— Думаешь, фельдмаршал в случившемся не виновен? Да, и ещё один род, вызывает у меня беспокойство, — произнесла императрица.

— Пётр Семёнович верен присяге, ни в каких подозрительных встречах не замечен и осуждает племянника. Мы недавно ознакомились с его письмом, где он настоятельно просит Сергея Владимировича прекратить прожигать жизнь и отправлять в армию. Мол, именно там он будет наиболее полезен для державы. А вот Шуваловы, будто не знают о существовании Иоанна Антоновича, — Шешковский верно уловил, про кого спросила правительница, — Все серьёзные представители данного семейства ни разу не обсуждали наследника. Это гораздо опаснее, нежели открытое проявление своих мыслей. Поэтому за всеми влиятельными персонами и их друзьями установлен строжайший надзор.

Так как Екатерина молчала, а идея с ловлей исходила от опричника, он продолжил доклад.

— Мне кажется, что надо последовать пожеланию старого фельдмаршала, — увидев вопросительно вскинувшиеся брови самодержицы, Шешковский пояснил, — Если молодым людям скучно в столице, а они желают верой и правдой послужить отечеству, то мы им поможем. Гвардейцы пусть отправляются в действующую армию. Касаемо масонов, то среди них много людей образованных и толковых. Некоторые являются чиновниками высокого ранга. Так, пусть тоже послужат России. Есть множество должностей в провинции, требующих грамотных людей. Кого-то можно отправить посланниками в Европу, если в Сибирь не захотят.

Императрица улыбнулась и оценила кивком неказистую шутку опричника. А ведь он дело говорит. Если сейчас разрушить складывающиеся коалиции, то она получит передышку на два или три года. Часть сомневающихся, ещё не прибившихся к какому-либо лагерю, несколько раз подумает, прежде чем делать подобный шаг. Противиться её прямому приказу никто не будет, даже, несмотря на закон о вольностях. Только делать это надо осторожно и тонко. Здесь она будет думать, и советоваться с Суворовым. Заодно империя получит несколько десятков полезных и талантливых людей, ныне прозябающих в праздности. Ведь многие из них обсуждают, как помочь России. Вот пусть и делают это на службе. Но как быть с Шуваловыми?

А ещё Екатерину мучило непонятное подозрение. Императрица даже сам не могла верно описать, что тревожит её душу. Просто есть какое-то ощущение неправильности, не дающее покоя. Вроде большая часть недовольных выявлена. Да и сам наследник, будь он не ладен, невольно показал уязвимые места, буквально прикипев к обретённой семье. Но почему ей так тревожно? Переведя взгляд на список, она сделала несколько приписок и произнесла.

— Продолжай далее служить также верно, Степан Иванович. Хочу признать, что изначально сомневалась в твоей задумке. А сейчас вижу, что можно убрать некоторых людей и заодно заставить их приносить пользу России.

Немного помолчав, она добавила.

— Ласунского в ссылку и пусть сидит в деревне. Раз уж Михаил Ефимович такой неблагодарный, то пусть радуется, что едет в Московскую губернию, а не Иркутск, — Шешковский кивнул, явно одобряя решение Екатерины, — Салтыкова и остальных офицеров в армию. Сам реши куда. Но пусть едут туда, где они вскоре смогут проявить себя в сражениях и подальше от столицы. Нижние чины и слуг, участвовавших в каверзе, выпороть. Ступай. Об остальных я объявлю позже.

Смотрю на лежащую рядом женщину и понимаю, что готов любоваться этой картиной бесконечно. Идеальный овал лица, изящная шея, манящие полушария, выглядывающие из-под одеяла. Мы немного утомились и решили отдохнуть. Благо в воскресенье у меня нет занятий, к семье я съездил с утра пораньше, где и отстоял службу. А затем во дворце появилась гостья, стремительно ворвавшаяся в мою обитель, не замечая никаких преград.

Не сдерживаюсь и провожу рукой по упругой груди. В ответ соски сразу набухли и стали твёрдыми. Двигаю руку ниже и глажу животик. Далее, моя ладонь, будто ведомая чужой силой, опускается ниже. В ответ Анна судорожно вздыхает и открывает свои глазищи. Я же просто тону в двух изумрудных омутах. Одновременно чувствую возбуждение и стыд. Будто сейчас происходит, что-то недозволенное, хотя осознаю глупость подобных мыслей. Из-за подобной стыдливости решаю убрать руку, но меня тут же останавливает лёгкая ладошка.

— Не надо. Мне так хорошо! — томно произносит графиня, меня же охватывает нешуточная дрожь.

Догадавшись о моих чувствах, Анна ловко переворачивается, напомнив кошку, с которой ей сравнил Панин. Лёжа на боку уже, она начала водить пальчиком по моей груди. При этом, не позволяя убрать ладонь, сжав её бёдрами.

— А вы делаете невероятные успехи, Ваше Высочество, — шёпот прямо в ухо буквально пробирает до мурашек, которыми прикрылось моё тело.

Что же она со мной делает? Осознаю, что попал в её сети, но ничего не могу с собой поделать. Вернее, не хочу.

— Ну что же ты застыл? Действуй, я ведь сама с трудом сдерживаюсь.

Под хохот довольной Анны я жадно начинаю целовать её тело и затем вхожу в горячее от предвкушения лоно. Боже, какое это наслаждение!

Отдышавшись и немного успокоившись, я просто лежу, разглядывая искусную резьбу, украшающую огромную кровать. Да, теперь вместо лавки и неудобной койки, я сплю просто на роскошном ложе. Но сейчас речь не о нём. Наша первая встреча с Анной наедине, оставила совершенно иные ощущения, и я, грешным делом, подумал, что более их не будет.

Выезд у меня непростой и по настоянию испанца состоит из двух саней. В первых едет охрана, а во втором я с Пафнутием. Камердинер должен постоянно сопровождать меня в поездках, к чему надо относиться с пониманием.

— Вас ждут!

Произнёс разряженный дворецкий, наблюдая, как у меня принимают шубу, а мальчик-слуга стягивает галоши с моих сапог. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и иду по красиво расписанной анфиладе. Около одной из дверей стояла немолодая служанка, сделавшая книксен и открывшая створку.

Захожу в комнату, и меня сразу бросает в жар. И дело не в тёплом воздухе, а понимании, что я оказался в женской спальне. Кровать под балдахином, два резных шкафа и туалетный стол со стоящим перед ним стулом, не оставляли иных версий. А раздавшийся из-за балдахина звонкий голос с толикой насмешки, убедил бы даже дубину. Именно её я сейчас и напоминал, застыв аки столб.

— Ваше Высочество, проходите. Поверьте, я не кусаюсь.

Делаю первый неуверенный шажок, затем второй и подхожу к кровати.

— Ну что же вы? Смелее?

Какой же у неё красивый смех!

Отодвигаю тонкую ткань и наблюдаю божественную картину. Графиня лежала на белоснежной простыне, прикрывшись тонким одеялом. Далее я весьма смутно помню происходящее.

Вот изящная рука приближается к моему камзолу и тянет на себя. Я падаю рядом с дамой и совершенно не знаю, что делать далее. Нет, иногда Майор рассказывал мне про своих женщин и даже с некоторыми подробностями. Иногда излишне откровенными, что я осознал немного позже. Но в тот момент тело будто одеревенело.

Далее помню, как тонкие руки ласково гладили моё лицо и затем стянули камзол с рубахой. Чуть позже я догадался стянуть неудобные кюлоты, подштанники и запутался в чулках. Новое журчание, коим являлся смех графини.

— Ваше Высочество, чулки можно не снимать.

Далее меня тянут на постель и за последующие действа мне просто стыдно. Сначала я умело направляемый Анной проник в её лоно, а потом, после нескольких толчков, умудрился измазать простынь. Затем, успокоившись после слов женщины, спокойно наблюдал, как вызванная служанка сменила бельё и обтёрла меня влажной тканью. А далее, всё. Моё тело одеревенело по-настоящему и никак не реагировало на ласки красивой женщины.

— Не переживайте, — попытались меня успокоить, но безуспешно.

Всеми мыслями я уже был дома и хотел зарыться под одеяло, дабы никто не видел моих пылающих щёк. Какой позор! Так оконфузиться!

Через какое-то время графиня поняла моё состояние или просто проявила должный такт. В общем, меня отпустили. Одевался я с невиданной скоростью, также быстро и выскочил из дворца. Далее была дорога, когда меня одолели тяжёлые думы. Не могу себе простить подобного происшествия.