Приехав, я не поленился пройти до стоянок самолётов, которые сейчас заняты одними штурмовиками, попутно поглядывая на посты охраны и порядок на территории. Неплохо. Территория ухожена, и казаки на постах бдят. У двоих заметил на груди орден имени меня.

Бронзовые Благословенные Рюдзины были мной вручены первой группе из пятидесяти казаков, высадившейся на причалы Цусимы. По слухам, ордена — обереги оказались казаками высоко оценены, и если по значимости не дотягивали в их глазах до Георгия четвёртой степени, то совсем чуть-чуть.

— Добрый вечер, — постучав, зашёл я в дом, занимаемый Филатовым, попутно разглядывая его устройство и спартанскую обстановку.

Надо будет эти дома как-то обуютить. Переночевать здесь вполне можно, а чем в другое время заняться, непонятно. Три комнаты, одна из которых поменьше, с одной койкой, и две комнаты, в которых стоят по две казённые койки. Раздельные душ и туалет, и небольшой закуток со столом, где при некоторой фантазии можно разместить кухню. Армейский стандарт для временных домов командного состава в военных городках. Для кормёжки существует столовая и буфет при ней.

Надо бы ещё что-то придумать, а то не пойдёт народ в пилоты, если увидит, как скучно и невесело они живут. Романтика романтикой, но об неустроенный быт не одна любовь разбилась, а это чувство поглавнее романтики будет.

— Проходите, Ваше Сиятельство, — услышал я голос Степана Степановича из крайней комнаты, — Дайте мне пять секунд, я сейчас переоденусь и выйду. Увидел вас в окно уже перед самым домом.

Переоделся Филатов действительно очень быстро. В ладно подогнанной полевой форме архимага, введённой недавно в Академии, и с боевым орденом на груди, он, даже по меркам гвардейцев, смотрелся очень неплохо.

— Где нам удобнее поговорить? — с некоторой растерянностью оглядел я дом, понимая, что тут, кроме, как на кровати, даже некуда присесть.

— Может, в старый буфет пройдём? Там довольно уютно, — предложил он, уловив моё замешательство.

— Первый раз про него слышу. А что это обозначает? — удивился я необычному названию, — Впрочем, пойдёмте. Дорогой расскажете.

— Тут же когда-то было лётное поле для одних только дирижаблей, — начал объяснять Филатов, бодро двинувшись наискосок, через вновь отстроенный типовой армейский посёлок из блочных строений, — А при нём, соответственно, имелся зал ожидания и буфет. Сейчас, понятно, что территория увеличилась и как бы надвое разделилась, но небольшой пассажирский дирижабль, как и раньше, четыре раза в месяц прилетает, если погода позволяет. Зато буфет теперь из-за аэропорта расцвёл, словно подснежник по весне.

Странно, вроде прибывали мы на это поле, когда ещё не было аэропорта и всех новых строений, а довольно большое одноэтажное здание, в старом стиле, с лепниной и колоннами, я не приметил. Впрочем, поле сверху я не рассматривал, а сели мы так, что здание старого аэровокзала оказалось у меня за спиной, прикрытое гондолой.

В буфет мы зашли, пройдя через большой пустой зал прибытия, со множеством скамеек и не очень чистыми полами. Стены с облупившейся краской, выбитая от времени лепнина под потолком и грязные окна. Не самый лучший вид, впрочем, как и у всех заброшенных и малоиспользуемых помещений.

В буфете было уютно. Всё та же лепнина под потолком, но в отличном состоянии, дорогие шторы и люстры, массивные колонны по не очень большому залу, тёмный паркет, приличные стулья и столы, накрытые накрахмаленными скатертями, цветы и даже несколько приличных картин на стенах. В основном, с видом моря.

Я был в плаще — накидке, а полевая форма Филатова на немногих сидящих в зале людей особого впечатления не произвела. Оглядевшись, мы присмотрели свободный столик в углу зала и там расположились, не привлекая к себе внимания.

Подошедшей опрятной официантке сделали заказ. Я себе выбрал салат из морепродуктов и кофе с лимонным бисквитом, а Филатов заказал рыбную нарезку, лимон и томатный сок.

— Как настроение у наших курсантов? — спросил я у их куратора, с удовольствием осматривая чистенький зал.

Пожалуй, я поторопился с оценкой скучной жизни пилотов. Есть у них отдушина в виде хотя бы этого буфета.

— Настроение боевое. Гадают, какие награды получат за Цусиму. Про Окинаву понимают, что их участия там не было, но её пляжи частенько вспоминают, — очень спокойно и размеренно ответил Филатов, что придавало весомость его словам.

Есть у меня один специалист по наградам, — позволил я себе лёгкую улыбку, — Он такие рапорты писать умеет, что награда всегда выше ожидаемой выходит. Скажите, а тут всегда так мало народа? — взглядом повёл я по залу.

— Сейчас время ужина. Все, кто при аэродроме, в столовой. Да и музыканты здесь только в семь начинают играть. Часам к восьми вечера мест здесь точно не будет.

— Как дела у Константина Семёновича. Он последнее время работал над увеличением дистанции заклинаний. Получается что-нибудь?

— На то он и Шабалин. На момент нашего отлёта, насколько я наслышан, он преодолел рубеж в пятнадцать километров и сильно досадовал, что вы в отъезде, — одними глазами улыбнулся Филатов, прекрасно зная, кто у Люцефера теоретической магии подрабатывает в качестве смертника — испытателя и белой лабораторной мыши.

Мы замолчали, ожидая, когда официантка расставит принесённые блюда.

Что могу сказать. Морепродукты приготовлены исключительно. И судя по отдельным фигурам на его приготовление пошли особи очень крупного размера. По крайней мере в столице я не встречал кальмаров, осьминогов и гребешков такой величины, чтобы из них можно было вырезать розочки, маки и ромашки. У Филатова тоже полный порядок в тарелке. Ломтики малосольного лосося лоснятся свежестью, а порезанный лимон собран в затейливое украшение.

После изумительного бисквита я принял решение и подозвал официантку.

— Кто всё это готовил? — показал я на наш стол.

— Хозяйка наша, кто же ещё, — с тревогой ответила она.

— Передайте ей моё искреннее восхищение и попросите её подойти к нам, когда она освободится, — успокоил я женщину, добродушно улыбаясь.

— Сейчас позову, — оттаяла официантка, и улыбнувшись нам обоим, танцующим шагом отправилась на кухню.

Вот жеж, что доброе слово делает. Вроде и не девочка, а как плывёт.

Хозяйка долго ждать себя не заставила. Пришла ровно через столько, сколько женщинам нужно времени, чтобы быстренько привести себя в порядок перед зеркалом.

— Его Сиятельство князь Бережков, — представил меня Филатов, когда женщина с немым вопросом остановилась около нашего стола.

— Ох, Господи, — выдохнула она, не зная, куда спрятать руки и что ей делать.

— Присядьте, пожалуйста, и давайте знакомиться, — указал я ей на стул.

Осторожно присев на самый краешек стула, женщина выпрямила спину и замерла немой статуей.

— Как вас зовут?

— Клара. Клара Беккер.

— А как по отчеству?

— Вильгельмовна.

— Вы из немок?

— Если и да, то очень из дальних. Мой дед сюда на службу был отправлен лет пятьдесят назад. С тех пор тут и живём.

— Это ваше заведение?

— Помещение я арендую. Всё остальное за свой счёт покупала и ремонтировала, — напряглась женщина.

— У вас всё отлично получилось. Мне нравится, — оценил я старания хозяйки, — Клара Вильгельмовна, а вы случайно не знаете, как выглядят венские кафе? Не те, что на центральных улицах для гостей города построены, а что-то из тех кафе, которые в маленьких немецких городках существуют. Этакие уютные семейные кондитерские, куда можно придти вечером и спокойно почитать книгу под чашку кофе, попить глинтвейн, глядя на огонь камина, пообщаться с друзьями. Иногда туда приходят дети гостей, чтобы сыграть что-то на музыкальных инструментах и получить в награду порцию мороженого. А если у них хорошо выходит, то взрослые ещё и потанцуют под их музыку.

— А вы, Ваше Сиятельство, такое кафе видели? — попытался спасти Клару Филатов, заметив, что она замерла, прикрыв глаза, и явно не была готова что-то сказать.