— Как у тебя всё просто выходит, а мне такие турусы на колёсах подпускали, что впору за миллионными займами в банк обращаться, а потом ещё года три ждать первых результатов, — сделал государь пометку в блокноте, дважды подчеркнув её красным карандашом.

Судя по всему, кому-то в ближайшее время крепко не поздоровится.

На мои бумаги Рюмин поставил размашистую резолюцию: — «Срочно! К оформлению».

— Если морем в тебе места пробиваться, или по суше дорогу торить, то в три года можно и не управиться, — пожал я плечами, — А я пока без дорог обойдусь.

Минут пять мы ещё поговорили о Маньчжурии, а потом государь стал посматривать на часы. Намёк я понял и в темпе откланялся. Мне ещё по магазинам нужно пробежаться, подарки для Камышина закупить.

Двенадцатое ноября 212 года от Начала.

Одиннадцать тридцать утра. Франция. Париж. Уютное кафе на Монмартре.

— Как я тебе и говорил, Арни, никакого толку от моего выступления не случилось, — лениво проговорил высокий худой шатен, без всякого интереса ковыряя вилкой свой салат, — Да, меня выслушали. Назвали пессимистом и ни один член Парламента даже в комментариях по моему выступлению не отметился. Вся моя десятиминутная речь ухнула, словно камень в болото. Без шума и всплеска.

— Это пока. В колокола ты начал бить первый и твою речь ещё не раз вспомнят, — с улыбкой ответил ему собеседник, невысокий толстячок лет шестидесяти, начинающий заметно лысеть, — Когда придёт время, это пойдёт тебе в плюс.

— Не знаю, наступит ли когда такое время, а выборы у меня через полтора года.

— Жерар, испокон веков Франция была государством — рантье. Ни одна из отраслей нашей промышленности нам никогда не приносила столько денег, сколько мы получали и получаем от своих зарубежных вложений. И до недавнего времени даже мне казалось, что это грамотная стратегия. Напечатай побольше денег, вложи их в прибыльные предприятия в других странах, и снимай сливки. Довольно простой алгоритм бизнеса, с несколькими степенями банковской проверки на надёжность. В прошлой истории американцы так десятилетиями жировали, печатая всему миру свои деньги. Это же гениально! Убедить весь мир, что твои деньги — самые правильные!

— Ага, а несогласных расстрелять, или их соседей уничтожить, чисто в назидание остальным. Но у нас что-то пошло не так, тебе не кажется? Может, пора о войне подумать, раз мирная модель перестаёт работать. Те же американцы ведь не случайно свой нос совали, куда только могли. Они за свой доллар ратовали, и не за что иное. Помню, я как-то раз просто ржал, читая одного историка. Он описывал, как вояки из США напали на другую страну, по просто смешной причине — якобы там производят химическое оружие. Им не отказывали в проверках, но Америке нужен был свой, ручной правитель, и они начали войну из-за своей же выдумки. Тысячи жертв, разрушенные города, отдельная специальная операция ради персонального убийства лидера суверенного арабского государства, а в итоге никакого химического оружия в стране не оказалось! Точнее, оно было. Около пяти тысяч химических гранат с собой привезли сами американцы, чтобы насаждать политику доллара, борясь против демонстраций народа. Даже у нас половина членов Парламента после такого фиаско подали бы в отставку, а в Америке — нет. Они попросту сделали вид, что ничего особенного не случилось, и весь мир тогда это съел. Вот она — страшная сила всемирных денег!

— Пока наши франки день ото дня теряют свою покупательную способность. Если подобная тенденция продлится ещё год — другой, то те же русские или немцы скоро начнут наши деньги на вес покупать.

— Я с тобой согласен. Время больших перемен не за горами. Если франк рухнет, то не удержатся у власти и те, кто его перепроизводство поддерживал все эти годы. Думаю, что в ближайший год ты сможешь набрать себе в партию достойных соратников, а за нужными материалами, компрометирующими ваших соперников, дело не встанет. Наше время придёт, когда во всей Франции и в её колониях грянет финансовый хаос!

Поглядев с высоты Монмартра на обычную дневную суету Парижа, Жерар подумал, что скоро он так же, свысока, будет смотреть на буржуазию и рантье, пытающихся спасти свои капиталы.

Тринадцатое ноября 212 года от Начала.

Камышин. Коттеджный посёлок Средиземноморье.

Наверно, стоило бы рассказать, как я обрадовался, заметив знакомые очертания Камышина, с характерным рисунком устья реки Камышинки, громадой княжеского замка, раскинувшимися постройками Хлебной пристани и геометрически выверенным рисунком моего коттеджного посёлка Средиземноморье. Но нет. Ничего у меня нигде не ёкнуло, хотя осмотрел я всё перечисленное с интересом.

Приземлились мы на заднем дворе моей усадьбы, отстрелив аварийные якоря. О прилёте я никого не предупредил, поэтому никто нас не встречает, а пиропатроны в якорях давно пора сменить на свежие. Иначе они отсыреют и в необходимый момент могут не сработать. Из минусов такой посадки — от неё очень много шума. Если из охотничьего ружья дуплетом пальнуть, то каждый пиропатрон посерьёзнее ружья звучит. Другими словами — теперь весь коттеджный посёлок знает, что князь прилетел, а с учётом того, что тут телефоны в каждый дом проведены, то не пройдёт и пяти минут, как новость по городу разнесётся.

Думаю, теперь ни у кого язык не повернётся сказать, что я к своим любовницам, как тать ночной пробираюсь, боясь, что меня кто-то заметит. На виду всего города, с шумом и грохотом прибыл.

А вот и они, мои красавицы! Успели примчаться, пока мы дирижабль к земле притирали, и на крыльце меня с хлебом — солью встречают. Недаром я их в ближайшие соседи определил. Господи, похорошели-то как!

Сначала, как и положено, меня вдоволь накормили — напоили. Усадьба тётушки, переделанная под мой вкус, стоит ухоженная. Видно, что здесь прибираются, за посадками следят и несмотря на ноябрь, в доме тепло. Впрочем, тепло должно быть во всех домах этого посёлка. Полное благоустройство Средиземноморья проектом предусмотрено.

— Ты не представляешь, какие вокруг нас соседи! Тут и судья, и почтмейстер, и банкир, и капитан парохода.

— Двое художников, писатель, профессор археологии и много-много других интересных и важных людей.

Если кто думает, что кормят меня Валя с Алей в полном молчании, то нет. Разве что речами они стали чуть более степенны и паузы на секунду больше делают.

— Нормально вы с ними уживаетесь?

— Все же знают, что мы твои представители, а ты — национальный герой, — как нечто само собой разумеющееся высказала Алефтина.

— Это как так вышло? — изобразил я весёлое недоумение, собираясь вступить в неравный поединок со своим старым соперником — маринованным маслёнком.

Почему неравный? Так их тут десятка два, против меня одного.

— Ты думаешь, наше Средиземноморье само по себе ожило и украсилось? Тут после строителей настоящее поле боя осталось. Смотреть страшно. Всё в ямах, битом кирпиче и прочих непотребствах. Мы с Алей взялись выправлять это дело, а нас никто слушать не хочет. Мы поплакали немного, а потом сообразили доверенности перечитать, что ты нам выдал для заключения договоров по «протезам».

— Теперь они у нас под стеклом в гостиных висят. Видел бы ты лица подрядчиков, когда мы их при архитекторе и присяжном поверенном в договора тыкали, по которым за ними куча работ невыполненных нашлась. Деваться-то им некуда, согласно твоим доверенностям мы были вправе требовать исполнение всех условий договора, а то и в суд могли подать, как твои полномочные представители. Все подрядчики у нас через неделю такие смирные стали, как тараканы при виде тапка.

— Хорошо, что все договора по этому строительству у отца хранились и архитектор нам согласился помогать с консультациями. Тут столько работ оказалось не сделано! Зато какие теперь аллеи и тротуары у нас! В городском парке таких нет.