— Это была дуэль? — спросил он.

Непонятно, зачем. Какая разница, кто его более удачливый предшественник? Тот, кому досталась встреча с Тенмаром, еще не способным прикончить более слабого.

Подполковник рассмеялся — коротко и зло. От такого смеха станет страшно и приговоренному. Роджеру — стало.

— Я собирался не убить, а спасти, — объяснил Анри. — А он мне сказал: «Бесполезно». Точнее — она. А убить я ее не смог. Ни ее, ни ее сестру. Как вы думаете, я был тогда прав, капитан?

Трясина… Трясина из крови и грязи — топит, топит, топит!..

Может, и хорошо, что Роджер сегодня умрет. Лучше, чем во сне — захлебнувшись в мерзком ужасе!

— Так вы потому решили убить меня не сразу? — горько усмехнулся Ревинтер. — Чтобы я понял, каково это — быть беспомощным? Ошибаетесь. Мне это и так хорошо знакомо. Могли бы не стараться.

— Сколько тебе лет, Роджер?

На «ты» и по имени. Издевается? Наверняка. И зачем Тенмару ответ, известный и так?

— Двадцать один.

— Тебе не кажется, Роджер, что уже поздно ссылаться на тяжелое детство?

Ревинтер прикусил губу. Глупо объяснять врагу (и не только ему), что такое — быть самым младшим и никчемным из графских сыновей. Игрушкой отца.

Зачем во всё это вникать тому, кто от рождения получил силу, красоту, талант, графский титул? И знание, что в будущем станет герцогом. «И в придачу — отца, ничем не лучше твоего», — услужливо добавила память.

— Что вы с ними сделали, Темный тебя подери, Роджер Ревинтер⁈ Ты и твой змеиный папаша?

В последний раз Роджер видел Тенмара таким на плацу. В первую квиринскую встречу. Но тогда подполковник сдержался. Ради Кристиана.

А сейчас — сорвался. И это — страшнее, чем представлял Ревинтер. Даже на арене Анри держался. Даже после…

Соленый вкус. Кровь? Ревинтер-младший вновь прокусил губу. И опять не сразу заметил.

Ничего — сейчас здесь крови будет много. Из горла… или из груди. Как Тенмар решит. Еще можно из живота — чтобы подыхал подольше.

Статуя получит-таки жертвоприношение. Он любил при жизни кровь — этот Аврелиан то ли Второй, то ли Третий Великий.

— С младшей — ничего. Правда — ничего. Всеслав Словеонский добился помилования для всей их семьи. Даже для самого лорда. Старшая… Эйда… — Ну, давай, говори, мерзавец! — Нашу помолвку разорвали. Эйду вернули семье…

Стальной холод ушел от горла. А боль обожгла лицо, белым огнем расколола потолок.

Аврелианова тога царапнула спину. А стена добавила по голове — едва не лишила сознания…

Не лишила. Значит — еще не всё.

Роджер открыл глаза. Черные мухи отплясывают хоровод. Тенмара толком не видно — силуэт расплывается.

Первый порыв — ощупать лицо. Но сквозь исчезающий туман смотрят угольные глаза, а из них — непроглядная огненная тьма. И Ревинтер внезапно понял — до стрельнувшей в разбитых губах боли! — что никаких порезов нет. Тенмар ударил кулаком. Левой — наотмашь.

Теперь на губах наверняка останется шрам. Еще один. В компанию к тому, давнему…

— Продолжайте.

Клинок валяется у самых ног. Беспомощный — как и его хозяин.

Зала угрожающе закружилась при первой же попытке встать (двинул бы Керли — хуже б и то не было!). Но не просить же пощады у врага…

Ухватившись за руку надменного Аврелиана, Роджер с трудом поднялся на ноги. Немедленно пошатнувшись.

На сей раз Анри никуда не торопится. И всё равно — скользит. Танец смерти… Южане — прирожденные мастера клинка.

Уходя от удара, Ревинтер вдруг резко развернулся вполоборота — неожиданно для себя. Серж показывал такое раз пятнадцать — и никогда столь удачно не получалось. А тут — инстинктивно. У вконец измотанного, с раскалывающейся головой…

И Тенмар, железный Тенмар тоже этого не ожидал. Иначе с чего открыл левый бок? Роджер вскинул клинок… и отвел удар в сторону. Проклятая боязнь крови подвела и сейчас! Роджер Ревинтер не сможет убить Анри Тенмара — даже защищаясь.

Точнее — Ревинтер смог бы, а Николс — нет. Никогда. Ему и гада последнего — хлеще себя самого! — теперь не заколоть…

Анри неожиданно отступил на шаг назад.

— Всё, Роджер, — в тихом голосе больше нет ненависти. Только смертельная усталость.

Бывший каратель вскинул на противника враз похолодевший взгляд. И лишь тогда осознал, что «всё» — это не «конец тебе, проклятая мразь!», а «бой окончен».

А еще понял, что больше не осталось сил — ни для радости, ни для облегчения. Просто подкосились ноги, и Ревинтер сполз на холодный пол — к ногам мраморного Аврелиана. И теперь непонимающе смотрел на догорающие остовы свечей…

Чернеющие огарки — в первых лучах утренней зари. Самое прекрасное в мире квиринское утро встает над Сантэей, а противники его и не заметили.

Ночь кончилась.

Роджер поднял глаза на подполковника. Судя по ровному дыханию — тот даже не устал. Если не считать взгляда, конечно. И потомок тенмарских драконов уж точно не допустил бы той ошибки. Никогда и ни за что.

— Это была проверка… — Ревинтер поднял на недавнего врага глаза. — Вы ведь не дали бы себя убить, да? Зачем же… — он бы вновь прокусил себе губы, но они и так — все в крови. Почти засохшей.

И вдруг понял:

— Вы проверяли, могу ли я убить? Не соврал ли Сержу?

Вот сейчас Тенмара действительно захотелось убить. За всю эту ночь!

Анри молча забрал у противника оружие, повесил оба клинка обратно на стену:

— Садись.

Ревинтер поплелся назад — к знакомой скамье. Будет поить, бить, гонять по залу, расспрашивать?

— С какого времени ты видишь кошмары?

Требовательные глаза твари из Бездны. Бывает ледяное пламя? Еще как! И жжет сильнее обычного.

— Трясину, где тону — с лета… того лета…

Судя по взгляду — сейчас опять в морду даст!

— Камни двора?

Не дал.

— С Месяца Сердца Осени…

— Уверен?

Полностью. Первый кошмар — ледяные камни. И стекают по лицу струи мерзкого дождя…

Пронизывающий озноб медленно, по капле забирается в кости. Выгрызает из тела остатки тепла. Заменяет тупой, всё усиливающейся болью!

Есть такая пытка на Востоке — бесконечно лить на человека воду. Как они еще не додумались там до выстывших камней — до кучи?

А дождь всё льет — и невозможно отвернуться. Хоть лицо давно превратилось в сплошной комок боли!

И — холод, холод, холод!..

— Уверен. Конец месяца. Последняя неделя. Двадцать девятый день.

— А сейчас вспоминай — и не вздумай врать! — всех крестьянок с Рождения Зимы по Сердце Весны того года. Всех, кого удостоил вниманием лейтенант войск карателей Роджер Ревинтер, тогда еще не виконт Николс!

Так не спрашивают. С подобной выжженной ненавистью во взгляде и в голосе — трясут, бьют головой о стену, плетьми забивают насмерть. Медленно.

— Не было крестьянок… — бесцветным голосом выговорил Роджер. — Я…

— Можете мне не рассказывать. Тех, кто отрывался от вашей доблестной армии, мой отряд расстреливал лично! — пояснил Анри Тенмар. Его щека дернулась. Левая. — Они во многом признавались. Да и деревни после вашего… пребывания видеть доводилось. Значит, с крестьянками разбиралась солдатня? А вы просто стояли рядом и не вмешивались? Уже лучше.

Лучше? Да Тенмар с таким «лучше» сейчас без всякого оружия голыми руками порвет! На много маленьких бывших карателей.

— Роджер Ревинтер, вы видите кошмары глазами человека одной с вами крови. Вашей дочери — если говорить прямо. Родилась она в Месяце Сердца Осени — полтора года назад. И когда вы на грани жизни и смерти — это значит, что там же сейчас и она. Вам всё ясно? Кто ее мать — вам знать лучше. Если соврали — попробуйте методом исключения. Вспомните, кому вскрыли горло, кому — нет. И как ваша дочь оказалась там, где оказалась, — вам тоже знать лучше. Вы, возможно, предотвратили бы это — если б не прятались от жизни и собственных грехов. Вы свободны, капитан Николс.

3

Сегодня утром обязательно случится что-нибудь хорошее! Серж Кридель проснулся именно с таким предчувствием. И нахальный солнечный луч, немедленно ткнувшийся в нос, уж точно не смог испортить настроения.