Слушайте, мужики, а меха у вас остались? Я куплю и цену дам хорошую.

– Были, да скупили у нас моряки американские, и с крепости Святого Михаила купец Игнатий приплывал.

– Если не секрет, почём сдаёте?

Я знал цены на пушнину в Ново-Архангельске, в Сан-Франциско у Джонса, а ещё он рассказал мне о ценах в Европе и России. Например, в Москве за пару чёрных соболей давали сто рублей, "седой" чёрный соболь стоил до 70 рублей, а канадские соболя шли вполовину дешевле. Хорошая чернобурка оценивалась в 60-70 рубликов, а хорошая скаковая лошадь всего в 50 целковых. Меха куниц, кошек и лисиц меряли «сороками» штуками, а белки продавались сотнями в лоте, и цена была от половины рубля за шкурку. Так же по цене сильно различались цельные шкурки и обрезки – брюшки, хвостики или лапки. А в Европе, Турции, Персии и Америке русские соболя стоили в несколько раз дороже. К слову говоря, с якутов и других туземцев Зауралья и Сибири подати достигали 12 соболей с мужчины в год – это был самый высокий налог, действующий в отдельных областях. Для большинства жителей северных народностей ясак начинался с трёх соболиных шкурок. Продолжив разговор, предложил свои услуги.

– Ежели в будущем году набьёте зверя, я купил бы шкурки благородного меха. Вот такую цену дам. От оленьих, волчьих и иных шкур тоже не откажусь – они нам для вигвамов и одежды пригодятся.

– Хорошие цены. А не врёшь?

– Зачем же мне врать? Собирайте. На следующий год от меня людишки по реке придут. Наверняка будет кто-то из этой молодёжи, а, может, и я сам доберусь. А ежели у вас в закромах остались припасы, так возьму и сразу рассчитаюсь. Только барахло не подсовывайте. Брать буду хороший товар, мне его в Америке бизнесменам сдать надо.

– Корней, наскребём по сусекам ещё мехов?

– Поздно ты, мил человек, приплыл, но кое-что найдём. За такую цену и свои личные припасы выложим.

– Давай, Корней, несите.

Мужики вынесли по десятку отличных шкурок песцов, черно-бурых лисиц, сотню куньих, да десяток волчьих шкур. Покупал я поштучно. Товар был отличный, так что, не торгуясь, за штуку платил по червонцу, а за пару чернобурок по двадцатке. Это не Москва, а Аляска, но заплатил я раз в пять раз дороже, чем давали местные купцы.

– Нил, вы на будущий год барахло купцам сдайте, а хорошее мне оставьте. Не обижу!

– Точно советуешь, чтобы нам и с купцами не рассориться, и прибыток поиметь.

Мы откушали в деревне, чем Бог послал, договорились о сроках нашего будущего прибытия, познакомились с жителями. На следующий день срубили молоденьких деревьев, с их помощью верёвками соединили лодки в пары, получив катамаран, и уплыли.

– Бать, дороговато купили?

– Пит, мы закладываем фундамент отношений, поэтому переплаченная сотня сейчас в будущем окупится тысячами. Среди родных этих аборигенов молва пойдёт о нас, а те для нас лучший товар оставят, и не десяток штук, а сотни. Понимаешь?

– Точно! Вот ты умный, батя.

– Поживёшь с моё, тоже голова как энциклопедия станет.

Выйдя в Берингово море, сразу почувствовали, как отличается плавание по реке и по морю. Шли мы вдоль берега на вёслах.

– Батя, запаримся грести.

– Мышцы качай. В остроге подрядим рыбаков на каяке, на парусе дойдём до Кодьяка.

Так за разговорами отряд прошёл километров десять при лёгком волнении, которое в этих широтах за полчаса могло превратиться в хороший шторм. Вдруг вдалеке увидели мачты двух парусников, бросивших якоря недалеко от берега.

– Корабли, бать.

– Это плохо. В море для нас любой корабль враг, потому что непонятно, кто там. Ограбят – это полбеды, а если пристрелят? Гребём к берегу и идём на разведку.

Катамараны причаливали к берегу, парни выскакивали на берег, сразу вбивали в грунт деревянные колья и вытаскивали лодки, заякоривая их верёвками к колышкам. Управившись, я, Боб, Сит и Биг отправились на разведку. Корабли стояли километрах в семи от нашего места, так что часа через два мы добрались до нужного холмика и стали наблюдать.

Матросы с кораблей грабили стойбище инуитов, по ходу дела развлекаясь с девицами. Бледнолицые отбирали меховые шкурки, резали оленей, занося их трупы для разделки на палубы кораблей. Туда же загоняли молодых девушек.

– Сволочи!

– Да, Серж, разбойники без совести.

– Китобои?

– Судя по типу кораблей, склоняюсь к тому, что это охотники на более мелкую добычу, типа каланов или котиков. Как парусники называются? Вижу, на одном «Walrus» написано, а второй "Beelzebub".

– Чего это они корабль «Вельзевулом» назвали?

– Не знаю. Но под таким названием плавать я точно не буду.

– Дядя Мик, чего делать-то будем, поможем?

– Сейчас мы ничего не сделаем. Команда одного судна составляет человек сорок, здесь два корабля. Получается, что против десяти наших у них восемьдесят стволов будет, так что в открытую нападать не вариант. А вот вечером, когда команды разделяться, их пощипать можно.

– А если уйдут к вечеру?

– Тогда отложим расчёт.

В селении обстановка не радовала: у кого-то жилища, по-местному иглу, были развалены, у кого-то целы, возле некоторых на земле лежали убитые мужчины. Одни жители сидели возле разорённых жилищ, другие бесцельно бродили между яранг, плакали дети. Пища, рога, шкуры и пойманные для удовлетворения команды молодые эскимоски перевозились шлюпками на корабли. Бесплатно пополнив запасы, они снова уйдут на промысел.

К семи вечера стало смеркаться. Что надо мы высмотрели, поэтому отправились назад, а в сгущающихся сумерках расселись по катамаранам и погребли к кораблям. Суда остались на ночь, стоя на якоре метрах в двадцати от берега. На них шла пьянка. Подойдя поближе, мы вновь вытащили катамараны на берег, а последний разгрузили. На нём я с индейцем, Дэмом и Павлом направились к кораблям. Остальные шли пешком по берегу. В темноте нас было трудно заметить, а на берегу парни наткнулись на нескольких туземцев, которые отстранённо сидели, проигнорировав ребят и индейцев.

Мы подгребли к ближнему кораблю с названием «Морж». Индеец закинул лассо, зацепив его за выступающую надстройку кормы, а я снял куртку и полез наверх. Следом взобрался Пашка, а Биг и индеец погребли к берегу за новой парой бойцов. На палубе находилось четверо нетрезвых матросов, пьющих какое-то вонючее пойло, запах которого доносился даже до нас. Вместе с бугаем Пашкой мы взяли их в ножи, сдвинув трупы к борту судна под принайтованную шлюпку. Вскоре прибыла помощь из остальных членов отряда. На корме обнаружили ещё пятерых некультурно отдыхающих морячков. Навалившись толпой, зарезали и этих разбойников.